На полевом стане.

   Жизнь на полевом стане начиналась очень рано. Солнце только-только показывалось из-за горизонта, а здесь уже кипела работа. Приехавшие механизаторы, готовили технику к выезду в поле. Все заняты, и у каждого свои обязанности. Трактористы заправляли трактора горючим, прицепщики возились около прицепного инвентаря, смазывали колеса, точили лапки культиватора.
              Поодаль стоял гусеничный трактор, в кабине которого маячил тракторист. Сняв крышку с коробки передач, он возился в ней, сидя на корточках, без конца чертыхаясь.
              - Что ты тут ругаешься? – спросил я, проходя мимо.
              - Не включается вторая скорость, заедает где-то, а понять не могу, - сказал он, поворачивая ко мне чумазое лицо.
              Это был Павел, которого в шутку называли «Малыш». Обладая ростом два метра три сантиметра, он был худой до невозможности, хотя и ел за троих. Однажды, мне пришлось работать вместе с ним, и я стал невольным свидетелем его отменного аппетита. Во время обеда он вытащил из сумки шматок сала килограмма на два, почти полную буханку хлеба и съел половину того и другого. После всего опорожнил бутылку молока и, укладывая в сумку продукты, посмотрел на оставшийся килограммовый кусок сала и с сожалением проговорил:
              - Можно бы и сейчас съесть, но надо и на ужин оставить.
              Мужики часто шутили над ним, что зря, мол, продукты изводишь, сколько ни ешь, а все ровно, как глиста. Павел не обижался. Но однажды, когда он один вытащил из трактора коробку передач для ремонта, весом более трехсот килограммов, шутки прекратились…
              Павел вновь нагнулся над открытой коробкой и вдруг воскликнул:
              - Ах, чтоб тебя!
              - Нашел? – поинтересовался я.
              - Наоборот. Потерял. Ключ уронил.
              Я заглянул в коробку. Из черного тягучего нигрола, заполнявшего ее, торчали выпуклости зубчатых шестеренок, блестевших от обильной смазки.
              - Придется нигрол сливать.
              - Не хотелось бы. Попробую так достать, - ответил Павел, засучивая левый рукав рубашки.
              - Не получится, - возразил я.
              - А вот я сейчас проверю, - и почти по самое плечо нырнул в коробку правой рукой.
              Увидев это, я расхохотался.
              - Чего ржешь? Смотри, достал? – радостно воскликнул Павел, вытаскивая ключ.
              С рукава его рубашки стекала густая, черная жидкость нигрола. И только теперь он заметил, что сунул в жидкость не ту руку.
              - Ни хрена себе! – удивленно проговорил он. - Как это получилось? Засучил рукав на одной руке, а полез другой.
              Продолжая смеяться над оплошностью Павла, я направился к своему трактору, но тут мое внимание привлек парень-новичок, который с усердием точил напильником шипы на гусенице трактора. Напильник, естественно, скользил по ней, не оставляя даже царапин. Парень старался изо всех сил, вспотел весь, но  его усилия были напрасными.
              - Что ты делаешь?
              Парень, не прекращая работы, повернул ко мне вспотевшее от усердия лицо, ответил:
              - Гусеницы точу.
              - Это я догадался. А зачем?
              - Чтобы сцепление с землей было лучше.
              Я улыбнулся. Сам проходил эту «школу».
              - И кто это тебя надоумил?
              - Да Петрович. Поточи, говорит, зубья, а то они затупились и при пахоте трактор будет буксовать. Я думал - смеется, а он увидел, что я не выполнил его поручение и снова говорит: - «Сейчас в поле выезжать, а гусеницы тупые. Давай скорее точи». Вот я и точу. Только напильник почему-то не берет их?
Мне стало жаль его.
              - Бросай это занятие, а Петровичу скажи, пусть сам точит…
              Перед выездом в поле я зашел в будку, где сложены наши сумки с продуктами, и увидел Петровича, который сунул в одну из сумок, что-то завернутое в газету. Заметив меня, он приложил палец к губам и проговорил:
              - Молчи, никому не говори. В обед посмеемся.
              Чья это была сумка, я не знал, но надеялся, что это скоро выяснится.
              Выехали в поле. Выстроившись один за другим, трактора шли по густой стерне, недавно скошенной пшеницы, оставляя позади себя черную полосу пахоты. С каждым проходом, она становилась все шире.  
              На время обеда мы остановили трактора, собрались вместе и, расположившись прямо на поле, ощетинившейся стерней, принялись за еду.
              Мне не терпелось узнать, кому же из мужиков достался «гостинец» Петровича. Но все ели молча, и я уже подумал, что розыгрыш не состоялся, как тут же услышал:
              - А это, что она мне положила?
              Один из трактористов вертел в руках уже знакомый мне пакет.
              - Сливочное масло, - ухмыльнулся Петрович. – Видишь, вся газета пропиталась жиром.
              Тот понюхал пакет и неуверенно проговорил:
              - Да нет, на масло не похоже, - и осторожно стал разворачивать. - Ну, надо же! – воскликнул он. – Совсем баба умом тронулась, солидолу положила.
              - Наверное, с маслом перепутала, - вставил Петрович.
              - Вот я ей перепутаю! Прочищу мозги по первое число, чтоб в другой раз смотрела, что кладет, - проговорил мужчина под дружный хохот…
              За время моей работы в тракторном отряде, чего только не находили трактористы в своих сумках? И камни, завернутые в газету и, аккуратно упакованные гайки с болтами, обрезки труб, и даже ножи от плуга, положенные на самое дно сумки, заставляя хозяев удивляться, чего же такого тяжелого наложила жена на обед?
              А, что делать? Жизнь идет! Жизнь продолжается! А без таких шуток и розыгрышей, она будет скучной.