ТЕРЗАНИЕ БЕЛО-РУССКИМИ ЛОТОСАМИ

Просвещённые читательские круги России безуспешно и тщетно пытаются решить главную литературную шараду времени, найти ответ на вопрос, почему до сих пор не издана культовая книга «Космополис архаики». В Интернете – миллионная аудитория, восторженные оценки, в миру – бетонные стены кастового завистливого молчания, радостное перешёптывание современных Есепкину литераторов. По Гёте, всякая будущность груба. Клио поправляет: грубей её современность, что, собственно, и подтверждает история. Не секрет, «Космополис архаики» вот уже несколько месяцев имеет статусность настольной книги элиты, высшего интеллектуального света, отрицание этого априорного факта считается моветоном. Ещё парадокс, в эпоху свободы любого, самого убогого и безграмотного слова, книгу Есепкина обсуждают на кухнях. Что же происходит с Россией, нашим гражданским обществом, элитной, в том числе гуманитарной средой? Можно предположить, в качестве вариации, следующее. Общество, элиты калькируют стереотипы властей, уровень художественной культуры измеряется брутальными невеждами с мастерками в цементе и бетоне. Инфантильный Мандельштам, записав своё «власть отвратительна, как руки брадобрея», оказался недурным диагностом. Внеэтические имманентные и поведенческие мотивации дают светской, придворной, финансовой элитам право на молчание.

      Интернет подарил нам «Космополис архаики», архаический смертосодержащий текст перелетел по всемирному эфиру через печатные станки, распространился в мире реально поверх барьеров. География этого распространения впечатляет: европейский Запад с его культурологической чопорностью, северные государства ( нордэстетики в книге с избытком), Ближний Восток, Штаты, южнославянские республики. Где изучается славистика, там в горячем центре эстетического сияния «Космополис архаики». В принципе здесь нет ничего удивительного, книга в равной степени пространственно адаптирована, т. к. являет литературный симбиоз едва не всех известных истории искусств мировых культур. В чём позитив сегодня? В теоретической доступности самого текста. Архаичный язык великой эпической поэмы вполне мог на время отпугнуть издательских резонёров. С иной точки зрения, если конъюнктура книжного рынка не даёт кому-то возможности молниеносно издать великолепную Книгу, буквально необходимо искать первопричины подобного астенического синдрома, строго говоря, опосредованного акта культурного вандализма. С варварами проще, но, созерцая марионеток в масках фарисействующих книжников, хочется по крайней мере отвернуться, пусть уж фарисействуют на корпоративных маскерадах. Безусловно одно: космополитический книжный мир ожидал «Космополис архаики» десятилетия, книгочейская элита задыхалась вне торжественной наркотической аурности истинного Слова. Теперь, слава Б-гу, пьянящая и цветущая, ароматическая и нектарная художественность возникла, да, «Космополис архаики» труднодоступен, его сложно отыскать, обрести, но он есть, посему книжники бессильны.
      Самое величие, царственное величие восстаёт с золотообрезных страниц, «Космополис архаики» весь в архивной пыли, в золотой пыльце вечности, хотя он и написан современником. Вот ещё подтверждение: гениальность – вневременная категория. Высшие силы вечно играют с нами, когда гения не растерзает безумная толпа, он, при определённом стечении обстоятельств, может сотворить эстетический шедевр, который спасёт десятки и сотни поколений, их авангард, утративший иллюзии и уносимый с палой листвой. Правда, тёмная человеческая суть, довлеющая над толпой адоносность, страсть к уничтожению Духоводителя, путь миссионеру преграждает априори, буквально ложась чёрными костьми пред героем (такое случается неотвратимо в сотне эпизодов из ста, лишь провидение, чудо выносит на гребне исторического девятого вала некоего Героя и мы его узнаём). Что делать! Именно поэтому расхожим трюизмом сделалось утверждение: лучшая литература не написана. Как не создано и лучшее в искусстве вообще – этого просто не позволили, используя для низменного действия плебс, толпу, бездумное стадо. То, что Есепкин успел сочинить, потрясает и поражает воображение, смертоносные иглы, миллионы их должны были в сердце его лететь, вонзаться, поражать Творца ( он знал, куда устремился, см. «Только мы открывали уста, налетали смертливые осы…»). И где, Смерть, твоё жало? Книга – вот она, кто к ней приблизится, того «прожжёт очей живых огнеупор». Удивительно, как до сих пор ни один из «денежных мешков» не уловил запах золота, ведь «Космополис архаики» для ловких белокурых неокнижников – гигантский алмаз, платиновые корона и венец. Мильон терзаний присно готовят новому певцу скареды панславянского Аида, терновое венечие, а он, спасая учеников, вкусивших аромат жалящей Смерти, стоически и по-дионисийски терзает их лотосами, спрятанными внутри терпких нектарных страниц. Дионисии хотя бы дают забвение, обещают покой и волю.

                                     Батима ИСМАИЛОВА