Домофон

        Естественная потребность организма по малой нужде вытащила Семёна Соломенко из тёплого одеяла. В непроглядной тьме он на ощупь открыл туалетную дверь и сразу наткнулся на что-то пушистое.
      – Тузик! А ты чего тут делаешь? Тоже пришел пописать? Какая собака умная: в туалет ходит!  Ну…уйди…уйди…фу… – Семён отгонял пушистое рукой, но оно его снова щекотало. Голова гудела после  наливки деда Петро. Домашнее изготовление веселящего напитка оказалось убойнее магазинной водки.  С вечера отмечали обретение слуха левого уха деда! После отита дед стал плохо слышать на одно ухо, а несколько дней назад вышел в сумерках во двор и увидел, как какие-то молодцы таскают дрова из поленницы.
      – Стой, стрелять буду, – крикнул дед и стал хлопать себя руками по ногам, будто пытался взлететь.
      Очнулся он от причитаний, сидевшей над ним его жены, бабки Нины. Оказалось, один из воришек двинул его в ухо. А много деду надо? Он решил не взлетать и прилёг «отдохнуть».  Придя в себя, дед схватился за голову и, почувствовав на ладони влагу, подумал, что у него вытекли мозги. Он поднялся и, поддерживаемый, голосящей на весь двор женой, поплёлся в дом. Наутро он с радостью обнаружил чудесное возвращение слуха. Надо же отметить такое исцеление!   
        Как Семён оказался в кровати, он и сам не помнил. Но то, что туалет на улице, Семён помнил и про себя отметил, что надо быстрее в дом, пока не замёрз зимней ночью. Он погладил пушистое:
      – Ладно, Тузик, составь мне компанию – и со словами, кайф, который всегда с тобой, в любом возрасте,  облегчил мочевой пузырь.
«Даже не успел продрогнуть! Знатная наливка у деда! До сих пор горячит организм» – умилялся Семён, кутаясь в одеяло.
        – Наська, эт пошто шуба мокрая? А хто знаеть? Ироды! Хто шубейку испоганил, – голосила с утра пораньше бабка Нина – Да, почятай,  она вона, мочой вонят! Эт, чово ж деется?
          Семён сгрёб в охапку свои вещички и, ведомый чувством самосохранения,  вышмыгнул на улицу.
          Острые снежинки пираньями впились в его тело.
      – Сёмка, ты из объятий любовницы такой запалённый или от кулаков её мужа в снегу голышом остываешь? – пошутил сосед. Хотя все знали, что ни любовницы, ни семьи у Семёна нет. Он  любил выпить и выпить не в меру.
        В своё время он окончил факультет журналистики в областном центре и вернулся  в родной райцентр, в местную редакцию. Семён мог по пять дней не выходить на работу, ища  сюжеты и вдохновения на дне бутылок. Зато потом он приносил шедевральные очерки и рассказы, за что его и терпел редактор.
          Семён, всовывая, почти на бегу, одну ногу в штанину брюк, краем глаза увидел бегущую к нему свору собак. Все собаки были знакомые, соседские. Вон, с той белой, он летом спал в обнимку у  колодца, во дворе Ваньки на его свадьбе. А та, рыжая, делилась с Сёмкой из своей миски собачьим кормом «Педи-гри» – очень хорошая закусь! Но сегодня собаки, почему-то не хотели с ним дружить. Держа в одной руке болтающуюся штанину, а в другой руке остальные вещи, он с кошачьей ловкостью вскочил на забор. Собаки с остервенелым лаем кинулись к забору и оперлись на него передними лапами, задрав свои зубастые морды к верху.
        – Белка, Рыжик, это же я, Сёма, тю-тю-тю….
        Но собаки, как и бабка Нина, с утра были не в духе! 
      С высоты забора Семён увидел выходящего из своего дома на работу редактора. Если редактор увидит его в таком виде, на планёрке будет очередной разбор полётов, только уже над забором. Позор! Выговор! Лишение  премии! Семён намотал  на голову, тщательно закрыв лицо, рубашку и свитер. Рядом с ногой, одетой в штанину, свисала пустая брючина.
