ситуаций он всегда находил нужный, единственно правильный выход, она всегда доверяла ему безраздельно, но сегодня он ей не помог.
«Замри!» — был его приказ своей подопечной, и она замерла, ни секунды не раздумывая.
Стоило Зуле застыть с веткой во рту, которую она так и не успела проглотить, как был получен новый приказ, прямо противоположный первому:
«Беги!»
Такие же приказы получили остальные члены стада: диплодоки оторвались от еды — а это происходило лишь в самых крайних случаях. Сородичи Зулы вытянули шеи и хвосты, приготовившись к перемене места кормежки — так велел им инстинкт самосохранения, а с ним не поспоришь.
Сердитый протяжный крик одной из своих теток заставил молодую самку заметаться возле кустов гинко: нужно освободить дорогу стаду, иначе ей не поздоровится, получить очередные пинки и болезненные удары хвостом по боку от недовольных родственниц совершенно не хотелось. В кровавых порезах любили откладывать яйца осы-паразиты, после этого ранки на коже долго заживали и любое прикосновение к ним причиняло нестерпимую боль, до тех пор, пока из всех личинок не вылуплялись молодые особи или пока их не выклевывали мелкие летающие твари, которые повсюду сопровождают стада диплодоков. Зула рванула напролом через колючие кусты — лучше переждать в сторонке.
От тяжелой поступи идущего стада сотрясалась земля, вверх поднимались целые тучи пыли, стайки перепуганных блестящих стрекоз бросались врассыпную, разбегались мелкие животные, опасаясь быть
раздавленными, с деревьев срывались сухие ветки, из луж и болотцев выплескивалась вода.
Обычно при передвижении стада на новое место, над ним гомонили шумные и отвратительные летающие птерозавры с длинными клювами — диплодоки пугали мелкую живность, а эти зубастые твари кидались сверху на улепетывающие комочки, но сегодня все шло неправильно: стаи крылатых существ не обращали внимание на движение потенциальной пищи — они сами куда-то устремились, прочь от насиженных гор, где обожали гнездиться по теплым склонам.
Переждав за высокими кустами, когда пройдет очередная тетушка, Зула пристроилась в хвосте сородичей, самой последней, как делала это всегда — подальше от непредсказуемого темперамента Фарго, который вел стадо, и в стороне от вечно недовольной и скорой на расправу Ахи.
Еще один оглушительный грохот сотряс воздух и на несколько минут Зула потеряла возможность видеть — настолько ярким был свет, словно в небе вспыхнули одновременно три светила, ураганный
ветер с треском валил деревья, взметал вверх и нес над головами тонны сломанных веток, пыль, сорванный с почвы мох и даже мелкие камни.
Поток воздуха толкал в бока не хуже родичей, и ослепшая Зула вначале решила, что на нее накинулось все стадо: от резкого удара по ребрам она едва не завалилась на бок, и снова приняла помощь инстинкта, несмотря на то, что в прошлый раз он не справился с ее спасением. Повинуясь ему, молодая самка развернулась к опасности единственным своим оружием — хвостом, но все ее яростные удары, способные свалить и рассечь чуть ли не пополам любое, более мелкое животное пропали попусту — позади нее никого не было, а непреодолимая сила толкала ее вперед, и Зуле пришлось быстрее переставлять ноги, чтобы удержаться на них.
Пройдя вперед несколько шагов, она затопталась на месте: куда идти было непонятно, открыть глаза на яркий свет невозможно, вслушиваясь в рев урагана, Зула поняла в какой стороне стадо и почти совсем уже повернулась, но тут земля вздыбилась под ней, словно волна на озере и, как пушинку откинула ее назад. Еле-еле удержавшись на ногах, она подняла голову, чтобы осмотреться и тут же опустила ее ближе к земле, настолько горячим оказался воздух наверху.
Крики сородичей заставили ее открыть глаза, но открыв их, она замерла, как при самой страшной опасности, собственно, так оно и было — впереди черной нескончаемой пропастью зиял глубокий провал в земле — раскол или трещина, и оттуда до молодой напуганной самки доносились отчаянные крики сородичей полные боли и смертельного ужаса.
Подходить к разлому было страшно, но Зула подошла насколько это было возможно, чтобы не свалиться туда самой.
На огромной глубине образовавшейся пропасти, разделившей саванну пополам, барахтались ее сородичи. Некоторые были еще живы и пытались подняться на ноги, тянули вверх длинные шеи, взрывали когтями, подсекали хвостами твердый грунт на склонах обрыва и протяжно кричали, чувствуя скорую гибель.
Зула неуверенно позвала Аху, но та ей не ответила: скорей всего Аха и Фарго погибли первыми, первыми и свалившись на дно разлома, остальные диплодоки задавили их тяжестью своего чудовищного веса, падая на них сверху. Зула видела обезумевшие глаза своих теток и не могла им помочь, только звала: протяжно и неуверенно — ей отвечали голоса, полные безысходной обреченности. Наконец, отчаянные усилия
одного из родственников Зулы завершили эту трагедию: подрытый изнутри, огромный пласт тяжелого грунта обрушился сверху, похоронив под собой целое стадо диплодоков. Наступила тишина. Некоторое время влажная и рыхлая земля шевелилась далеко внизу, но вскоре все улеглось.
