Дыхание тьмы. Глава 2. Брифинг. Папа.

                                       БРИФИНГ. ПАПА  
 
 
               - Тилькы глянь, яка тварюка! – восхищённо бормочет Степаныч, рассматривая на свет мою титановую крагу, - Сталюка лопнула!
Естественно, сплав защитного щитка не имеет ничего общего с обычной сталью, но для нашего техника любая металлическая вещь автоматически превращается в сталюку. Сейчас
старый ремонтник крутит пальцем седые усы и рассматривает повреждённую броню,
восхищаясь мощью неведомой твари, сумевшей осуществить невозможное. По крайней
мере, раньше ни одному упырю не удавалось даже оцарапать доспех, не то что
сильно повредить его.
Каждый элемент экипировки мы сдаём под роспись, поэтому скрыть что-либо практически невозможно. Однако, пока наш вислоусый белорус не показал трещину, в том месте,
где клыки существа вцепились в крагу, я и сам не подозревал об этом. Степаныч
суёт мне под нос щиток и тыкает длинным пальцем в два крошечных отверстия,
откуда расходится тонкая трещина.
- Глянь, як кислотой поедено, - техник качает головой, - Никогда раниш такого не видал.
Я напряжённо размышляю. По инструкции мы сейчас должны составить подробный акт в двух экземплярах, подписать оба и пустить по инстанциям. Я – своему начальству,
Степаныч – своему. Естественно, повреждение щитка, да ещё и при таких
обстоятельствах вызовет много шума, дополнительных объяснялок и чёрт его знает
ещё какой хрени.
- Степаныч, - проникновенно говорю я, - Ты же любишь хороший коньяк?
Старик опускает повреждённую крагу на стол и подозрительно косится на меня. Седые усы становятся дыбом, как у кота, унюхавшего валерьянку.
- Точно знаю, у тебя есть неучтённые щитки, - продолжаю сужать круги, - А мне осталось три недели до отпуска. Ну вот зачем мне этот геморрой? Спрячь, пока,
эту штуковину, а я проставлюсь, а?
- Нарушение, - бормочет Степаныч и прячет глаза, - Полковник душу вымет.
- Пять бутылок Мартеля, - настаиваю я и техник машет рукой, сдаваясь, - Славно. Завтра занесу.
Степаныч ворчит: «Чёрт, а не ребёнок!» и повреждённая крага исчезает в одном, из бесчисленных ящиков. Взамен техник достаёт другой и командует мне сгинуть с
глаз долой. Я немедленно исполняю приказ, получая вслед напоминание о
завтрашнем презенте.
Сурок мало-помалу отпускает, поэтому в душевой я попеременно пускаю то холодную, то горячую воду. Это помогает, но не так, как хотелось, поэтому физиономия в
зеркале кажется абсолютно чужой, словно я рассматриваю постороннего человека.
Чёрные волосы, стриженные ёжиком, уже щеголяют многочисленными серыми
прожилками, а вокруг синих глаз полно мелких морщин, особенно хорошо заметных
под остатками сурка. Да, физиономия утратила флёр невинности, как любит
говаривать Фёдор, в моменты благодушия.
Вот с телом всё в порядке. Мог бы и не рассматривать. Для этого у меня имеется специальный человек, обожающий изучать каждую мышцу и с довольной улыбкой
сообщающий, что я прибавил ещё пару кило сплошного жира. На вопрос: «Где?»
Варвара зажимает и оттягивает кожу где-нибудь на боку. После этого остаётся
взять нахалку на руки и крутить, пока не попросит пощады.
Висок пронзает острая боль и я ещё раз засовываю голову под ледяные струи. Да, такова плата за особые возможности: двое суток головной боли, сонливость и красные, от
лопнувших сосудов, глаза. А сегодня, ещё и это….
Рассматриваю предплечье, на котором проступают синие пятна. Ещё бы! Так сдавить щиток, что лопнул титановый сплав! Сильной боли, впрочем, нет, только неприятная пульсация
в мышцах, но всё ещё впереди. Нужно будет непременно зайти в медблок, после
совещания.