        – Мил человек, ты околеть хочешь? Совершать принародный суицид не позволю! Слазь! Пшли вон, окаянные, разтявкались, – редактор слепил снежок и пульнул в собак. Собаки предоставили разборки царю природы.
        – Слазь, – редактор махнул рукой. Семён молча, отрицательно покачал головой, замотанной свитером.
        – Мне твои мослы знакомы: из трёх соломинок сложены! Соломенко, ты что ли?
Семён снова покачал головой и перевалился на другую сторону забора. Садами и огородами, одеваясь на ходу, он помчался на работу.
        – Пристраивать Сёмку надо, – бурчала бабка Нина, обдирая от колтунов кота.
        – Летом приедет Галка, надобно их свести! – ответил дед Петро, почёсывая живот.
        Галина была женщина скромная, неуверенная в себе, наверное, от постоянного недовлюбляния. Носить медаль «за мужество» ей надоело, и она отчаянно жаждала замужества. Работала библиотекарем. Тощая, на носу висели очки с большими линзами.
      – Проходь, милая, сидай! Семён вскорости придёт, – бабка Нина усадила гостью за стол, заставленный всякими яствами, и ушла за очередным блюдом.   
        Галина, приподнимая и опуская очки, присмотрелась к бутербродам. На толстых ломтях хлеба лежали сыр и колбаса. Недолго думая, Галя сняла с пяти кусков хлеба сыр и колбасу и торопливо запихнула себе в рот, пока никого не было в комнате. Хозяйка, вернувшись из кухни, всплеснула руками:
      –  От, дурында я старая, бутерброды не доделала.
        И пошла обратно нарезать сыр и колбасу.
      Семён явился навеселе. Принял для храбрости перед знакомством. Пританцовывая, прошел до стола и сел рядом с Галиной.
      –  Сём, – представляясь, протянул он красную ладонь.
      Галина взяла салфетку и молча, пожала его руку через салфетку.
      Бабка с дедом посидели для приличия несколько минут и оставили молодых наедине.
      Семён подливал в рюмочки себе и даме, чокался с её рюмкой и залпом выпивал свою. Подкладывал еду в тарелки себе и Гале, но Галя сидела, как гусыня, напряжено вытянув тонкую шею.  Она сидела ровно, скашивая глаза на жениха.
        После очередной рюмашки, Семён, вытирая пот рукавом рубашки, повернулся к даме:
      – Я очень смущаюсь, извините, у Вас на юбке…– он наклонился к её коленям и, не удержав равновесие, уткнулся в них головой.  Видимо, на коленях ему было мягко и тепло настолько, что он решил не подниматься.
        Так их старики и застали. Галина сидела, не шелохнувшись, прямая и вытянутая, как жердь, а Семён спал, лёжа головой на её коленях.
      – Доча, дык ты не забижайся на его-то. Не отталкивай,  эт он впервой, с перепугу. Сходите завтра в наш парк! У нас такой красивущий парк отгрохали, – уговаривала бабка.
        Галя, молча покивала головой, со спустившимися, почти на кончик носа, очками.
        Семёна наряжали всей улицей. Сосед одолжил свой костюм, Наська новые штиблеты своего отца.  Даже редактор принял участие:
      – Дарю тебе свой галстук на счастье! Этим галстуком меня будущая жена захомутала. Глядишь и ты семьянином станешь!
      Повертев Семёна перед зеркалом, его выпроводили на свидание, которое было назначено в парке аттракционов.
      – Покатаемся на паровозике? – Галя смотрела на невысокую горку, с которой лихо мчался и наклонялся на поворотах паровозик.
Они сели, пристегнулись и…. понеслись! Семён такой реакции от себя не ожидал. С первым спуском с горы изо рта Семёна посыпались слова, которые на ТВ и радио пускают сплошным пи-и-и-и-ииииии…
Через промежутки сплошного пи-и-и-и  повторялся крик: «Остановите!»  и дальше пи-и-и-и…
      – Здесь дети! – Галя трясла его за рукав. Но её вразумление терялось в литературных изысках низового жанра журналиста.
