невыносимо тяжело это вспоминать, а уж тем более раскрывать личную тайну, которую она пронесла по всей своей жизни.
- Иногда грубо, неистово брал меня и тут же отворачивался, - продолжала свекровь вынимать из архива своей памяти эти ужасающее документы, хранившиеся там под грифом «СЕКРЕТНО». Документы, содержащие уродливую тайну: униженной, хрупкой души молодой женщины. Когда я поняла, что у него кто-то появился, стала проявлять жалкие усилия, пытаясь привязать к себе. Окружала комфортом, хотя видела, что он ничего не значит для этого человека. Изощрялась, как могла, готовя, всякие лакомства, как бы ни замечая, его равнодушия к еде, да и к себе. Боялась оставлять его одного, преследовала своим вниманием. Умом понимала, что цепи, которыми я пыталась его опутать — будили в нем еще больший инстинкт разрушения... Где-то потом читала, что когда видишь зеркальное стекло в окне, руки чешутся кинуть в него камнем. Умом понимала, что мои унижения перешагнули все рамки дозволенного, но сердце не внимало голосу разума. Он совсем погрузился в себя и часто не ночевал дома. Мое сердце съёживалось от боли за сына, когда Вадим пытался прижиматься к отцу, а тот его отстранял и делал всякие замечания по поводу разбросанных вещей или еще что-нибудь. Больше всего во мне убивало человека - это его нежелание что-либо разъяснять. Молча, выносил приговор, не растолковывая, в чем же моя вина. Ведь я была готова для него сделать все и стать всякой, даже вопреки своему воспитанию и натуре...
Формирование меня, как личности, у меня, было, считаю, благородное и достойное. Мои родители - простые, но честные люди. Слово честь - в нашей семье имело свой первоначальный смысл. Я готова была забыть об этой самой чести, чтобы только сохранить свою любовь, хотя меня об этом никто не просил. Однажды, когда Вадиму было семь лет, муж не приходил домой два дня, а утром пришел, ничего не говоря, стал собирать свои вещи. Передо мной на стол положил какой-то клочок бумаги, где были написаны страшные слова:
«Тебя нет, ни в душе, ни в сердце»...
У Наташи всё внутри оборвалось и улетело дальше пола... Во всем теле образовалась такая пустота, будто ее выпотрошили и никаких органов больше не осталось... Я хотела закричать, - продолжала свою страшную исповедь свекровь, но перехватило горло, и только открывала рот, как рыба… Наверное, в этот момент очень глупо выглядела, потому, что он посмотрел на меня с брезгливостью и вышел. Уже вслед ему все-таки смогла сильно закричать:
-Неужели я не заслуживаю, чтобы мне что-то объяснили?! Ведь я же человек! Разве я заработала такие слова: «Тебя нет, ни в душе, ни в сердце?!» Но этих слов он уже не услышал, но зато их слышал сын. Вадим стоял в дверях своей комнаты и смотрел на меня широко открытыми глазами с ужасом и детским отвращением. Его поразили мои слова, и они для него тогда прозвучали, видимо, не в мою пользу. Говорила ведь одна я, а муж молчал, значит, и виноватой в глазах сына оставалась только я. В этот момент ощущала себя чем-то хлипким и размытым. Тогда еще подумала, что вот так, наверное, чувствуют и так живут медузы... Еще очень долго не могла избавиться от мерзкого ощущения. Сын меня по-детски презирал, а от этого не хотелось жить. Не смела никому об этом рассказать, поделиться. Я очень устала... Но, теперь у меня есть вы. Может быть, чего-то не должна знать? Я и не настаиваю, хочу только тебе сказать, что... Тут Аннушка отпустила её руку и закрыла глаза, а через некоторое мгновение продолжила. Ты должна знать, что бы ни случилось, ты всегда была, есть и будешь моей любимой невесткой и единственной дочерью. Я хочу умереть только рядом с тобой и детьми... Наташа от этих слов подскочила и бросилась на колени перед свекровью, прижалась к ним и разрыдалась бурными детскими слезами: в них были и отчаяние, и боль, и счастье обретения чего-то нового, и бесконечная благодарность...
