Клад

насупился и, достав из полевой сумки лист бумаги, сухо спросил:
- Капустина Тамара Петровна одна тысяча девятьсот сорокового года рождения? Позвольте ваш паспорт.
- Капустина я! А вы-то кто?
- Извините! Я ваш участковый, лейтенант Филькин, Владислав Федорович.
- Вона как! Лейтенант! А ко мне почто?
- Ходят слухи, Тамара Петровна, - просматривая паспорт и делая какие-то пометки в бумаге, ответил лейтенант, - что вы нашли клад. Согласно статьи 233 Гражданского кодекса Российской Федерации, в случае, если клад имеет научную или историческую ценность, то он принадлежит государству.
- Какой еще клад?  Нету у меня никакого клада!
- А вот на столе у вас лежит одна любопытная монетка. Откуда она у вас?
- Нашла. На улице. Вот шла и нашла!
- Допустим. А вот граждане Федотов и Воронов показали, что таких монет у вас целая сумка. Где она?
- Это еще кто такие?
- Вы знаете их, как Рыжего и Ташкента.
- А-а-а! Тогда понятно. Да нет у меня никакой сумки, хоть обыщите! И не было никогда. Это им спьяну померещилось.
- Померещилось, значит! Хорошо! А вот скажите мне, Тамара Петровна, вы правда научный работник?
- Ну...Как сказать? Работала я в одном институте. Правда уборщицей. Но давно. А что?
- Да нет, все в порядке! В общем, Тамара Петровна Капустина, я вам советую прислушаться к голосу своей совести и поступить по закону. Я вас пока предупреждаю. До свидания!

   - Ишь ты, по закону! По совести! А как пенсия четыре с половиной, так про совесть молчат! Хрена вам! - ворчала старуха после ухода участкового, -  Нету у меня ничего, - и потрогала на груди тугой сверточек.

   Зевая и почесываясь, старуха сняла халат и надела кружевную ночную сорочку небесно-голубого цвета. Разобрала постель и легла, выключив свет. Через минуту она засопела, а через две уже храпела так, что позавидовал бы пьяный извозчик.

  В середине ночи ей послышался какой - то странный звук. Она встрепенулась и поднялась на постели, стараясь вслушаться. Наконец старуха услышала скрип тихих шагов и размытый луч фонарика скользнул по занавеске, висящей вместо двери. Кто-то хриплый произнес громким шепотом:
- Нету под столом нихрена! На что другой голос, сиплый, ответил:
- Нету под столом, ищи в другом месте. Чего встал?

Тамара Петровна в ужасе застыла на постели, словно окаменев, но спустя несколько секунд ее руки нервно зашевелились и она тихо, стараясь не скрипнуть, сползла на пол и полезла под кровать. Узорчатый подзор, свисавший до самого пола, надежно укрывал ее от посторонних взглядов и, чтобы увидеть ее, надо было приподнять подзор. Заползая глубже, к стене, старуха вдруг натолкнулась рукой на холодный металлический предмет. Осторожно ощупав его, она поняла, что это тот самый револьвер, который якобы почудился ей. В страхе она отдернула руку, но поразмыслив, крепко зажала в руке рукоятку револьвера, направив ствол в сторону двери.

  В комнате, между тем, продолжался негласный обыск. Двое мужчин, пыхтя, сопя и постанывая от соприкосновения с углами тумбочек и шкафов, искали старухин клад. Лучи фонариков метались по комнате, подрагивая и замирая. Тихо хлопали дверцы шкафа, скрипели петли серванта, звенела посуда.

  Наконец край занавески отогнулся и робкий луч фонарика, зажатый в руке, скользнул по постели старухи. Метнулся туда - сюда и пропал. Хриплый голос сказал:
- Слышь, Будяй, а старухи-то нет!
- Как нет? Спать должна! Какого хрена?
- Ну нету, гадом буду!
- Вот сука! Ладно, глянь, может там сховала.

Свернувшаяся в комок Тамара Петровна напряглась, зажав оружие в своей сухой руке и, когда край подзора пополз вверх, нажала на спусковой крючок. Ее рука, снова выронившая револьвер, больно ударилась о сетку кровати и сама она, от громкого звука, дыма и испуга, замерла в нелепой позе, подвывая и ожидая неминуемой смерти.

    Крик и мат доносились из комнаты. Один, громко топая бежал, а второй, скуля и матерясь, просил бежавшего не бросать его.
- Будяй, Будяй, не бросай меня здесь, подожди, дай руку. Я идти не могу, она мне ногу прострелила!
  Но, не услышав ответа, раненый, в голос матерясь, вскоре самостоятельно выбрался из дома и в комнате стало тихо.

  Ошеломленная происшествием, Тамара Петровна пролежала под кроватью до рассвета. Только тогда она , найдя вновь утерянный револьвер и крепко зажав его в руке, выбралась на свет и прошла в комнату. Капли и лужицы крови показывали, что пуля нашла свою цель. Кругом валялось выброшенное из шкафа барахло, дверцы серванта были открыты, под ногами хрустело стекло. На столе все так же одиноко лежал серебряный полтинник, не замеченный грабителями.

   Кое-как наведя порядок, старуха устало опустилась на стул и задумалась. Наконец она поднялась, и решительно вышла из дома. Пройдя по знакомому маршруту, она подошла к заборчику и решительно и яростно сказала испуганному Рыжему:
- Слышь, ты! Скажи этим...Еще раз увижу, перестреляю к чертовой матери! Понял?
- Да понял, понял.! Ты, мать, только не ругайся! Все передам!

   Повернувшись, она пошла домой и внезапно обратила внимание, что из окон домов на нее смотрят жители деревни. Смотрят, кто со страхом, кто с уважением, а кто и с надеждой. И под этими взглядами Тамара Петровна подняла голову, выпрямила спину и пошла, как победительница, гордо смотря вперед.

(С) Варламов Евгений Степанович (Юджин Гебер)
2.12.2010 г.