Шальная мельница

началась новая кутерьма, началось новое душетерзание.
 
***
Людское безудержное любопытство, вечная жажда лезть в чужой монастырь со своим уставом... и в этот раз сыграли в злой рок. Прознав о возрасте Нани, пожилые женщины с удивительным усердием принялись наставлять меня одуматься, не губить девку, а уже думать о ее будущем, подыскивать жениха, да побогаче. "Поди, ты не последний человек на Бальге, а посему как у прямой родственницы, будет у нее много шансов найти достойную себе партию".
Меня же эта тема просто убивала, бесила, доводя до белого каления и злобного чертыханья себе под нос, хотя... все еще молчала для виду и покорно кивала головой. Однако апогеем всего это массового помрачения умов стало внимание, слова Фреджи. От кого, от кого, а от нее не ожидала. Да, она всячески заботилась и опекала обоих нас, однако ее суждения всегда были трезвыми и толковыми, а тут, словно и ее эта хворь дурная коснулась.
- Шестнадцать - самый нужный возраст. Или во сколько, ты думаешь, она будет рожать? Или в девки старые пусть идет? Мается, вон как... ты.
Стыдливо переминаюсь из ноги на ногу. Взор уткнуть в пол.
- Пожалуйста, Фреджа. Давай оставим это ей решать.
- Что ей? ЧТО ЕЙ? Хочешь, чтобы нашла себе какого нечестивого соблазнителя - и всё, прощай, честь, прощай, светлое будущее? Так?
Еще рачительнее (виновато) прячу взгляд. Молчу.
- То-то же. То-то же, Анна! Думай, пока есть время и есть выбор. Может, не с Бальги, а из Цинтена кто на примете есть. Думай!
 
...
Прознала. Не знаю, кто как где проболтался, услышала ли, или, вообще, стали осаждать уже непосредственно ее саму, но вылетает из кухни, стремительно нападая на меня словесно, прямо около пациента, которому я перебинтовываю руку.
- Т-ты, т-ты не посмеешь! - заикается, дергается нервно на месте, тычет на меня пальцем, гневно махая. - Не посмеешь! Я не пойду! Я убегу! Но этого никогда не будет!
- Ты что орешь? - рассерженно рычу, оглядываясь по сторонам. Живо завершить манипуляции с хворым, тотчас схватить за локоть девку и потащить за собой в коридор, а там и в коморку.
С вызовом, гневные взгляды вдруг другу в глаза.
- Что ты орешь? Что случилось?
- Это - правда?! - уже более сдержанно рычит та. - Ты собралась меня замуж выдать? Да?
- Да кто тебе эту чушь сказал? - искренне удивляюсь.
- Да уже не первый раз слышу! Думала, сквернословят, старческое безумие нахлынуло на этих квочек. Но нет! Теперь даже Фреджа намеки стала бросать!
- Фреджа? - не верю своим ушам. Но вмиг совладать с собой. Глубокий вдох - и продолжаю, - не слушай их. Пусть, что хотят говорят - мне всё равно. И тебя не должно это волновать. Придет время - выйдешь замуж. И пусть тебе будет хоть эти же шестнадцать, или уже все сто! Плевать... кто что говорит. Пусть за собой следят и о своих детях думают. А я тебя... какому-то идиоту отдавать не собираюсь. Найдешь кого достойного, милого сердцу - и вперёд. Не мне за тебя решать. Потому что тебе потом с ним жить. Тебе, а не мне. А деньги, власть, достаток - видела я всё это, с лихвой. И ни капли там счастья не было. НИ КАПЛИ! - уже более спокойно, - расслабься и живи дальше. А будут доставать - мне скажи, я поговорю, так уж и быть. Раз сами до этого не могут додуматься.
Пристальный, сверлящий, отчасти напуганный, но многозначительный взгляд Нани. Не сразу сообразила, но еще мгновения - и насторожилась я. Прожевала эмоции.
- Что? - не выдерживаю.
Едва слышно, шепотом:
- А если... я уже нашла? Того,... кого люблю?
Округлила очи я, невольно приоткрылся рот. Выдох.
- И кто он? - неживым, сухим голосом.
Кривится,  стыдливо прячет взор.
- Ну же, начала - так говори! Или что? - минуты тишины - и болезненно поморщилась я, закачала головой. - Только не говори, что какой-то гадкий старикашка с этой... монашеской Бальги!
Удивленно выстрелила мне взглядом в глаза. Несмело закачала головой.
- Нет... Он с Велау.
Резво выдохнуть с облегчением. Невольно, робко улыбаюсь.
- Погоди, - нахмурилась вмиг. - Тот парнишка,... что провожал нас? Да?
Пристыжено улыбнулась сестра, вмиг спрятала взор под ресницами.
Дрожащим голосом:
- Да. Мой Пиотр.
- Русский? - изумленно.
Несмело закачала девочка головой. Взгляд в глаза с мольбою:
- Поляк.
Невольно усмехнулась я.
Ну, да. Поляк. Это же для всех этих недалеких еще куда лучше.
- И почему сразу не сказала? ... еще тогда?
Немного помедлив:
- Боялась. Он... - бедняк, безродный.
- Нашла мне проблему, - невольно гаркнула я и, облокотившись на лутку рукой, смущенно спрятала лицо.
Лучше бы Генрих был такой же. Хотя,... по сути, он и есть такой, только что имя дворянское, да... к власти фактически доступ есть. …и обетов целая вереница.
Шумный вздох.
Выровнялась. Взгляд на дурёху.
- Хочешь, я с Фон-Менделем поговорю? Он заберет его сюда.
- Серьезно? – обомлела. Побледнела Нани. - Ты можешь?
- Конечно, - радушно смеюсь. - На то мы и сестры, верно? Чтобы помогать друг другу... чего бы это не стоило?
 