Тут меня слегка стопорит. Вообще-то я уже давно собирался проведать наших костоправов, но никак не мог собраться с духом. Три месяца назад заведующим там
поставили Анастасию Михальчук. Настю.
Яростно вытираюсь лохматым полотенцем, пока кожа не приобретает красный цвет, а бодрость понемногу не возвращается в тело. Это помогает слегка отвлечься от
сегодняшних приключений и от воспоминаний, которые до этого тихо мирно сидели в
потайной комнате ненужных мыслей. Впрочем, помогает плохо.
Настю я встретил ещё тогда, когда учился в школе. Она была старше меня на пару лет и поначалу относилась с лёгкой снисходительностью, называя мальчиком. В хорошем
настроении – милым мальчиком. А я шалел от её холодной отстранённости, такой
неожиданной, после податливости сверстниц. Пышные белые волосы, всегда
заплетённые в толстую косу, высокая грудь, крутые бёдра и глаза, глаза…
Я тонул в её невозможных карих глазах, а когда, наши губы касались, казалось, будто впереди находятся два тоннеля, ведущих в бездну. Не знаю, был лия у неё
первым, скорее – нет. А вот она у меня оказалась первой и не в обиду Варе –
самой незабвенной.
На пятом курсе биологички она клялась мне в вечной любви и обещала выйти замуж, сразу после того, как я закончу юридический. Я получил свой диплом, а моя
Настя, Настюша, Настенька бесследно исчезла со всех мониторов, соцсетей и
прочего информационного пространства. Внезапно стало ясно, что ровным счётом
ничего про неё не знал. Жила она, снимая квартиру и даже её подруги не могли
точно сказать, откуда она родом. Пустота.
Такая же пустота возникла внутри, когда я пытался понять, что же произошло? Может быть в чём-то обидел? Не то сказал, не то сделал? Почему она не объяснила, не
предупредила? Нет ответа.
Потом была служба, катастрофа и встреча с Варей. Дурацкие воспоминания о несбывшемся я загнал в ту самую потайную комнату, где они благополучно сидели последние
восемь лет.
А потом кто-то из оперативников сообщил, что главная медичка у нас теперь – Анастасия Михальчук - вот такая баба! С вот такими сиськами! И вот такой жопой!
И вот…
Ну, хоть фамилия осталась та же.
Надеваю мундир, ощущая, как он тихо потрескивает и пахнет морозной свежестью. Этот – особый. Варвара всегда стирает его перед днём сурка и говорит, что он приносит
мне удачу. В нём я был, когда встретил её. С тех пор на погонах прибавилась
пара звёздочек и сменился нарукавный знак. Последнее время настойчиво говорят о
смене дизайна форменной одежды. Не знаю, как и поступить. Наверное, пойду на
губу.
Пока иду по коридору, навстречу то и дело попадаются знакомые физиономии, радостно пожимающие ладонь и интересующиеся, как я додумался до ловли упыря на собственную
руку. Как пить дать, Егор успел растрындеть! Доведёт язык парня до цугундера.
Один раз он уже умудрился месяц просидеть под следствием, когда сболтнул на
рыбалке про сурок. Хоменко долго и с наслаждением тыкали носом в устав, в
перечень секретных терминов и в бумагу о неразглашении. Когда штаны нарушителя
оказались полным-полны известного вещества, приняли во внимание безупречный
послужной список и отпустили.
Дверь курилки приоткрывается и меня окликает по имени знакомый голос. Сегодня я его вдоволь наслушался. Теперь голос обретает плотность и вещественность, слегка
подпорченную клубами неароматного дыма.
Наш координатор, Зинаида Лец, женщина сврхбальзаковского возраста, компенсирующая любимые пироженки плотными корсетами, курит исключительно папиросы, предпочитая
Беломор. Его ей, вроде бы, везут прямиком с завода. Очевидно, именно по этой
причине, дым получается особенно ядовитым. Надя как-то предложила брать Зину на
операцию и травить упырей папиросами. Фёдор утверждает, что это – негуманно.
Дескать, пристрелить – проще и милосерднее.
- Кхе, кхе, - здороваюсь я и машу рукой перед лицом.
