миром мёртвых. Блюдце, вопреки ожиданиям, не задвигалось по бумаге, как бешенное.
Эх, да что же это я – накрутила сама себя, поверила в какую-то ерунду? Ну не дура ли?
Я уже готова была потушить свечи и всё убрать, как вдруг услышала:
- Нина!
Голос раздавался из-за спины. Я стремительно обернулась. Мамочка дорогая! Что это? В настенном зеркале, вместо своего собственного отражения, я увидела старого знакомого из Салоу. Чтобы не закричать со страху, я быстро зажала себе рот рукой.
- Не бойся, Нина, - сказал мне пришелец по-английски. – Я всё равно не смогу покинуть зеркала. Звонить никуда не надо. Сообщение про бомбу предотвратит беду, но тебя посадят. Скажешь про больницу – ничего не изменится. Мама купила в поезде журнал – выбрось его.
Мой испуг постепенно сменялся удивлением. Журнал? Причём здесь журнал? Как сеньор Видаль себе представляет – догнать поезд, вырвать покупку из маминых рук, выбросить в окно? А если это даже каким-то чудом удастся, как это поможет избежать катастрофу?
- Выбрось, когда мать приедет. Или хотя бы вырви последнюю страницу. В ней ваше несчастье.
- Значит, крушения поезда не случится? – я не верила своей радости.
- Нет. Из Орехова-Зуева мать вернётся живая.
Только услышав это, я позволила себе вздохнуть с облегчением.
- Спасибо, сеньор Видаль, я всё сделаю. Только почему тогда, в Салоу… - мне было жутко любопытно, и почему этот молодой офицер назвал мою маму дочерью Евы, и почему решил предупредить нас о грозящей опасности.
- Твоя бабушка – моя дочь Евлалия. Ирэна – её сестра-близнец. Когда девочек вывозили на корабле, она заболела и умерла. Записали, что это Ева. А сами они были слишком малы, чтобы выучить свои имена.
- Ничего себе! – вырвалось у меня. – Так Вы, получается, мой прадед?
Тут я запнулась. Вдруг отцу моей бабушки это не понравится? Вдруг он скажет: «Молчи, крысёныш! Тебя вообще на помойке нашли!», как другой мой дедушка – папин отец. Правда, он тогда был сильно выпивший, но и трезвый он относился ко мне не намного лучше. Как и многие, дедушка был уверен, что ребёнок, брошенный алкашкой, не может не вырасти пьяницей. Когда мы собирались на семейных праздниках, я, уже будучи взрослой, боялась пить вино – дедушка тут же начинал на меня коситься: ну вот, я же говорил! Так до самой смерти не простил мне, что не родная.
- Про помоечную – это ты брось! – прадед из зеркала пригрозил мне пальцем. – Ты дочь моей внучки, и неважно, сама она тебя родила или нет.
- Спасибо, дедушка! Ты хороший!
Мы говорили до самого рассвета. Дедушка Игнасио, как я уже успела окрестить нового родственника, рассказывал о своей жизни, о родине, о жене Марии, моей прабабушке, о бабушке, когда она была малышкой. Она родилась такой слабенькой, что врачи всерьёз опасались за её жизнь. Девочку нарекли Евлалией в честь святой мученицы, в день почитания которой и родились близняшки. Прабабушка надеялась, что святая защитит крошку, став её небесной покровительницей. Как оказалась, надеялась не зря – бабушка стала быстро идти на поправку. Кто бы мог подумать, что из них двоих именно Ирэна уйдёт так рано? Ирэна, которая всегда была здоровее и крепче сестры.
Рассказывал дедушка Игнасио и о гражданской войне, о генерале Франко, о зверствах, что учиняли верные солдаты кадудильо. Поведал и про свой последний бой, в котором франкисты одержали верх. Много людей тогда погибло. Самого дедушку Игнасио с кучкой солдат взяли в плен. Его решили сразу расстрелять.