      Аттракцион остановился. Семён на полусогнутых ногах доплёлся до ближайшего столба и обнял его.
      – Может, присядешь на лавочку? – пригласила Галя.
      – Спасибо. Мне так привычней, – Сёма ещё крепче прижался к столбу.
      – Комната страха – спокойный аттракцион. Там паровозик едет тихо – Галя поднесла Сёме стакан воды, который он осушил одним глотком.
        В комнате страха паровозик действительно  двигался медленно.
        –  Ой, как интересно! И не страшно! – восхищалась Галя – Сёма, ты почему молчишь?
        – А я глаза закрыл, – ответил Семён.
        – Так ты и на меня закроешь глаза! Что ж у нас за семья  будет?
        – Идеальная! Я не буду видеть твоих недостатков, а ты не увидишь моих из-за своего зрения!
        Отношения закончились не начавшись.
        Через несколько дней Семён пришёл навестить стариков, чтобы сообщить о неудавшейся женитьбе. Бабка Нина сосредоточенно, в глубокой миске, наполненной водой, растворяла жаренную рыбью икру.  Дед разламывал булку.
        – Что это вы делаете? – спросил Семён, застыв на пороге.
        – Бабка моя на диету села – зевнул дед Петро – на рыбью икру. А тут, в программе «Здоровье», сказали, что в икре много белка. Так она решила узнать, сколько рыб съела, ну и давай растворять, смотреть, сколько икринок – столько рыб. Потом калории будет считать. А я купил Галке булку! А глянул, на булке-то написано «с повидлом»! Не-е…, думаю, себе оставлю! Только чёй-то повидлу не могу найти – дед одел на нос очки и склонился над распотрошённой булкой.
        – Ну, ну! Удачи! – Семён, почесав лоб, вышел на улицу.
        По наущению старожилов пошел Сёмка на  священную гору Акыр-Тас, где, якобы,  собирается космическая энергия, которая помогает людям от их недугов. На горе он почувствовал, как мощный поток энергии пролился на него со словами: «Хватит пить, ты загубишь  свою жизнь.» Он был сильно удивлён, даже не поверил, что такое было ему сказано, но он ясно слышал эти слова.
        Как-то послали Семёна взять интервью у ветерана. На калитки, около звонка, был встроен домофон. В то время новшество, которое встречалось не в каждом доме.  Журналиста уже ждали.
        Семён нажал на звонок.
        – Кто там?  Это Семён Соломенко?
        В ответ тишина. Семён боязливо, ошарашено огляделся вокруг. Он был один.  Он от страха замер, дыхание перехватило, лоб покрылся испариной, руки вспотели.
        Он посмотрел на небо.
        – Имя моё знают! Откуда? Я ведь на горе не говорил его, – размышлял он вслух и хозяин всё  слышал в трубке.
        – Конечно, знаю Ваше имя.  Я давно Вас жду, –  ответили ему.
        –  Правильно, надо кончать с выпивкой,– продолжал он размышлять, водя пальцем по звонку на калитке.
        – Вы звонка не касайтесь, а то помехи идут. Сейчас Вам отворят, – ответил забор.
        Семён отдёрнул руку:
        – Что отворят? Врата?
        – Да, ждите! – ответил забор и замолчал.
        «Срочно надо кончать с водкой. Хотя, наверное, уже поздно. Знают имя, сейчас отворят» –  размышлял  Семён, понуро глядя в землю.
          Ветеран, опираясь на трость, провёл гостя в сад. Не один час они просидели за чашкой чая. От крепкого напитка журналист отказался.     
          Очерк о ветеране получился замечательный.
          Через несколько дней Семён пошёл на гору Акыр-Тас и дал обещание бросить пить, так и не узнав, откуда был голос. Для него это был голос свыше!