сказать что-то важное, и сбился – сказал он. – О чем это я? Да! Так вот, я и говорю: стоики чем-то жертвовали ради своих ближних. Я уж забыл всё, что учил, а то бы еще и пример привел. А Христа взять?! Христос отвечал на жизнь тем, что плакал, улыбался, печалился, гневался даже на тех же торговцев в Храме. Он не с улыбкой и презрением шел навстречу страданиям, не презирал смерть, а молился в саду Гефсиманском, чтобы его миновала чаша сия. – Семён достал сигарету, откинулся на спинку парковой лавки и усмехнулся – Ха! Ну вот и дошли до религии! –
Семён закурил, и, выдыхая дым, спросил Женю:
- Пусть теория говорит правильно: покой и довольство внутри человека. Но ты-то, Жека, с какого боку-припёку проповедуешь? Или ты философ? Или ты мудрец? –
- Нет, конечно, я не философ, хотя читал много по философии. Но, думаю, проповедовать можно и нужно, потому что это разумно, - отвечал Женя, также собираясь закурить сигарету.
- Вот спрошу тебя, Семён, обычное. Ты и сам, наверное, много страдал в жизни, седые волосы вон. И ты имеешь понятие о страданиях. В детстве тебя пороли ремнем? –
- Да уж. Меня отец порол жестоко. Мой отец был крутой по тем временам, партийный, и какой-то там руководитель. Но никто меня не запугивал, и я рос здоровый как бык. Рос под крышей отца и учился в университете. Но вот судьба повернулась. В один год всех потерял – авария с машиной отца. И погибли все: мать и брат и отец. А уж остальное пьянка довела до конца. Драки в пьяном угаре, и до одури: искалечил я человека и за «тяжкие телесные» в тюрьму угодил. Ну, вот, примерно так… - пояснил Семён. – А тут, и «революция» была – «перестройка» там, и СССР развалился…. Так и остался я один одинешенек: ни кола – ни двора, и никакой родни. На работу не берут: до сорока пяти лет ограничение, а мне до пенсии немножко осталось, и жить-то надо. Научился понемногу: железо собирал, метал. Алюминий дешевле, а вот за медь, 1 кг., 150 рублей уже дают, и то дело…. –
- Относительно меня, почти, похоже. И у меня нет никого… - рассказал затем и Женя о своей жизни коротко.
А тут и Санька принес новую партию фанфуриков. Они не стали на виду людей в парке разливанием заниматься, а прошли обратно в свой скверик во дворах около вокзала.
Часть 3)
Вокзалы похожи друг на друга во многих городах по дороге в Сибирь. Строились, говорят, при Екатерине по одному проекту, вот и похожи. Так ли это, не знаю, но похожесть присутствует.
(Продолжение следует).
Часть 3)
Вокзалы похожи друг на друга во многих городах по дороге в Сибирь. Строились, говорят, при Екатерине по одному проекту, вот и похожи. Так ли это, не знаю, но похожесть присутствует. Центральное здание, с треугольником крышей и с непременным шпилем, - это фойе. На треугольнике часы. С обоих сторон – два прямоугольных крыла, в которых залы ожидания и кассы.
Сидоров прошел сквозь фойе вокзала, так как его вагон остановился прямо против входа. Площадь – круглая, с огромной круглой клумбой посередине, встретила его ветром. По кругу разворачивались такси, к прибывшему поезду спешащие, забрать многочисленных пассажиров, торопившихся с чемоданами и сумками.
Обошел он привокзальную площадь с правой стороны, как раз подошел к той квадратной тумбе, где уже сидел завсегдатай Семён. Он сидел с палкой в руках и вид имел жалостный. Сидоров счел добрым делом «угостить» этого «бомжа», благо, что в длинном доме весь низ был в магазинчиках и недалеко он заметил вывеску «кафе 24 часа» - а значит «закусочная-наливайка».
- Погода шепчет: налей, да выпей! – воскликнул Сидоров, обращаясь к Семёну.