...
- В смысле? - недоумевает Генрих. - И как ты это представляешь?
Добро смеется.
Поддаюсь на его настроение, усмехаюсь.
- Как-как? В самых ярких красках.
Немного помедлил (все еще не спуская со своих уст улыбку) - и выдал:
- Ладно, посмотрю, что смогу для вас сделать. Как раз, - внезапно стал серьезным, поморщился, - где-то там в этот раз будем.
- Ты о чем? В какой "этот раз"? - оторопела я от услышанного.
- Сегодня Командор объявил о скором походе, - нервно сглотнул слюну. Виновато прячет взгляд. - Прости, Анна...
 
***
И тут мой мир вновь окрасился в черные краски. Сердце стало безумно ныть, и дело уже не в сладкой тоске, а в разрывной, иступленной боли,... предчувствуя и страшась неотвратимой беды.
 
***
Прижаться к Генриху, уткнуться лбом ему в грудь, нервически, сумасбродно отколачивая головой несмелые удары.
Жмурюсь, морщусь, вот-вот сорвусь ополоумевшим визгом.
С последних сил... обреченно шепчу:
- Не уходи,... пожалуйста.
Кривится мой риттербрюдер, болезненно чиркает зубами.
- Анна, дорогая моя, ты же знаешь... я не могу. ... увы, ничего не могу с этим поделать.
И снова жуткая, разрывающая душу на части, тишина. Каждый потопает в своих мыслях, словно в чертовом болоте.
Еще один шумный, глубокий вдох, и осмеливаюсь. Едва различимым, взволнованным шепотом:
- Тогда... подари мне ребенка.
Вмиг заледенел, окаменел, словно статуя. Перестал дышать.
- Если с тобой, - решаюсь продолжить (колко, раздирая себе горло до крови жуткими речами, но иначе, просто, не могу), - что-нибудь случится,... то хотя бы он останется. В память о тебе. Хоть какой-то будет смысл в последующей жизни. Ведь без тебя я... не смогу. Просто, не смогу...
Тягучая, жалящая тишина. Еще миг - и наконец-то дрогнул. Глубокий, вынужденный вдох. Тяжело сглотнул слюну. Шепчет:
- Ты же знаешь, что я не могу.
Невольно киваю головой, болезненно зажмурив очи.
- Знаю...
- И всё равно... просишь?
- Прошу...
И снова пауза. И снова жуткие страхи на грани истерики.
- Анна, - наконец-то осмеливается, невольно сильнее меня сжимая в своих объятиях. - Зачем ты так со мной? У тебя же есть Нани...
- Нани? - неосознанно горько смеюсь. - У Нани уже своя жизнь. И даже если этот её Пётр... не приедет, то, - кривлюсь от боли, - то, всё равно, она уже выросла.
(и тут я полностью осознаю, что чувствую себя Аней, той самой, которая дождалась моих восемнадцать и решила держать свой путь одна; и впервые, я ее не осуждаю, а... понимаю; и тоже сделаю сей подлый выбор, если дойду до грани)
- Пожалуйста, Генрих... - жалобная мольба в отчаянии.
Шумный, резвый вздох моего Фон-Менделя - и вдруг силой отстраняет меня от себя, неловко попятилась, запутавшись в ногах. Шаг (его) в сторону. Взгляд около, не касаясь глаз.
- Ты знаешь, - резко, грубо, черство гаркнул, - я не могу, - немного помедлив. -  Прости.
Разворот, уверенное движение к двери, дернуть щеколду - и уже через миг скрыться в полумраке, оставляя меня в полном одиночестве и с разбитой душой.
 