- Тогда я распахнул мундир и сказал: «Стреляй, сволочь фашистская! Смотри, как умеют умирать настоящие патриоты! Да здравствует Республика!». Фашист, конечно, выстрелил…
Я смотрела на прадеда: гордая выправка, прямой взгляд… Без сомнений, именно такой он стоял перед врагом, бесстрашно глядя в лицо собственной смерти. А бабушка… теперь понятно, в кого она такая упрямая, идейная, несгибаемая. К счастью, жизнь у нас выдалась достаточно спокойная, так что видеть свою бабушку перед лицом смертельной опасности мне не довелось. Но в различных жизненных ситуациях она никогда не теряла присутствия духа. И даже проигрывая, ни перед кем ни унижалась, не просила пощады, не говоря уж о том, чтобы идти против совести. Конечно, я не верю во всесилие генетической наследственности, но считаю, что каждому от рождения даются некоторые задатки, которые в процессе воспитания либо превращаются в черты характера, либо отмирают, не получив развития. Если так, то приёмные родители вполне успешно развили в моей бабушке смелость и достоинство – то, что досталось от родного отца.
- Да и ты, Нина, вижу, не из робких, - сказал прадед. – Не побоялась одна в квартире вызывать духов. Другая бы на твоём месте, как только увидела бы меня, упала в обморок.
- Да нелогично вроде бы: сама позвала – и падать в обморок. Даже в какой-то степени невежливо. Но скажи, дедушка Игнасио, почему бабушка Мария не пыталась забрать дочку?
- Фашисты её убили. А прежде надругались. Но об этом я узнал уже после того, как меня самого расстреляли.
Лицо прадеда оставалось неподвижным, голос тоже не дрогнул, но очевидно, ему было тяжело говорить об этом. Поэтому я быстренько перевела тему на бабушкину покровительницу. Кто она такая - святая Евлалия?
Дедушка Игнасио с удовольствием поведал мне про пастушку из Барселоны, жившую во времена римского императора Диоклетиана. Тогда, по закону, поданные Римской империи должны были поклоняться римским богам. Христиане, которые отказывались это делать, подвергались гонениям. Евлалия была христианкой. На городской площади она смело подошла к игемону и сказала: «Зачем ты губишь невинных людей, судья неправедный? Люди должны служить одному истинному Богу». За столь дерзкие речи она, по приказу рассерженного игемона, была замучена насмерть.
Я вспомнила, как когда-то читала книжку «Имя. Характер. Судьба». Не знаю, как насчёт судьбы, но после этого мне невольно верится, что на характер имя и вправду способно как-то влиять. Я не знаю, что моя бабушка сказала бы тому, кто мог бы реально её убить, но начальству, которое могло её лишить премии или даже уволить, не стеснялась говорить правду в лицо.
Тем временем небо на востоке всё сильнее напоминало разбавленные водой чернила.
- Прости, Нина! Я бы говорил с тобой ещё, но уже светает – я должен исчезнуть. Если ты не возражаешь, я буду тебе сниться.
- Конечно, дедушка Игнасио! Я буду очень рада тебя видеть. Прощай! До встречи!
- До встречи, Нина! Не забудь про журнал!
Я потушила свечи, перевернула блюдце, как положено при окончании спиритического сеанса. В противном случае, астральная сущность будет некоторое время летать по квартире, высасывая энергию из живых.
За окном розовела заря. Диск солнца выглядывал из-за крыш, возвещая о начале нового дня. Я перевела взгляд в зеркало. Моего прадеда там не было – только моё собственное отражение удивлённо смотрело с той стороны стекла.
Уже суббота. На работу идти не надо. Лечь поспать? Но я прекрасно понимала, что сейчас вряд ли смогу заснуть. Переодевшись в домашний халат, я пошла на кухню – варить свой любимый кофе с лавандовым сиропом. Это первым долгом. Потом поставлю хлебопечку. Да, и пора бы уже навести порядок у себя в столе. А то вечно в нужный момент ничего не найдёшь!
Мама приехала в воскресенье ближе к вечеру. Ещё никогда я не встречала её с такой радостью, не кидалась обнимать и целовать так, словно целый год не видела. Мама даже удивилась:
- Нин, ты чего? Так соскучилась?
