Борины назидания

[justify]                  
           На нашем участке, на строительстве работало тогда человек десять или двенадцать  расконвоированных  заключённых. Утром, к началу рабочего дня их привозили на стройку, и вечером, после окончания рабочего дня их увозили. Человека три или четыре из них, работало  в нашей бригаде, и переодевались они в нашем вагончике. Остальные были распределены по другим бригадам. Наиболее примечателен, более других выдающимся  из них был, работавший в нашей бригаде расконвоированный – Боря.  У него совсем плохо складывались производственные отношения с нашим  бригадиром Иванычем, видимо, из-за несовместимости их характеров, как обычно в этих случаях говорят, но и не только... .  Скорее всего это было из каких-то скрытых, и слишком разнонаправленных их  побуждений и убеждений, питающих их такие неприязненные отношения друг к другу. К тому же, Боря, так же, как и другие расконвоированные был слишком свободен и отвязан от всякой зависимости от него, от его бригадирских прихотей и претензий. И может быть ещё и то, что  слишком разное у каждого из них было жизненное кредо, никак, не позволяющее ни тому, ни другому, так просто примириться с  обстоятельствами, вынуждающими их находиться много времени вместе, вопреки желаниям одного и другого. Боря, не переносящий на дух нашего Иваныча, стремился всячески уничижить и «раздавить»  его  в глазах работяг. Униженный Иваныч, державший в напряжении и страхе своих работяг, никак не находил способа ни избавиться от Бори, ни укротить его, для этого у него было слишком мало власти, не по его же  прихоти он оказался здесь – дай ему волю, растерзал и разорвал бы его. При этом ни один, ни другой, не обмолвливались и словом, понимали и люто ненавидели  друг друга без всяких слов. 

              Иваныч, это совсем уже не молодой человек, года пятьдесят три - пятьдесят четыре было ему, уже к тому времени был  на пороге старости. Он был  небольшого роста,  коренастым, с хитрым, пунцово-красным  лицом. Он в полной мере обладал  всеми  необходимыми  качествами для того, чтобы быть бригадиром; умел строить  доверительные  отношения  с прорабом  и начальником  участка, то есть умел  выстлаться  перед  ними, угодить им, умел при надобности  навести «тень  на плетень». И  ещё, крайне  важное качество было у него,  вызывающее большую зависть у работяг в его бригаде, это умение пить.  Не  пить  вообще,  такие бригадиры в природе, похоже, что не  встречаются, а если и встречаются, то, в тогдашнюю эпоху тотального пьянства,  исключительно редко. И, конечно же, что ещё более  важно, это его  умение  держать нос  по ветру, то  есть, вовремя  распознать, не догадался ли, не  расчухал ли,  а главное, не болтает ли кто из работяг об их скрытных,  тайных, воровских и мошеннических  делах. А, если, обнаружится им что-то не ладное, то необходимо было вовремя оповестить об этом свою группку  ворюг, втихаря  подобранную, опекаемую и руководимую  прорабом, сколоченную им из надёжных людей, из работяг. Чтобы  те, в случае  чего, вовремя приняли какие-либо упреждающие меры, затаились на какое-то время, замели какие-то заметные следы своей жизнедеятельности, ну, чтоб всё же, излишне, не расслаблялись и т.д. Никто, не обладающий перечисленными качествами,  скорее всего, никогда не станет бригадиром, потому что тогда, не провернёт аферу прораб, а начальник участка, видимо, главный организатор этого скрытого от постороннего взгляда, предприятия, вряд ли будет держать у себя в штате не проворачивающего аферы прораба. В противном случае подыщет ему замену, ну, и так далее. В ту, называемую теперь застойной эпоху, со всех сторон льющаяся ложь, как дымовая  завеса,  хорошо прикрывала активную деятельность предприимчивых, весьма проворных  ворюг,  от бригадиров с прорабами, и до, бог весть каких высот. К  примеру, аферистов внеш. торга, проворачивающих, куда более серьёзные аферы, чем какие-то там прорабы. Они  все вместе, снизу доверху, к тому времени, уже весьма серьёзно подгрызли экономические устои того государства, да так, что оно зашаталось и впоследствии рухнуло.

        Да собственно речь, больше не об этом, а то можно в такие дебри влезть, что мало не покажется.  Это место заповедано и строго охраняется всё тем же по своему стилю, манерам и духу, их государством. Все эти воры, аферисты, взяточники и прочее отребье, уже давно сделали государство своим – воровским, а не каким-то там рабоче-крестьянским, чем на протяжении многих лет, поставленные для этого люди, своими проповедями туфтили и заморачивали головы (запутывали сознание) наивным обывателям.  Но, если избегать, такой, может быть, кажущийся таким мрачным его контекст, то рассказ будет многим, менее реалистичен и менее связан с той эпохой.