- Да ладно, - хихикает Лец и суёт мне мятную подушечку, - На, зажуй. И вообще, у всякой безупречной женщины должен присутствовать хоть один недостаток. Ну, в
смысле – серьёзный.
- Очень серьёзный, - я прикрываю дверь и мы оказываемся один на один, - Ну как расскажи, средоточие совершенства, что за чехарда сегодня творилась?
В этот момент дым папиросы становится таким же ядовитым, как и выражение на лице Зины. Обычно круглая и довольная мордашка морщится, точно координатор куснула
лимон.
- Ты же знаешь, как я люблю, когда у меня стоят за спиной и дают дурацкие советы, - говорит она, - От этого у меня происходит полнейшее расслабление всего
организма, вплоть до полной утраты всякого контроля. Естественно, в такой
момент рот способен произнести любую гадость, но я то не виновата! Нехрен
стоять за спиной. А перед этим ещё полчаса трахать мозги с Чередняковым,
объясняя, чем синий приоритет отличается от коричневого и почему жёлтый может
внезапно стать красным и наоборот.
- А Папа? – в устах Кац события выглядят забавно, но я представляю, что там творилось. Содом и Гоморра в лице маленькой полнеющей женщины. Кстати, мало кто
знает, что она в одном звании с Папой, но мундир надевает по очень большим
праздникам.
- Папа? Как обычно, сначала жевал невесть что, а когда выплюнул – началась активная фаза и я открытым текстом попросила всех идти нахер, - Зинаида тащит
папиросу и задумчиво вертит пачку в пальцах. Я показываю часы и координатор
согласно кивает, - Ты, Лёнечка, абсолютно прав, просто некоторые повреждённые
клеточки я так и не успела прижечь. Пойдём, лапуша, посмотрим кино.
Кино, это – изображение с наших камер. Перед брифингом нам покажут все ролики, чтобы начальство получило полный объём информации и знало, кого, куда и за что.
Впрочем, Папа – Алексей Константинович Чередняков – наверняка уже успел
посмотреть хотя бы пару фильмов и успел получить предварительное представление.
Зал небольшой, с мягкими креслами, в которых так хорошо засыпается, если сурок отпустил раньше времени. Кажется, что окон нет, но я знаю, они спрятались за
незаметной серой ширмой. Правда Папа, сидящий сейчас в кожаном кресле у стола и
кивающий всем входящим, открывает их крайне редко.
Пётр Антонович Егоров, начальник спецсектора, человек проверявший сегодня на прочность нашу Зинаиду, предпочитает вовсе не садиться. Он стоит за спиной Папы
и тоже кивает всем, проходящим в двери. Когда у полковников получается кивать в
унисон, становится смешно.
В зале попадаются знакомые рыла из научного отдела, для вида набросившие белые халаты на свою обычную раздолбайскую одежду. Кроме них наблюдается подполковник
Надеждин со свитой из таких же невнятных пиджаков. Пиджаки делают вид, будто
никого здесь не знают и вообще, в нашем городе – проездом.
- Как рука? – интересуется Молчанов, когда я сажусь в кресло рядом, - У тебя сосуд в глазу лопнул.
- Свои видел? – хихикает Надя, - Лёня, глянь, какие попугайчики.
- Ты про пиджаков? – уточняю я, - Это – недобитые Зиной. Она клянётся, дескать их была пара сотен, со всеми не справилась. Нормально с рукой. Синяк будет.
- Ещё бы! – хрюкает Егор, - Это ж какая хрень была: хрясь и пополам!
- Заткнулся бы, - мне становится неприятно, оттого что и действительно: «хрясь и пополам», - Успел растрепать всему управлению, балабол.
- У? – Фёдор поворачивает голову и Хоменко прячется в складках местности.
Папа поднимается и читает короткую, наизусть известную молитву про: «Мы сейчас посмотрим видео, снятое с шлемов наших сотрудников и бла-бла-бла. Особая
благодарность работникам спецсектора и сотрудничающей с нами фирмой тра-та-та.»
Короче, если бы не эти люди, то нам просто не имело бы