6.0
Огни свеч зародились на фитилях, разгорелись, заплясали. На разной высоте, короны подсвечников опоясывают шершавые колонны, разрисованные волнистыми мазками копоти. Свет, – ярый в середке и тусклый по углам, – наполнил библиотеку, словно воплотил ее зал внутри тьмы. Будто за стенами – черная вселенная живой субстанции хаоса, которая не обретает форму и обличие, пока ее не касается взгляд.
Меж рядами колонн висит птичья клетка. Словно в сказке, ее размер огромен, чтобы девушка на жердочке казалась дивной птахой, опечаленной неволей. В ее руках блекло мерцает ажурная диадема: тени пляшут на розовом золоте, блики сверкают на самоцветах, просвеченных до глубины. Широкий бант на спине лазурно-голубого платья выглядывает крылышками. Длиннохвостые бантики-бутоны распустились на мысах атласных туфель; невольница касается ими железного дна, чтобы мягко покачиваться на качелях. От малейшего движения противно скрипят цепочки.
Заунывная безмятежность библиотеки длится бесконечным трауром. Льется протяжная нота флейты, а может это просто сквозняк. Стеллажи библиотеки заставлены книгами; несметное число переплетов, за которыми таятся сотни листов и сотни слов на каждой странице. Заключенный здесь нашел бы способ скоротать вечность.
Суета завелась на лестнице башни, когда сапоги засеменили по ступеням, запнулись, и некто с руганью прокатился кубарем до двери. Потирая шишку на лбу, в библиотеку ворвался юноша в зеленном кафтане.
– Что ты здесь делаешь?! – воскликнул он, бросаясь вверх по лестнице и вдоль по антресоли. – Погоди, сейчас я тебя освобожу.
Клетка висит над дырой в полу, слишком высоко, чтобы допрыгнуть; и слишком далеко от перил антресоли, чтобы дотянуться. Юноша схватил плоскую лестницу и перебросил мостом, рожками цепляя за дно. Он приготовился взобраться, чтобы балансируя на перекладинах пройти над пустотой; но пленница обронила:
– Не надо…
Спасатель замер в растерянности.
– Что ты задумала?
Молчание стало ответом.
– Ты должно быть не знаешь новостей, – разражено заявил юноша. – Писарь вызвал дракона, чтобы тот меня сожрал. Но он обознался, и сейчас чудище охотится на Его Величество.
По отсутствию реакции он понял – новость не нова.
– Зачем все это? – отчужденность девушки стала злить: – Что за интригу ты продолжаешь плести? Ведь ты нарочно завела меня в библиотеку, чтобы ловушка с бочкой сработала на мне, а не на короле! А потом задержала писаря, чтобы я успел украсть доспех! Ты знала наперед, как все сложится, а теперь, когда начинается битва, ты предала Его Величество! Ты должна поддержать его, но ты сбежала!
– Так нужно.
– Ух эта развернутая женская аргументация! Обожаю! – юноша всплеснул руками и повернулся к клетке спиной. – Блеск. Слов нет.
Помедлив, он шагнул к стеллажу и подцепил корешок переплета. Книга распахнулась и сама прошелестела страницами. Поправив очки, юноша зачитал:
– Та, кого я считаю своей Музой, кто наделяет мои глаза, мои уши, кончики моих пальцев непередаваемой глубиной чувственности, она – неотъемлемая часть меня. Быть может, это и есть моя Душа, которой я посвящаю творчество и без которой искусство немыслимо. Но перенося на повседневность то ранимое, чуткое восприятие, я неминуемо сталкиваюсь с разочарованием; столь болезненным, словно с пальцев моих содрана кожа и занозы пронизывают плоть. Устроен ли мир так, чтобы душа нуждалась в страданиях? Нужно ли болью удобрять корни творчества, дабы взращивать на ветвях горькие плоды? Есть ли коварство в деяниях Музы?
Юноша захлопнул книгу и небрежно бросил на пол. В тишине прозвучал девичий голос:
– Все это неправда… Боль калечит душу, а не услаждает... Мы же в одной лодке…
На венец диадемы упала слезинка, сверкая ярче самоцветов. Юноша тяжело вздохнул и положил локти на перила.