***
Несколько дней всячески избегать друг друга. Вернее он старался, а я - не торопилась исправить всё, навязываться.
И не то, что было противно его видеть. Нет. Больно. Жутко больно. И, казалось, пока вновь не взгляну в его холодные, твердые в своей воле,  глаза, пока и теплиться надежда, раненной птицей затерянная в овраге.
 
Обет. Я всё понимаю. Великое, благое дело. И оно достойно только восхищения и следования примеру. Однако...
...не в этом, моем, случае. Мысль, о том, что с Генрихом может случиться что-то ужасное, просто, убивает. И как потом жить? Зачем просыпаться и волочить свои ноги по сей чертовой земле, если его рядом не будет?
Нани? Если честно, то мне плевать на нее. Нет, конечно, я ее люблю, за нее переживаю, искренне забочусь о ней, хочу сделать всё возможное и невозможное ради ее счастья. Однако... по большому счету, в пределах всей вселенной, у нас разные дороги - и мне... плевать на нее. Как и Аня, я смело сделаю поворот, даже если этим и разобью ей сердце.
А вот Генрих... это - нечто иное. Нечто безумно важное. Словно воздух, без которого, просто, ... невозможна жизнь. Единственное исключение, это  - человечек, который будет частью его, моего Фон-Менделя, продолжением. От него ребенок. Вот ради чего, кого... я готова буду всё стерпеть, пережить, и дойти свой жизненный путь... до конца.
 
***
Но... еще пару дней - и загремели словесные залпы, ядрами разрывая, кромсая в усмерть всё живое вокруг, оглашая жуткую, подобную грому, весть… о продолжении войны, о новом, с рассветом, походе.
 
Казалось, что-то лопнуло внутри меня, и тотчас разлился по душе... трупный яд. Нет мОчи встать (как осела на пол, так и замерла, обреченно склонив голову). В голове мутнеет, холоднеют, немеют конечности. Редко, неохотно дышу.
- Анна, ты меня слышишь? - испуганно рычит Нани, всматриваясь мне в лицо.
Боже, просто нет на всё это сил. Нет. Опять эти жуткие недели, месяцы... когда каждое мгновение в голове один только вопрос: жив ли еще?
Ничего не хочу.
- Анна, так ты идешь? Он ждет тебя.
Несмело, едва заметно качнула отрицательно головой. Болезненно зажмурилась, отчего тотчас покатились по щекам непослушные горячие слезы.
- Нет, - мертвым голосом, едва различимо. - Он сделал свой выбор.
Обомлела в ужасе Нани. Но еще миг - и опускается рядом, замирая на карточках. Пристальный, жалящий взгляд в лицо.
- Ты серьезно?
- …да.
Немного помолчав, вновь осмеливается:
- Ради меня тогда сходи.
(игнорирую, полное мое безучастие, лишь еще сильнее жмурюсь, сдерживая в нелепой темнице вездесущую боль)
Продолжает:
- Эльза, Анна, - в сердцах. - Прошу, не сходи с ума. Пожалуйста... Иди к нему. Уже утром он уедет. Ты же себе потом это никогда не простишь, - и вновь тяжелая пауза. - Как я не могу себе простить то, что так и не простилась с Пиотром, когда уехала с тобой из Велау… Пожалуйста...
 
Звонкий, горький, тяжелый вздох - и нехотя открываю глаза.
Пылкое, дерзкое противостояние взглядов - и не выдерживаю.
Покорно опускаю голову, неуверенно кивая.
- Хорошо.
 
***
Вечер уже. Сумерки.
Пройтись неспешно по коридору, залитым медовым светом свечей и факелов, застыть у двери его кабинета. Не нахожу смелости... взять и постучать. Уткнулась лбом в лутку - и жду, сама не знаю чего. Вот бы удавиться прежде... чем весь этот ужас содеется.
Внезапно, где-то вдалеке послышался голос Командора. Невольно вздрогнуть от испуга и неловкости. На автомате среагировать, уходя