- Да вот, нечем… - ответил Семён – Да и нога болит, хожу плохо… -
Разговор быстро перешел на «откровения», и Сидоров узнал про сложное положение бездомного Семёна. Он пригласил его в закусочную, обещая «угостить» и купить покушать. Благотворительность Сидорова воспринялась Семёном с легкостью, так бывало часто, почти каждый день, и перспективы намечались попросить большего участия.
Медленно они тронулись к закусочной. Семён хромал, опирался на палку.
Так совершилось знакомство за стаканом водочки, как у нас водится испокон.
Сидоров приехал к знакомому другу, и оставаться ему в этом городке намечалось еще долго: была ему предложена работа. Он не так часто бывал на вокзале, но раза два в неделю, проезжая по делам, за материалами для стройки на строительный рынок, - Сидоров непременно приходил к этому месту и водил Семёна в закусочную, где брал бутерброды и непременные 100 граммов для него.
В один из дней, когда Сидоров пришел на вокзал, он не увидел постоянно сидящего на месте Семёна. Но было у кого спросить. Тут же стояли пьяненькие. Они сказали, что Семён пошел «обедать» - там во дворы приезжали как-бы от Церкви с бесплатным питанием для «обездоленных».
Не сразу нашел таки Сидоров место. Во дворах были построены гаражи, и вот на пустырь перед гаражами подъезжала машина – газель, из которой вынимались столы и баки с супом и кашей. Собирались вокруг и «пьяные-рваные» люди, были и нормального вида опрятно одетые, и все тянулись очередью за порцией супа, который накладывали в разовую посуду.
Тут, среди бездомных и обездоленных был и Семен.
Сидоров увидел его сидящим на кирпичах, вместо стула, и уже доедавшего гречневую кашу – второе блюдо. Семен попросил Сидорова взять ему компот. Две женщины в платках и длинных, в сером и черном, платьях, действительно походили на монашек. Пустой бак из-под супа уносил бородатый мужчина, похожий на дьяка. Сидоров попросил два стакана компота. Ему предложили кашу, но он отказался….
После обеда Семён повёл Сидорова в «свой» знаменитый сквер, где «бомжи» и пьяницы выпивали свои фанфурики. Семёну дали брюки спортивные, не новые, но чистые и он хотел переодеться. В скверике он сел на ствол дерева, изогнуто растущего параллельно земле. Сложность была с больной ногой. Сидоров помог переодеться. И, вместо 100 граммов водки, Семён попросил Сидорова взять настойку боярышника. Это было во много раз дешевле. Он объяснил, что продают, оказывается, в отделе косметики, в том же длинном доме напротив вокзала, в небольшом супермаркете.
Тут Сидоров научился разбавлять и пить фанфурики, от которых быстро «окосел». А в пьяном виде «доброта» так и «пёрла» из него. Он дал денег Семёну, который держался и не был так пьян, как Сидоров. Семён мечтательно сказал: «Вот бы в баньку еще сходить можно: там для пожилых скидка, аж в два раза дешевле. Но это в третьей бане, а она далеко, на окраине города».
- Ничего! – хорохорился «благотворитель» Сидоров пьяный. – Сейчас мы такси возьмем и поедем. –
И начался почти «бег с препятствиями», Сидоров развивал ситуацию. Сначала он увидел рекламный щит с телефонами «такси по городу». Безуспешно он попытался по телефону заказать такси: «Куда надо приехать?» - спрашивали его. «На вокзал». – «Вокзал, а там вы где будете ждать?» - «Я тут около магазина, ну, около площади». – «У какого магазина?» - «Да не могу объяснить, тут дом длинный и весь низ в магазинах…» - «С обеих сторон длинные дома и весь низ в магазинах… - так куда вам подъехать?»
Телефонный звонок оборвался, и Сидоров пошел быстрым шагом к самому вокзалу, обходя площадь с клумбой, туда, где стояли частные таксисты.
