Добрых три четверти часа он стоял возле зашторенного окна и курил в форточку, - какую по счёту? – папиросу. От никотина в горле першило. Неприятно саднило в груди. В просторной комнате со спартанским убранством от потолка и почти до середины висели плотными слоями тяжёлые полосы сизо-жёлтого табачного дыма. Прохладный ветерок, ночной баловник-проказник не успевал выгонять прочь из помещения ядовито-сизую воздушно-дымовую смесь.
«Было ли ошибкой, не могу утверждать точно. Смысла нет продолжать дальше. Да и со стороны, знаешь ли, сведущие люди посоветовали».
Да уж, что точно, так то, что советчиков развелось, что червей в выгребной яме. Уж они-то насоветуют, порекомендуют невесть что; нет чтобы, что-нибудь путное. Так нет же, обязательно с заковыринкой…
Чушь, однако, всё…
А за окном смеркается. Одно приходит на смену другому.
Рассвет – закат. Полный ярких красок закат – угрюмо-серый рассвет. Полдень – полночь. Выплеснувшаяся алмазным светом звёзд полночь – погрязший в затяжном унылом дожде полдень.
Куда ни кинь, всюду клин.
Вереница тусклых воспоминаний на живописном фоне прожитых лет. Если принять за оговорку, вполне можно предположить, вспомнить, всё-таки, есть что: чуть ударишься в воспоминания, все события, большие и маленькие, достойные внимания и мало примечательные по значимости пролетают мимо, как дым из печной трубы, срываемый резким осенним вихрем.
И что с того, проносятся лица, их мельтешение беспорядочно. Одни радостные, другие печальные, третьи восторженные, четвёртые – грустные. Коли напрячься чуток, то и вспомнишь их всех по именам. В то же время, память будто вымели тщательно дворницкой метлой – сияет горница девственной чистотой. Похожа на книгу с чистыми страницами. Готова принять всей крепостью мощной груди вербальный натиск новых записей.
Мало, что ли, было впечатлений за предыдущую прожитую жизнь? Если старательно подумать, мало. Да и была ли жизнь настолько длинна, чтобы успеть запечатлеть на её страницах нужные события? Куда прикажете девать ненужные? Выбросить? Как вышедший из употребления кремневый скребок? Служил-служил, отпала необходимость, прочь с глаз! Глядишь, кто-то когда-то позарится, наткнувшись на ненужные воспоминания в толстом пласте культурно-бытовых наслоений. А если они не проглянут сквозь мусор и хлам, то никто и не позарится, выходит.
Как точно определить длину жизни? С какой мерой подойти, с каким критерием?
Одни не успеют из пелёнок выкарабкаться, как их имена звучат пламенной песнью на всех площадях, продуваемых всеми ветрами. Жизнь их, - вспышка, сверкнёт и погаснет, но помнить о них будут, будут слагать легенды и песни и передавать из уст в уста.
Другие, наоборот, еле влачат нехитрый скарб накопленных лет, плетутся следом за тенью, прячась от солнца; всё ворчат, всё жалуются, всё не могут ничем удовлетвориться; то солнце мешает, то ветер дует, то снег некстати, то дождь проливной. Приходят незаметно, незаметно исчезают.
Папироса быстро – сказывается долгая привычка курения – в три затяжки искурена. Научился тугую бумажную гильзу, набитую ароматным табаком вытягивать лёгкими в быстром темпе. Теперь, чтобы накуриться не хватает трёх-четырёх папирос. Избалованный пристальным вниманием организм требует всё больше и больше допинга.
«Кашель, отдышка не мучают? Нуте-с, нуте-с… Удивительно ровное и спокойное дыхание, как и пульс. Великолепно. Что у нас с кардиограммой? Так, говорите, нет отдышки, бессонница не посещает? Нет… Что ж, просто замечательно! Сердце бьётся как у молодого двадцатилетнего юноши. Похвально, похвально! Ну-с, что же, могу только поздравить, не каждый в вашем возрасте может похвастаться таким состоянием здоровья. Признайтесь, как это вас угораздило, а?»
Он разделяет оптимизм эскулапа. Знает, давно пора уйти вслед за друзьями, но что-то или кто-то настойчиво препятствует и держит здесь. Вот стоит, курит и думает – почему? За какие такие заслуги? Думает и курит – сбился по счёту – которую папиросу подряд в открытую форточку зашторенного окна. В горле сильно першит. Саднит неприятно в груди. На полном автомате от тлеющего огонька окурка прикуривает новую папиросу.
Где она, справедливость? Друзья все там, им хорошо. Вместе не скучно. Он – один.
Справедливо, да? существует ли она на этом распрекрасном белом свете и на гипотетическом белом свете том? Взяв за аксиому, придётся согласиться, существует в несколько видоизменённом состоянии повсюду. В любое время. Пусть им, друзьям и подругам, ушедшим туда, будет хорошо, потому что их много и они уже там.
«И будет неплохо мне, - поблескивает мысль солнечными искрами на острых пиках его сознания, - потому что вопреки всему я всё ещё здесь. Хоть и один».
Якутск. 21 марта 2016г.