Он воевал в Ленинграде.

   Однажды к нам в село привезли документальный фильм «900 дней блокады Ленинграда». Вечером, вместе со мной в клуб собрался и папа.
              - Пойду, посмотрю. Я ведь воевал в Ленинграде, и был участником прорыва блокады. Может увижу знакомые места.
              Клуб был забит до отказа. Здесь собрались все, кто пережил войну, сражаясь на фронте, или работая в тылу. Между рядами мы пробрались на свободные места. В зале стоял многоголосый шум, затихший вместе с погасшим светом. Начался фильм. На экране замелькали кадры военной хроники, от которых отец не мог оторвать глаз. Подавшись вперед, он что-то шептал, качал головой, видимо соглашаясь с тем, что видел на экране.
              По дороге домой я спросил:
              - Ты узнал места, где воевал?
              Он тяжело вздохнул.
              - Конечно, узнал! Реку Неву, Синявинские высоты, где была линия обороны немцев, и где мы наступали, но многое не показали, а кое-что или вырезали, или совсем не снимали.
              - Что именно?
              - Ну, например ты видел в фильме хоть одного убитого?
              - Нет.
              - Вот и я не видел. Посмотрев его, вы, молодежь, можете подумать, что бои проходили без потерь. В кино Неву показали белоснежной и чистой. Ни одного убитого, а на самом деле она вся была черной от трупов.
              - В то время, наверное, нельзя было показывать.
              - Скорее всего, ты прав, - вздохнул он, и до самого дома не проронил ни слова.
              На следующий день я попросил отца рассказать о боях на Синявинских высотах. Я много знал и читал о прорыве блокадного кольца, но хотелось услышать все из уст непосредственного участника этих событий.
              К моему удивлению папа сразу согласился. Раньше, когда я просил рассказать о том, где и как ему приходилось воевать, он отделывался общими фразами: «А, что рассказывать? Воевал, как все», или: «На войне ничего интересного, горе одно». Но на этот раз фильм, видимо, всколыхнул его воспоминания, и он решил поделиться ими.
              - Воевал я в составе Ленинградского фронта, - начал он. - К концу сорок второго года его пополнили новыми частями, и прошел слух, что нас готовят к прорыву блокады. Единственная дорога, по которой доставлялись продукты в блокадный город, проложенная по льду Ладожского озера, и которая называлась «Дорогой жизни», не справлялась. Жители Ленинграда получали хлеба чуть больше ста граммов в сутки, голодали и умирали десятками. Поэтому командование решило, прорвать кольцо блокады ударами двух фронтов, Ленинградским из блокады, и Волховским со стороны Большой земли, чтобы обеспечить город продуктами.
              Перед наступлением нас расположили в одном поселке. Был январь месяц, зима в полном разгаре, а хат на всех не хватало.
              - А, где же вы ночью спали, на улице? – спросил я.
              Папа улыбнулся.
- Да, на улице. Но знаешь, что самое интересное? На фронте солдатам приходилось спать в окопах, на сырой земле и на снегу, в дождь и холод, и я не помню, чтобы кто-то заболел простудным заболеванием. Видимо, в тяжелейших ситуациях, организм человека мобилизует все свои внутренние резервы на охрану его здоровья. Поэтому не было ни гриппа, ни воспаления легких, ни других заболеваний.
              Так вот, когда мы остановились в селе, часть солдат расположились по хатам, другие разошлись по сараям и разным пристройкам, а остальные расположились, кто как смог. Село находилось около леса, и мы с другом наломали сосновых веток, толстым слоем настелили на снег и легли, укрывшись плащ-палатками. Рано утром я встал и увидел, что ночью выпал снег, и на месте где лежал друг, возвышался небольшой холмик, из-под которого послышался голос: «Ну, как там, на улице?». «Холодно, - отвечаю». «Ложись, - говорит, - полежим, пока тишина».
              - Интересно! – воскликнул я. - Как будто он в хате находился! Ведь от улицы его отделяла лишь тонкая ткань плащ-палатки.
              Папа возразил:
              - Эта ткань, прорезиненная и плотная, не пропускала воду и воздух. Укрывшись с головой, надышишь под ней, и там действительно становилось тепло. Не успел я лечь, как послышались команды, и все пришло в движение. Мы получили приказ выдвинуться на исходные позиции, ближе к Неве. Чтобы пройти к реке, нам предстояло пересечь лесисто-болотистую местность. Двигаясь через болото, где по льду, а где по пояс в воде, мы натыкались не только на затонувшие деревья и разные коряги, но и на трупы наших солдат, погибших при первой, неудавшейся попытке прорыва блокады. Идешь, наступишь на что-то, смотришь, а рядом то рука покажется из воды, то нога. Жуткая картина.  