Денег у него не было. Нужно было уговорить таксиста отвезти его к другу на квартиру за деньгами. Первому же таксисту на иномарке сидоров начал объяснять ситуацию: что он возьмет деньги, якобы, у себя дома, а потом надо будет вернуться сюда, на вокзал, забрать больного человека и отвезти в баню. Таксист соглашался не сразу и заломил цену, в три раза большую. Но еще потребовал оставить в машине в залог телефон: «положи вот тут» - указал он на полочку над бардачком. Поехали.
Таксист ездил быстро и вскоре Сидоров уже выбегал из подъезда с деньгами. Сразу же рассчитался с таксистом, получил от него сдачу с тысячной купюры и даже не вспомнил про свой телефон. Его просто не было на панели, а Сидоров стремился быстрее на вокзал, забрать знакомого «бомжа» Семёна, думая при этом, что выполняет важную «миссию благотворительности».
Семён хромая продвигался в своей квадратной тумбе, опираясь на палку и хотел переходить дорогу, когда перед «зеброй» неожиданно остановилось такси, выскочил Сидоров, и открыв заднюю дверь, стал помогать ему усаживаться, больную ногу занес руками. Также быстро, на большой скорости, обгоняя другие машины, таксист домчал их до самых дверей двухэтажного кирпичного здания бани. И тут Сидоров вспомнил про телефон. Таксист уверил его, что он забрал телефон сразу же во время расчёта и посоветовал поискаться по карманам. В это время Семён уже хромал к дверям бани и хотел подняться на высокие ступеньки крыльца. Сидоров увидел, что Семёну трудно ногу больную поднять, надо было помочь. Сказав таксисту: «Ладно, спасибо!», он поспешил захлопнуть дверь машины и поспешил на помощь своему «подопечному». Таксист быстро уехал.
Только в бане, когда Сидоров раздевался, он осмотрел все карманы и не найдя телефона понял, что таксист оставил телефон себе, - фактически украл.
Благотворительность потребовала жертв. Мало того, что заплатил он тройную цену за перевозку, еще и лишился телефона. А Семён был очень доволен6 он обмылся, вымыл ногу с гнойной раной и поспешил в парилку. Он просто рад был париться в жаркой парной. Сидоров не смог и пары минут выдержать сильный жар и выскочил из парилки. От жара ли, или от того, что время пришло, но Сидорова «развезло», ему «ударило в голову». И уже забыв про свою «миссию благотворителя», он оделся не вытираясь и пошел из бани, оставив своего «подопечного».
Как он добирался к другу на квартиру, помнил он смутно. Шел пешком, как робот на автопилоте по «интуитивному навигатору»: сворачивая там, где нужно, переходил перекрестки на зеленый свет….
Часть 4)
Только утром, с головной болью, Сидоров понял, что он сделал что-то неправильно. Друг налил ему рассол из трехлитровой банки огурцов, открытой накануне. Оказывается, они еще с другом вечером выпили. С первого стакана Сидоров уже отключился.
Сидоров всё рассказал другу, - сетовал на потерю телефона и расстраивался: «как там доберется до своего вокзала «бомж»». А друг посоветовал ему сходить в Храм, поставить свечи и, исповедовавшись и причастившись, завязать с пьянкой.
Его друг, Олег, был из бывших церковнослужителей. Случилось так, что он не закончил Семинарию, - получил телеграмму, что парализовало его отца. За отцом нужен был постоянный уход и два года Олег ухаживал за ним. Отец умер, оставив ему в наследство эту квартиру. Олег пошел, поначалу, в Храм и служил там пономарем, оставался и за дьякона, когда нужно было заменить диакона, сломавшего руку. Но оставшись одиноким, в Храме не проработал много, а ушел в мир: нашел работу в строительной компании, которая принимала участие в восстановлениях Храмов. Но его узнавали. А знакомые, кто видел его на службах и знали, что он в Семинарии учился, - так и называли Олега батюшкой. Он был сухощав на лицо, носил бородку и усы, носил длинные волосы, которые убирал в пучок-косичку и прятал под картуз, под шапку. Для людей нецерковных, любой человек в рясе – был попом, батюшкой.
- И что ж ты не женишься? Завел бы себе хозяйку-жену! – не раз говорил Олегу друг