– Я понимаю, почему ты спряталась. Ты решила избавить Его Величество от той самой чувствительности, дабы закалить его дух. В этом я солидарен тобой. Так нужно. Если же я вмешаюсь сейчас, из меня, – как обычно, – сделают козла отпущения. Нельзя допустить, чтобы писарь снова отвертелся. Он допустил роковую ошибку, явив себя во всей красе. Если все пройдет гладко, то Его Величество, – наконец! – прозреет. Осознает, какому голосу следует доверять. Правда, есть маленький нюанс: дракон может слопать нашего рыцаря… Я бы хотел посмотреть трансляцию поединка, – юноша азартно потер руки. – Не откажи мне в этом удовольствии.
Пальчиком, Муза смахнула слезу с диадемы. Пленница выставила ее между прутьями решетки, но карабкаться по лестнице не пришлось – с капители колонны спорхнул мраморный дятел и перенес посылку. Юноша трепетно принял бесподобную тиару обеими руками.
– А-ах, – благоговейно вздохнул он, несильно преувеличивая свой восторг. Занося над головой, юноша зажмурился…
– Ну, от винта.
…и опустил диадему на белокурую голову.
Когда он поднял веки, вместо библиотечного зала увидел лесной чертог. Гость обнаружил себя на высоте крон, вцепившимся когтями лап в шелушистую кору сосны, прижимающим к тельцу пестрые крылья…
* * *
Заря расцвела над горными хребтами, подрумянила облака. Тени стекли в низины и овраги, а кроны леса покрылись позолотой лучей. Пестрый дятел, что спозаранку принялся выбивать клювом бодрые трели, перескакивает по сосне, роняя чешуйки коры. Вдруг, он охладел к своему занятию; опираясь на хвост, огляделся по сторонам и затаился.
Копыта выбивают дробь из глинистой земли. Богатырский скакун всхрапывает от удовольствия, которое ему доставляет сладкий утренний воздух и прыжки через валежины. Рыцарь невозмутимо придерживает поводья стальной рукавицей. Доспех покрывает матовая пленка росы; щит и меч приторочены к седлу. Всадник несется поперек решетки теней, отброшенных стволами деревьев; мерцает металлом, рассыпая солнечных зайчиков.
Дятел впорхнул и пустился вослед…
…а в далекой вышине, из облака вылетело трехглавое чудовище. Растопыренные крылья сверкнули как слюда; три пары хищных глаз осмотрели поднебесье. И вот шеи вытянулись в одном направлении. Подкрадываясь терпеливо, дракон снова нырнул в небесный сугроб.
0.6
Рабочий день пролетел неуловимо быстро; время иссякло, как песок сквозь пальцы. Руки Валентина задрожали сильней. От вчерашней самоуверенности не осталось и следа. Страх блуждал в теле, ознобом кочуя по органам. Ни на минуту не покидали мысли о предстоящем ужасе; они давили, как стая птиц на фонарные провода – разгонишь их, а они вновь по одной слетаются. Юноша отчаялся в попытках совладать с ними, и все свои силы тратил на непринужденный вид.
Напарник Светы был рассеян сегодня, порой он отвечал невпопад. Девушка всем сердцем обрадовалась, когда в начале смены не увидела синяков на его лице. Позже поняла, что проблема не ушла бесследно. Валентин поблагодарил за вчерашнюю поддержку и не стал ничего рассказывать.
К концу сокращенной рабочей смены, юноша снова извинился за свое подавленное состояние. Девушка посоветовала взбодриться, взяла за руку и повела за собой.
– А разве нам не нужно переодеться?
Света обернулась с лучезарной улыбкой.
– Нет. Там каждый будет в своей униформе.