- Мама! Я тебя очень люблю! После смерти моей мамы - ты у меня одна и мы никогда тебя с детьми не бросим. Анна Васильевна заплакала навзрыд, услышав, как Наташа первый раз ее назвала мама... ОНИ обрели друг друга, а это, пожалуй, одно из самых дорогих приобретений, о которых можно мечтать. И не зря! Надо и предаваться мечтам, и стремиться осуществлять эти прекрасные грёзы.
- Да, что же это такое?! Что это сегодня, день ревунов, что ли?! - взывала к небесам Вика, увидев потоп на диване, устроенный мамой и бабушкой. Подскочила к ним, но те уже вставали, улыбаясь, оправдываясь, что, дескать, вспомнили одну историю, вот и разревелись. Вика и не собиралась им верить, но просто некогда было вести дознание, так как убегала на занятия французским языком. Поцеловав попеременно маму и бабушку, побежала в прихожую, и вдруг ее слух уловил непривычное имя, каким назвала бабушку.
— Мама! Пойдемте, я, наконец, попробую ваши блинчики, - говорила она свекрови, обняв ее и направляясь в кухню.
— Ну и ну! - с недоумением подумала Вика. И умчалась по своим делам. На столе, из тарелки, выглядывали два блинчика и виновато смотрели на вошедших. Всем своим грешным видом они давали понять, что просят пощады для отпрысков за остальных съеденных собратьев, надо сказать - предостаточно. Но Наташа с мамой и не думали гневаться, пожалуй, даже и не обратили внимания на этот вопиющий факт: им было сейчас хорошо и тепло от внутренних ощущений и чувств, овладевших ими. Увидев такое добродушие со стороны женщин, блинчики расслабленно вздохнули и стали дожидаться последней атаки того из детей, кто еще успеет их слопать.
Наташа попросила свекровь остаться сегодня у них ночевать, чтобы вместе собрать Дениску в лагерь.
— Да! Кстати! Я же совсем забыла тебе сказать, мы ведь все-таки сходили к Валерию Петровичу, - вспомнила с радостью бабушка. Помнишь, я вам рассказывала? Он помог очень многим подросткам встать на ноги. Как раз занимается таким вопросом, как у нашего Дениски... Ну, так вот! - торжественно объявила Анна Васильевна. Проблемы-то никакой и нет! Но он рекомендовал нам иметь дело с опытными инструкторами, чтобы они учили правильно поднимать тяжести. Наташа мягко улыбнулась и сказала свекрови, обнимая ее за плечи:
— Мама! Проблемы потому уже и нет, что Денис занимается с квалифицированным тренером. Он имеет большой опыт работы с детьми, а главное, их уважает. Но, все равно мне чрезвычайно приятно, что вы так обожаете своего внука и лишний раз проверяете наши действия. Анна Васильевна сказала, что с радостью останется, тем более что хотела ему снарядить пирожков, его любименьких, с собой в лагерь.
-Д-а-а-а-а! Буль-буль! ПирОжки мИ очеННо любим, — завопил из своей комнаты Денис, услышав, что сказала бабушка.
-Дениска! Ну, что это за «буль-буль»?! Мама, не позволяйте ему так вас называть, пожалуйста.
-Ой! Уж так привыкла. Да мне и нравится, когда он так говорит, — довольно ответила бабушка, уже начав орудовать на кухне. Наташа прижалась к дверному косяку и с ласковой грустью смотрела на суету свекрови.
— Как с ней стало тепло и уютно! — подумала с нежностью. За эти дни совсем забросила дом, и даже начинала потихоньку ненавидеть… Наташа, правда, казнила себя за эти крамольные мысли и чувства: тут живут еще и ее любимые дети. Пока она не могла еще справиться с чувством, что без Вадима дом не имеет для нее того значения и очарования, какое было прежде... Вот ведь! Потеряла мужа, но обрела мать, - тяжело вздохнув, Наташа, отправилась в детскую комнату, собирать вещи сына.
Отлично сбросили напряжение читателя, Надежда!..