              Наш Иваныч, как и любой другой бригадир, в любой другой бригаде, поддерживал в рабочем коллективе не только дисциплину, но и морально-психологическую обстановку, отвечающей вполне, той лживой, теперь уже, давно ушедшей эпохе. К  тому времени, ещё только, только занялась алая заря той самой пресловутой перестройки. Теперь, сразу же, настроившись на её волну,  ещё более активизировалось ворьё всех мастей, нашедшее самую подходящую питательную среду, и лучшие условия для своей бурной, паразитической, воровской жизнедеятельности. Прикрывшись уже новой риторикой, уже другой, несколько изменённой словесной шелухой, ещё более залихватской болтовнёй подогнанной под новые их цели, и ещё более впечатляющие задачи, громогласно разносившиеся тогда с высоких трибун. И  всё о том же, якобы, о приходе какого-то, ещё более, нового счастливого завтра, и ещё вдобавок, с какими-то «реформами», ещё более надёжно прикрывающими их тёмные дела. И ещё чуть позднее, с захватом политической власти в 1991 году, все эти воры и мошенники быстренько узаконивали, освобождением от уголовной ответственности, псевдо экономические действия – воровство,  мошенничество, взяточничество. С  той лишь целью, чтобы дать возможность асоциальным элементам – ворам, мошенникам, взяточникам, аферистам всех мастей, сказочно обогащаться в их новой и «светлой» жизни. С приходом новой постперестроечной эпохи, они стали свободны от уголовной и прочей ответственности за воровство, мошенничество, взяточничество, и прочих  асоциальных действий. Вон, оказывается для чего, они туфтили всё про какие-то реформы, и мутили ту самую пресловутую перестройку! И  ловко же, в подходящей идеологической упаковке, с помощью средств массовой агитации и пропаганды, они тогда,  вбрасывали всю эту туфту и ложь инфантильной массе, как путеводитель – отче  наш, в новое «счастливое» завтра.  Всех  поверивших и уверовавших в их  очередное, беззастенчивое враньё, в их очередную туфту, они, обычным делом, беззастенчиво кинули, и отправили в обычное нищенское гетто. На пороге уже стояла новая эпоха, когда  ещё более, с несравненно большим размахом активизировали свою деятельность, почувствовав ещё большую, обретённую ими свободу от закона и совести, воры, мошенники,  взяточники – асоциальные элементы.  Когда, в конечном счёте, они порвали в клочья и уничтожили экономику страны. И, с чем многие, очень наивные и доверчивые (инфантильные) люди, связывали тогда свои надежды, на какую-то лучшую и более достойную, обеспеченную жизнь,  закончившиеся для них полным крахом и глубоким разочарованием. Воры и мошенники свернули её,  ту самую пресловутую перестройку, в нужное им русло. Это когда на политический олимп взошёл абсолютно бездарный, не компетентный карьерист, неутомимый демагог лже коммунист, своей бессвязной многолетней болтовнёй, он успешно наводил тень на плетень. Когда в итоге оказалось, что он на протяжении шести лет  своего нахождения на политическом олимпе, делал всё для уничтожения социализма в стране, и самой страны. (Это из его же циничного признания по истечении многих лет). А пока, продолжалось то время, когда только – только прокукарекали с высокой трибуны, о её начале, о её радужных перспективах совсем в не далёком будущем; поэтому и Иваныч действовал ещё всё же, больше, в духе до перестроечного времени. 

          И, если, кто-либо из работяг в его бригаде нарушал тогда тот порядок вещей, сложившийся везде и всюду на производствах в то, да и не только в то время, выходил за означенные рамки, Иваныч,  выполняя указания свыше, выправлял положение тем, что больно ударял ослушника рублём. Это означало то,  что в текущем месяце недосчитаешься двадцатки, а то и больше, это уж, как Иваныч определит меру твоего проступка.  При среднем заработке сто шестьдесят, сто восемьдесят рублей в месяц,  это, всё, таки, ощутимо. Какие-то иные нарушения в бригаде, были редки, а вот нарушения трудовой дисциплины, исключительно из-за пьянства и продолжительных запоев случались часто, были просто обычным делом. Столь нерадивых работников, Иваныч, подобно промысловому охотник высматривающему дичь,  зорко высматривал их на протяжении рабочего дня, и нещадно бил эту «дичь»  рублем, хотя, он сам пил не меньше; но, с каким  восхищением, и даже,  уважением, и горькой завистью о нём говорили работяги: «Умеет пить гад»! Это обычно звучало  так заискивающе  торжественно, как будто в мире не существует каких-то других, лучших человеческих качеств, сравнимых, ну, разве, что с обладанием какого либо природного таланта, способного вызвать и восхищение и зависть. Это  была их самая высокая мечта – уметь пить так, как умеет пить этот змей подколодный. Его так часто, почти всегда,  «за глаза», без его присутствия, называли обиженные им работяги, лишённые двадцатки. Его, какое-то, по их представлениям, мастерское умение пить, не ломаясь,  было для них  вожделенной, недосягаемой, неподдающейся осуществлению, но очень заманчивой и желанной  мечтой. Сравнимой ну, разве что, с синей птицей счастья, вызывающей в их томящихся душах, большое, глубокое сожаление своей недостижимостью.

      Работяги в его бригаде, относились к нему пренебрежительно,  и вместе с тем, побаивались его; злобно говорили о нём: –  этот змей подколодный может больно и беспощадно  жалить – ударить рублём, если заметит кого-то из них «больного»,  это значило пьяным,  не удержавшегося и опохмелившегося в рабочее время, чтобы прекратить, становящиеся невыносимыми,  похмельные муки.  Хотя, около половины работяг в его бригаде, злостными пьяницами не были и трудились вполне добросовестно, но всё же, они были таким шатким элементом, иногда были всё же, подвержены влиянию тех самых,  уже безнадёжных пропойцев, в результате, тот или иной из них тоже попадал под разящее жало змея подколодного – Иваныча. Но, змей подколодный, вёл свою промысловую, ежедневную охоту, в общем-то, не на них, а уже известных ему безнадёжных пропойцев и алкоголиков в бригаде. Внимательно, на протяжении рабочего дня высматривающего эту дичь, и хорошо отработанными, за много лет применения приёмами, поражал её. От опытного, зоркого взгляда Иваныча уйти не замеченным, ни кому не удавалось, был, всегда настигнут им, и безжалостно  ужален этим злым  змеем подколодным, хорошо натасканным на этого «зверя».

  Потом, эти недоплаченные к