Беспомощно переступив ногами, Зула протяжным жалобным криком позвала старших, в голос она вложила столько почтения и покорности, сколько смогла, отойти от края пропасти она не решалась: а вдруг, вот сейчас, кто-то из них вылезет наружу! Опустив голову к самому краю, она звала и звала хоть кого-нибудь из большой семьи. Она согласна была послушно терпеть приставания Фарго, безропотно сносить побои Ахи,
позволила бы своим теткам отогнать ее на самый край леса — только бы не оставаться одной.
Устав звать, она поняла,что ей никто не ответит и, еще, Зула почувствовала, как голодна. В последний раз посмотрев в пропасть, выбитая из колеи самка отошла от нее и повернула назад, к рощице, где паслась сегодня утром. Зула не знала, как выбирать богатое пастбище, такие важные вопросы всегда решала Аха — мудрая старая матриарх стада, и молодая самка решила остаток дня провести на старом месте, а после уйти к
озеру, немного поспать — отдыхают диплодоки в воде, там им удобнее передвигать тяжелое и неуклюжее тело, легче ложиться и легче подниматься на ноги.
Никто не мешал Зуле пастись, но по привычке она все равно спешила, торопясь, срывала ветки с уцелевших деревьев, ощипывала хвою, откусывала тонкие стебли тростника, заглатывала все, до чего могла дотянуться, помогая себе ногами, выворачивала тонкие деревца из земли, ломала толстые ветки и впервые в жизни наелась до отвала.
Аппетита ее не убавило пережитое происшествие со стадом, не напугал гром от проснувшихся двух вулканов, но, уже лежа в воде, Зула еще раз позвала своих сородичей, просто так, на всякий случай — откликнулись ей лишь ночные хищники из леса, по которому прошелся ураган и многих из них лишил убежища и крова. В воду они не совались и Зула смогла выспаться.
Следующее утро принесло новые перемены: во-первых, куда-то ушла почти вся вода, пришлось выбираться из грязи, едва ополоснув брюхо; во-вторых, две горы, проснувшиеся совсем рядом с местом обитания молодой самки, уже пугали своей активностью и несмолкающим грохотом. Бывшее вчера таким ясным небо сегодня заволокло грозовыми тучами и тучами пепла, горы плевались огнем, кипящая лава уже стекала по склонам, разбрасывая вокруг себя смертоносные брызги, и стекала как раз в озерцо, где так любили плескаться диплодоки, вода нагревалась, воздух наполнялся тошнотворным запахом сероводорода — еще немного и Зула оказалась бы ловушке.
Все эти напасти свалились на ее голову так некстати и так не вовремя, надо было уходить, но желудок настойчиво требовал еды, и молодая самка пребывала в растерянности: если своевременно
не насытить организм — он может подвести ее в самый неподходящий момент, а именно сейчас ей никак нельзя расслабляться.
Чтобы выжить надо быть сильной — а значит нужно поесть. Зула вернулась в старую рощу гинко, но здесь уже нечего было оставаться — все деревья объедены, вывернуты с корнями, растоптаны, да еще
часть их была повалена вчерашним ураганом, а увядшие листья молодая самка не особенно любила. Нужно было пройти к следующим, совсем молодым и невысоким деревцам, и тут уж раздумывать не приходилось.
Молодую поросль гинко Зула быстро объела до корней, оставив голые прутики, и направилась к опушке чужого леса, глубоко заходить она не собиралась: диплодоки ценили простор, при их размерах было трудно передвигаться среди густо растущих толстых стволов вековых деревьев, но подкрепиться у края вполне возможно.
Осторожное и почтительное покряхтывание сзади настигло ее, когда она только-только приступила к еде. Оно удивило ее: голова на длинной шее метнулась назад, хвост невольно щелкнул в воздухе, отгоняя непрошеных гостей. Угрожающее движение вызвало новую серию писков — на безопасном расстоянии от Зулы стояли трое подростков-диплодоков, выбравшихся из леса.
Они уже были не такие малыши, чтобы их скрыли листья папоротников, но и не выросли еще достаточно, чтобы пастись самостоятельно, не опасаясь хищников. Почуяв другого диплодока, подростки выбрались из укрытия огромных листьев, предположив, что рядом проходит стадо и надеясь прибиться к нему — им нужно была защита. Они почтительно наклонили шеи и хвосты к земле, показывая свою покорность старшей самке и позволяли себе лишь уважительно кряхтеть, таким образом они выпрашивали позволения остаться с ней.
Только их ей и нехватало!
Зула молча принимала решение, машинально откусывая пышные ветки: когда-то она сама так же выскочила из леса, прямо под ноги Ахе и та милостиво позволила ей остаться в стаде, но сейчас Зула одна — как она их защитит?! Ей и самой с трудом удается найти необходимое пропитание, так что пусть эти подростки ищут стадо — там их примут, а вот ее, молодую одинокую самку диплодоки-самцы могут запросто убить, ведь на
ней остался запах клана Фарго. Зула сделала предупреждающий шаг в сторону детенышей и постаралась, чтобы голос прозвучал так же, как голос Ахи — свирепо и грозно:
«Убирайтесь!»
Детеныши отступили, так и не подняв шеи, все еще надеялись на ее благосклонность и снова закряхтели издалека. Зула угрожающе топнула передними ногами, подняв целое облако пыли и листьев, когтями задних ног взрыла пласт красной почвы, откинув ее далеко назад. Грозный трубный крик прозвучал, пожалуй, ничуть не хуже, чем у Ахи.
Подростки отошли за кусты и принялись ощипывать нижние ветки, полуобглоданные другими
