Мой город. Я всегда говорил с тобой, только шепотом, едва слышно…
Я не родился здесь, меня привезли к тебе в полтора месяца, чтобы потом снова увезти за тысячи километров. Но мое детство навсегда переплелось с тобой.
Мальчишкой, заглядывая через забор бывшего ботанического сада пединститута, на Харитонова, подолгу смотрел на розы. Они росли в глубине, ближе к реке. Вдоль забора бегали огромные овчарки. Затаившись, оставаясь незамеченным, я следил, как по волшебным аллеям ходят те, кто ухаживал за садом. Говорят, в нем было много редких растений. Я же помню лишь розы. Высокие, низкие, красные, розовые и белые. Посреди ботанического сада стоял дом, как мне тогда казалось, огромный, с множественными хозяйственными постройками, примыкающими к нему. Все эти хаотичные строения объединял огромный навес из шифера или железа – не помню. В одной из этих пристроек жила лошадь. Хоть забор высокий, но между плотно прижатых друг к дружке досок, все же можно было отыскать небольшую щель. В нее я наблюдал, как из дома выходил бородатый дедушка и шел под навес. Через несколько минут из тени навеса, встряхивая рыжей гривой, появлялась лошадь, она царственно пробегала по двору и останавливалась возле хозяина. Наверно, это самая обычная лошадь, но тогда она казалась мне чем-то сказочным, загадочным… Розы, высокие деревья, заросшие аллеи, и посреди всего этого – дом и лошадь… Как хотелось туда, за забор…
И вновь меня увозили от тебя, мой город. Аэропорты, железнодорожные вокзалы и другие города, бесконечное множество городов. Но я возвращался к тебе. Когда мы с родителями жили на севере, ты мене казался самым желанным и теплым. Часто, слушая звуки вьюги, я вспоминал дурманящий запах акации и ночной фиалки, звуки цикад. Ты был всегда со мной, мой город. Ступая по спорышу бабушкиного двора, я уже знал, что меня ждет мягкая пуховая перина и огромная подушка. Чай с малиновым вареньем и коржиками, которые каждый день пекла бабушка. Я знал, что нужен здесь, и любил тебя. Эгоистично, по детски…
Помню старую площадь Освобождения. Узкая дорога, со стороны моста – частные домики, они надежно прятались в зелени листьев. Мне тогда казалось, что там, среди оврагов и кустарника живут колдуны и разбойники. Здесь я тоже подсматривал через щели в заборе, чтобы увидеть бабу Ягу или злых гномов…
Помню, как мы с мамой ловили бычков, сидя на берегу Саксагани, на Ходича, а затем поедали их, целую сковородку, хрустящих, не оставляя даже хвостиков.
Я рос, мой город. Глотая сырой туман, шел на нулевые пары в пединститут, по проспекту Гагарина. Сидя перед зачетами в художественных мастерских на четвертом этаже гуманитарного корпуса, глядел на твои пятиэтажки с тоской. Ты мне переставал нравиться, как раньше. Ты казался мне серым и убогим, я чувствовал свое превосходство над тобой…
Потом армия. Госпиталь. Теряя сознание от боли, я мысленно проходил по улице Харитонова, вдоль ботанического сада и поворачивал на Черняховского, стискивая кулаки, глотая слезы. Там, за высокими деревьями, утопая в цветущих вишнях – бабушкин дом… Я снова любил тебя, мой город. Ты был моим спасением. Моим спасителем…
Я вернулся. Хромая, опираясь на железную палку, бродил по аллеям парка Правды. Глядел на темную воду под «мостом влюбленных», вспоминая рассказы отца об этом месте. Его прозвали «Волчье горло». Многие жизни оборвались здесь, на слиянии двух рек – Ингульца и Саксагани, подводные течения тому виной, или водовороты, но название говорит само за себя…
Я вновь жил с тобой, мой город. Но время берет свое. Мне становилось тесно среди твоих домов. Меня тянуло к славе, мечтой моей теперь стал Лондон, с его историей, с его, как мне казалось, незыблемыми традициями. И я уехал от тебя. Небрежно махнув из окна вагона. Глядя на тебя уже по-столичному, отрешенно…
До Лондона не добрался, не судьба, зато попал в Москву. И здесь стал ненавидеть тебя, мой город. Воевать с тобой. Ведь там, где ты – остались мои родители, бабушки и дедушка. Я доказывал себе, что это не важно, главное карьера, главное вырваться подальше. Возвращаясь в съемную квартиру в Бирюлево, разгоняя в темном подъезде голодных крыс, сидя в крохотной комнатке и заваривая воду электрокипятильником, в железной кружке, чтобы раскисла вермишель быстрого приготовления. Я ненавидел тебя. Потому, что знал, что ты ждешь меня, терпеливо ждешь. Но я не мог сдаться, вернуться к тебе побежденным, раздавленным. Я должен был доказать тебе свое превосходство. Работа. Другие квартиры. И вот – Академка, пристижный район, две комнаты в моем распоряжении. Стабильный доход, даже уже московский акцент. И ты занервничал, ты поверил, что я могу уехать навсегда. Ты стал посылать гонцов, я встречал их в метро, на улице, возле офиса. Те, с кем дружил с детства, с кем рос. И я понял, что нужен тебе, понял, что ты нужен мне. Я вдруг ощутил неимоверное притяжение. Меня не понял никто, даже родители, все уже свыклись с моим невозвращением, даже ты, кажется, с этим смирился, мой город…
Но я вернулся к тебе. К твоей истерзанной карьерами и шахтами душе. К твоим красным лужам. Вернулся, доказав тебе, что мог остаться там, и себе, что не могу без тебя. Ты – мой город! Я – твой житель! Мы связаны пуповиной рек и телом степей. Моими детскими воспоминаниями и моей взрослой жизнью. Моим бегством от тебя и моим возвращением к тебе…
Сейчас, когда ушли бабушки и дедушки, а следом за ними – мои родители. Я, стоя на железобетонных блоках, что вдоль дороги, ведущей на Всебратское. Глядя на тебя с верха холма. Присягаюсь в верности тебе, мой город. Прости меня за прежние предательства, прости и прими меня – своего жителя, в объятья свои. Мой город! Мой Кривой Рог!