- Наверное, - ответила я.
Хотя, честно признаться, не до скуки мне тогда было. Но рассказать матери о разговоре с покойным прадедом я была ещё не готова. Как-нибудь потом, может, и решусь, но не сейчас. Сейчас главное – журнал.
- Что интересного купила?
В сумке-тележке большая тыква, окружённая со всех сторон толстыми огурцами – это с огорода. Зелень петрушки, укропа, листья салата – тоже всё наше. Покупное – творог, шоколадные сырки, мои любимые, куриный рулет на завтрак. А вот и то, что я искала. Самый обычный женский журнал с модой, рецептами, домашними советами, кроссвордами. Это вот так выглядит смертельная опасность? Однако!
- Я посмотрю, хорошо?
Не дожидаясь ответа, я унесла журнал в свою комнату. Только там решилась заглянуть в конец. Очень уж любопытно было узнать, что там такого, отчего мы с мамой можем умереть. На последней страничке была сплошная реклама: крем от морщин, туры по Восточной Европе, мультиварка, кольцо и серьги с сапфирами. Интересно, что имел в виду дедушка Игнасио? Что увидит мама красивые украшения и убьётся с горя, что они ей не принадлежат?
И всё-таки журнал я, как и обещала, выбросила в мусоропровод. Мама потом спрашивала, куда я его дела – оказалось, не успела дочитать там одну статейку. Я соврала, что куда-то сунула и теперь не могу найти.
- Кошмар! – бабушка покачала головой. – Отметил кто-то новогодние праздники!
В другое время я бы позавидовала тем счастливцам, которые, проснувшись утром первого января, спешили с чемоданами в аэропорт и через пару часов, налюбовавшись землёй с высоты, оказывались в Праге, чтобы провести три дня в этом красивом старинном городе и вернуться на родину довольными, отдохнувшими. Но сейчас это удовольствие обошлось некоторым слишком дорого. На экране санитар выносил из-под обломков самолёта чьё-то укрытое простынёй тело. Никто из тех, кто летели этим злосчастным рейсом Прага-Москва, не выжил.
- Так я не поняла: с чем делать пирожки? – вернулась бабушка к разговору, прерванному экстренным выпуском новостей. – С капустой или с картошкой?
- Наверное, лучше с капустой, - ответила мама после некоторого раздумья.
- И с грибами, - добавила я.
- Вот грибная душа! Хорошо, сделаю половину с грибами.
До вечера я помогала бабушке заводить теста, жарить начинку, лепить пирожки. А из головы почему-то никак не выходила мысль, что сейчас вот меня могли так же нести на носилках из разбившегося «Боинга». И бабушка вместо того, чтобы вместе со мной печь пирожки и болтать о разных бытовых пустяках, варила бы поминальную кутью, спрашивая Господа Бога: за что? Нет, вряд ли – новогодние туры в Чехию слишком дорогие, мы бы не потянули. Тем более, что на отдых в Салоу потратились изрядно. Так что умереть нам в ближайшее время если и суждено, то от чего-то другого. Расспросить бы дедушку Игнасио, что к чему.
Отца моей бабушки я увидела во сне сразу после Рождества Христова. Святки – время, когда граница между явью и навью становится тоньше обычного. Оттого в эти дни вплоть до Крещения так хорошо гадать на будущее. Я в прошлые годы пыталась погадать на суженого то на зеркале, то на гребне с водой, но ни разу мне не удавалось никого увидеть. Теперь же после контакта с призраком прадеда я стала как-то побаиваться этих гаданий. Главным образом из-за того, что, как предупреждали, может явиться не суженый, а чёрт в его обличьи. А с таким контингентом лучше дела не иметь.
- Нина, - в моём сне дедушка Игнасио говорил по-русски, - ты молодец! На этот раз ты сделала всё правильно. Я опасался, что ты по молодости забудешь, не воспримешь всерьёз. Но теперь угроза миновала.
- А в чём была угроза? – не удержалась я от вопроса, который мучил меня ещё с тех пор.
- Помнишь, когда ты открыла последнюю страницу того злосчастного журнала, там