              Он замолчал и задумался.
              Я невольно представил все это, и почувствовал, как по спине поползли мурашки. Каково же было солдатам, которые зимой, долгое время двигались в воде, да еще натыкались на погибших товарищей. А впереди тяжелый бой, и каждый из них может тоже погибнуть и остаться в болоте, как эти несчастные, родные которых, даже представить себе не могли, где лежат их мужья и сыновья. Поежившись от мыслей, возникших в голове, я попросил:
              - Рассказывай, что же дальше было?
              - Передний край немцев проходил по левому берегу реки. Крутые, залитые водой и обледеневшие склоны его, были заминированы. На всем протяжении линии обороны, находилось много пулеметных и орудийных точек, откуда Нева просматривалась очень хорошо и простреливалась перекрестным огнем. Практически это был неприступный рубеж обороны.
              Часов в девять утра, сотни орудий открыли по противнику огонь, который продолжался несколько часов. Снаряды летели через наши головы, и гул стоял такой, что разговаривая с соседом, приходилось кричать друг другу. Когда прогремел последний залп, на лед Невы вышли первые цепи бойцов. С громким криком «ура», солдаты бежали по льду волна за волной. Падали убитые и раненные, лед постепенно покрывался трупами. Вокруг свистели пули, рвались снаряды, поднимая в воздух крошево льда и тела уже погибших солдат, убивая их вновь. Мы бежали, часто падая, и как ни странно, прятались за телами убитых. А что делать? – воскликнул он, словно оправдываясь. - Умирать-то никому не хотелось! Мы ведь думали, что после многочасовой артподготовки, не будет активного сопротивления, а вышло наоборот, весь передний край немцев ожил и встретил наступавших плотным огнем.
              С помощью багров и лестниц нам удалось подняться на ледяную кручу и ворваться в траншеи. Завязался рукопашный бой, после которого немцы отступили.   Вот здесь-то мы поняли, почему обстрел этих позиций не принес желаемого результата. Окопы и блиндажи были вырублены в скалистом грунте, и поэтому артподготовка не могла причинить им большого вреда. Везде разбросаны продукты, шнапс, шоколад. Солдаты, воевавшие в блокаде, тоже голодали, и, увидев шоколад, и большое количество различной еды, с жадностью набросились на всю эту роскошь.
              Папа замолчал, достал папиросы и когда прикуривал, я заметил, как дрожат его руки. Видимо воспоминания давались нелегко. Он курил, делая глубокие затяжки, и, выпуская дым, продолжал молчать. Я старался не беспокоить, давая возможность сосредоточиться. Докурив, отец затушил папиросу и продолжил:
              - Немцы сильно сопротивлялись. В одном бою за небольшое село, мы столкнулись с десятком немецких танков. Ну, думаем, все, сомнут нас. И тут с тыла, подошли пять наших танков. Оказывается, по Невскому льду положили настилы из стволов деревьев, чтобы танки не провалились, переправили и бросили для усиления. Бой был страшным. Танкисты с такой яростью налетели на фашистов, что подбили семь танков из десяти, но и сами потеряли четыре. И вот последний, пятый танк, пошел на таран. На большой скорости он врезался в бок немецкого танка так, что у того отлетела башня. Вот здесь-то я впервые увидел танковый таран.
              - А наши танкисты погибли? – спросил я.
              - Да! Все погибли, но заставили фашистов отступить. В первый день был захвачен трехкилометровый плацдарм, а через две недели боев прошли километров пятнадцать, где соединились с войсками Волховского фронта, наступавшего с Большой земли, пробив в кольце коридор, шириной в десять километров.
              По нему сразу же проложили железнодорожные пути, и в Ленинград погнали эшелоны с продуктами и боеприпасами. Но, к сожалению, они находились в досягаемости немецких орудий, и эшелоны часто пускались под откос. Но их тут же убирали с путей, чинили полотно и вновь гнали поезда в сторону города. Вот так, сынок, я был участником знаменитого прорыва блокады. Много людей там полегло, но зато обеспечили жителей города продуктами, а армию боеприпасами.
              Папа закончил говорить, встал и пошел к выходу из хаты. Я смотрел ему вслед и радовался тому, что рядом со мной живет человек, воевавший на фронте с первого дня войны и до последних залпов победы, пройдя с боями по всей Европе. Человек с большой буквы, которым можно гордиться и брать пример, что я и делаю.