Маруся

Согласитесь, весьма неожиданно, если утром высунувшегося из палатки туриста встречает не ясно солнышко над Волгой, а сонная морда бычка, лениво пережёвывающего свою вечную жвачку и  смотрящего на человека грустным взглядом.  Утончённая    университетская публика, отдыхающая в месткомовском лагере, сильно удивлялась сему обстоятельству, вплоть до поросячьего визга.
 
«Не все, конечно, так, но всё-таки… А на выходные  прибудут дополнительные отдыхающие по «разовым» путёвкам… Надо что-то делать!»
Такие невесёлые мысли роились в мозгу Эдуарда Иваныча, начальника лагеря отдыха, когда он совершал утренний обход своей вотчины, медленно продвигаясь к столовой.
 
Дело в том, что Чардымский совхоз ежегодно  на лето вывозил на остров стадо бычков на откорм. Травы здесь было много, скотинка питалась хорошо и обильно «минировала»  всё подряд  там, где проходила.  Но в том и была главная беда – ходила она везде.
Эдик, как его называли по-простому, был не против интенсивного развития животноводства и даже радовался этому, однако и забота об отдыхе трудящихся  являлась немаловажным фактором подъёма народного хозяйства страны. Поэтому  бесхозное стадо, бродящее и гадящее, где попало,  создавало нездоровую обстановку во вверенном ему хозяйстве и нервировало отдыхающих, что не могло не тревожить его, как начальника лагеря.
 
Особо нервные стали жаловаться ещё третьего дня,  и с той поры  Эдик не находил себе покоя, а также - объяснения странному событию.
Самым странным было то, что стадо паслось без пастуха, который обычно регулировал маршруты движения бычков,  не допуская их проникновения  на территорию лагерей, находящиеся на острове.
 
«Вот скотина!» - воскликнул про себя Эдик, наступив на свежую коровью лепёшку.  Он находился  возле водяного качка, когда по задумчивости не заметил «мину»,  оставленную одним из «диверсантов» как раз на тропинке.
Тут его взгляд зацепился за нечто необычное.
Витюха, бывший студент и, можно сказать, ветеран лагерной жизни, сидя на худой кляче тёмно-бурой масти, принимал банки с артезианской водой из рук какой-то девушки, видимо, студентки.  Лошадь была без седла, и Витька сидел на ней охлюпкой, но имеющаяся уздечка говорила о том, что она  не бесхозная.
Приладив банки  в подмышках, он  пнул клячу  в опавшие бока.
- Н-но, Маруся!  -  и та не спеша потрусила по широкой тропе, ведущей прямиком в Берлогу.
Так называли небольшую рощу, находящуюся между университетским и лагерем мединститута на берегу протоки. В ней находили приют беглые студенты, влюблённые парочки, ищущие уединения, а также жили вольнопоселенцы, как правило,  из бывших студентов, которые, хоть и закончили учёбу, но не смогли расстаться с местными красотами.
- Ковбой, твою мать! – в сердцах сказал Эдик, плюнул под ноги и обратился к девушке, при этом он пытался почистить о траву прилипший к  сланцу навоз. –  Давно эта дикая бригада заехала в Берлогу?
- А в среду и приехали! У них там весело!  Песни поют, танцы вечером, девчонок  на лошади катают…
- Водку пьют! – перебил её Эдик.
- Её мальчишки пьют, а девчонки – портвейн или яблуху, что в сельмаге продают!
Начальник задумался,  потом сказал: «О-отлично!» и направился в сторону Берлоги. Волнуясь, он немного заикался.
***  
 
Джо бренчал на гитаре, сидя у костра на поляне, по краям  которой  стояло несколько палаток.  Под одним из деревьев  была привязана Маруся. Витюха переливал воду в большую канистру, когда появился Эдуард Иваныч.
- Привет, Эдик! Какими судьбАми… - приветствовал его Джо, прекратив игру.
- Вы что творите! Весь остров засрали, ступить некуда! Где пастух?!  - гневно,  почти закричал начальник лагеря.
На эти обвинения Витька резонно заметил.
- Мы не творим, а просто отдыхаем! Туалет у нас вон в тех кустах. А пастух – это, видимо, Петрович!
- Не пыли, пехота! – добавил Джо. – Мы ему за шиворот не заливали! Он сам пришёл, угостил нас салом, мы его – водкой! Кто ему виноват, что он сначала: «Ты чё, краёв не видишь!?», а потом на удар кедом по жопе не реагирует! Встанет – налей!  Выпьет, упадёт и спит!
- В общем, чтоб он завтра был на работе! – уже мирно закончил Эдик.
Джо поднялся, подошёл к палатке, из которой торчали чьи-то немытые ноги.  Ударил по ним и сказал.
- Петрович! Подъём! Тебя вычислили!
В палатке что-то зашевелилось, и в проёме входа появилась заспанная, лохматая голова совхозного  пастуха.
- А где Маруся?! – невнятно пробормотал он.
Лошадь, услышал знакомый голос, призывно заржала.
Витюха, усадив Эдика к костру, налил в кружку водки и предложил.
- Будешь?! За мир и дружбу!
- Ну, будем здоровы! – ответил тот и привычно опрокинул содержимое в рот.
- А мне?! – спросил уже  подползший к костру Петрович.
- А у тебя весь остров в дерьме! -  ответил Эдик, хрустнув огурцом.
*** 
 
На следующее утро бычки кочевали под конвоем дремавшего на Маруське  Петровича. Но странное дело,  стадо постоянно курсировало  вдоль Берлоги. А по вечерам оттуда доносились музыка, пение под гитару и девичий смех, сопровождавшийся лошадиным ржанием.
Вскоре Петровича на посту сменил непьющий Михеич.
И вечернее ржание прекратилось.