Открытая зона фитнес-бара расположена на первом этаже, напротив скалодрома. Празднично украшена барная стойка, возле которой собрались сотрудники клуба. Бодрая музыка играет громко, но тише, чем гудят оживленные беседы в разношерстных компаниях. Корпоратив похож на костюмированную вечеринку: улыбчивые айкидоки в белых кейкоги с черными поясами; брутальные качки в майках и шортах; поджарый тренер-теннисист с напульсником и футболист в номерной футболке; девушки в обтягивающих одеждах, удобных для танцев и фитнеса.
Затворнику Валентину стразу стало неуютно от людского скопления. Он захотел, чтобы Света не оставляла его без покровительства, чтобы не пришлось скромно мяться в сторонке, как то случалось в прошлом юноши на всех школьных огоньках. Но вскоре он осознал, что напрасно паникует. Малознакомые инструкторы радушно протягивали руки, здоровались с новичком, когда всеобщая любимица Света вела его через толпу, рассказывая про собравшихся полезные сведения. Валентину было приятно, когда его имя оказывалось известным. Мало-помалу юноша скинул нервозность, напоминая себе, что он уже давно не тот школьник-неудачник, который не мог влиться в коллектив.
И будто бы вся эта прелюдия готовила Валентина к главной встрече. Сердце замерло в блаженной истоме – на высоком стуле бара вполоборота сидит Аня. Для юноши все люди вокруг стали антуражем, безликой массовкой, и только ее лицо, будто бы запечатленное крупным планом, покорило внимание. Он почувствовал, как его щеки запылали.
Света привела Валентина прямиком к Ане, которая смеется в беседе с Настей. Когда глаза Анны встретились с глазами юноши, она с кокетливой улыбкой подала руку. Тоже сделала и Настя, превратив жест в шутку. Девушки засмеялись, а Валентин подосадовал в душе, что утратил внезапный шанс коснуться губами бархатной кожи, почувствовать тепло изящных пальцев.
Поразительно, как легко забылись тягостные думы, донимавшие весь день. Они испарились мгновенно; и вот юноша очутился в Эдеме, где рядом с Аней он испытывает прилив безграничной силы, жаром растекающийся в груди. Но бес дернул за ноги, возвращая на землю обетованную – в стороне от празднующих стоят трое.
Боксер чавкает жвачкой, переминается с ноги на ногу. Антон застыл на стуле в позе рыбака, не везучего на клев. Алексей стоит ровный, как спица; на нем запахнута темно-синяя куртка-доги, и почти до пола опускаются складчатые шаровары-хакама черного цвета.
Валентин извинился перед дамами, заверяя, с какой неохотой он должен отлучиться; стараясь, чтобы сожаление позвучало менее правдоподобно, чем было на самом деле.
Новая компания не проявила радушия. Встревожило и то, что самурай держится в стороне, совсем как зритель. Антон придирчиво заглянул в глаза Валентина.
– Передумал?
Тренер всем видом показывает, что уверенно ожидает “Да”.
– Нет.
Скалодромщик тяжело вздохнул, многозначительно помолчал.
– Ты понимаешь, что если разобьешься – я за тебя отвечать не стану. У меня даже алиби железное: пока ты будешь лазить, я буду ждать здесь. На верхушке я оставил карабин. Принесешь – победил.
Самурай насмешливо изумился:
– Да ты криминальный гений.
– Я простой человек и мне проблем не надо, – развел руки Антон.
Боксер вклинился в разговор:
– А чтоб по-чесноку все было, я сниму твой подвиг на телефон. В сторонке, чтоб не замызгаться, ха-ха.
– Шухер, – пробубнил Антон.
Бармен приглушил музыку, затихли беседы в толпе. Собравшиеся устремили взгляды к лестнице.
Походка Елены на высоком каблуке напоминает о временах дворцовых барышень, и вполне возможно, что таковые были среди предков женщины, нисходящей по лестничному маршу. На ней платье по-деловому сдержанного кроя, но не лишенное изыска. Она одаривает собравшихся аристократической улыбкой; ее встречают аплодисментами и веселым галдежом.
– Благодарю, – блистательной начальнице подали бокал яблочного сока. – Спасибо вам за то, что и в этом году у меня есть возможность поблагодарить вас за успешное сотрудничество. Спасибо
