Глава 8. Ответ Линки
На другой день, в субботу, прямо с утра, Линка - у меня на кухне, сидит в уголке диванчика и на столе раскладывает какие-то листки. Красивая сегодня! Не помирилась ли со своим отвергнутым?.. Но уже берет листок, и я слышу:
- Аннуш, послушай-ка, что ему нацарапала.
А-а, так вот что за листки! А я то думала, что опять с письмом Антона будет спорить.
- «Наверное, я могла бы написать тебе бесконечно длинное письмо, но лучше отвечу на твоё, абзац за абзацем. Итак...»
- Линка, а почему ты ему – письмом? Может, поговорите сегодня?
- Не получится. Когда вчера пришла, то сразу, как ты советовала, проглотила снотворное и нырнула в постель, а проснулась… его уже и нет. Ушел квартиру себе искать? – взглянула с усмешкой.
Но нет, спросила не у меня, ибо тут же и ответила на свой вопрос.
- Ну и ладно, пусть ищет. Если придёт, я ему – тоже послание. На холодильник. Как и он… - почти рассмеялась.
- Молодец, Линка, не поддавайся унынию! Уныние - большой грех, если верить религиям, так что держи хвост пистолетом!.
- Но слушай дальше: «Да, есть ситуация. Есть, если хочешь, кризис в наших отношениях. Есть и горечь, «очень много горечи» как ты написал». – И вдруг спохватывается: - Ой, хотела отвечать после каждого его… ну, после каждого его обвинения или жалобы, но не получается, сбиваюсь.
- А ты так и напиши: сбиваюсь, мол…
- Ага, мерси, так и напишу.
И, диктуя себе, берет ручку, пишет:
- «Вот видишь, хотела отвечать абзацем на абзац, но не получается, сбиваюсь. А горечь моя не только в том, что разлилась по нашей жизни, а…
- Линка, что-то в обобщения ты подалась, - прервала её: - Конкретнее бы надо, ближе к проблеме, так сказать…
- Ага, и правда. Вычеркну на хрен эти общие книжные рассуждения, а то… словно от него заразилась.
Расстегнула косметичку, вынула из неё листки. Письмо Антона? Да, вроде бы:
- Слушай конкретное… из его письма: «Ты никогда не сомневалась и не сомневаешься в своем пути...» Господи! Прожить с человеком столько лет, любить его, как утверждает, и сказать такое?!
Нет, не напишет сегодня Линка письма мужу. Знаю, вижу. Слишком эмоциональна и втиснуть свои эмоции в слова, фразы никогда у нее не получалось, вот и сейчас…
- Да не только в пути, а в каждом своем поступке и даже выборе какой-либо тряпки сомневаюсь!
И разгорячённо-растерянно взглянула на меня:
- Аннуш, написать ему и это?.. или как?
- Напиши, - пожала плечами: - Ведь так оно и есть.
И опять подумала: нет, не стоит ей писать письмо. Сказать об этом? Но она уже опять диктует себе и пишет:
- «Ты еще упорно настаиваешь, что «в главных своих чертах повторяю путь своей матери». Хорошо, если допустить это… - И снова – ко мне: - Но Аннуш, ведь не вбивала я себе такого, не вбивала! – уставилась на меня, будто ища защиты: – А, впрочем, если это и было… ну как может жалеть, что не удалось переломить меня? Ведь он – писатель и должен, должен понимать, что переломить человека, когда ему за тридцать не-воз-можно! В таком возрасте надо принимать таким, каков есть! Кстати, всегда это и делал, так зачем же?..
И улыбнулась растерянно. Помолчала. Но снова к - письму:
- А напишу-ка ему вот что: «Ты недавно сказал, что, Фрейд* утверждает...»
И вдруг отбросила ручку, стала сгребать листки со стола.
– Нет, не могу.
Ну вот, писать больше не собирается, а как же я?…
- Путаница какая-то получается. Да и к чему эта переписка?
Но как же я узнаю, что у вас будет дальше?
- Вот приду вечером с работы и поговорим… устно, если вернётся.
Опустила голову, посидела с минуту. Знаю её такой… сейчас скажет еще что-то.
И услышала:
- Да, Аннуш, так и не нашлось в моей душе нужных слов, чтобы написать ему, но…
И, глядя в заплаканное дождевыми каплями окно, сказала вроде как себе:
- Надо было только и написать: «Если тебе станет очень плохо без нас, то всегда можешь возвратиться».
Я ничего не ответила, а она почти прошептала:
- Да, только это.
На следующий день - по рассказу Линки:
Когда её обиженный и отвергнутый всё же возвратился, Линка спросила: ужинать, мол, будешь? «А сама стою над раковиной, мою посуду и всё пытаюсь стереть с лица вдруг прилипшую улыбку». Ну да, нелепо же улыбаться после всего, что у них… Потом, вроде как перестав улыбаться, поставила перед ним тарелку, чашку, спросила: «Тебе как отвечать на письмо? Письменно или устно?» И, рассказывая всё это мне, рассмеялась: «Аннуш, и всё же расплылась я в улыбке! А он задергал усами и, тоже сдерживая улыбку, скривил вот так рот, - состроила забавную рожицу, - и говорит: «Как хочешь». Вот и стала Линка «устно» излагать ему то, что пробовала - письмом: хотела, мол, объяснить, что не может в отношениях муж-жена исполнять функции неотложки, что надо, де, искать какой-то выход, а он ел салат и молчал. Нет, не думает она, что духовно не слились. А он ел котлету с макаронами и молчал. И зря упрекает, что детей настраивает против, из дома хочет выгнать. А он уже пил чай и всё же стал мягко возражать: «Нет, не наступал, не переходил на свою занудную интонацию и даже казалось, что был рад разговору».
В общем, перемирие вроде бы состоялось. Но что дальше?
Когда Стас ушел, и я осталась с Настей… Да, была, была растерянность, - а как же теперь… без него? - но уже довольно скоро поняла: а, собственно, что изменилось-то? Жизнь потекла почти в обычном ритме, - проводить дочку в школу, самой - на работу, с работы, вечером уроки с Настей, домашние хлопоты… В общем, было то же и даже проще, - не надо было готовить завтраки-обеды-ужины Стасу, - но с его уходом сразу же растаяло раздваивающее чувство вины-не-вины из-за того, что не могла покориться ему и это придавало силы и даже радовало.
Нет, не страдала я без Стаса. И не хотелось, чтобы вернулся, - знала, что жить с ним так, как в последний год, не смогла бы, а он… Он сразу уехал и вскоре стала я получать алименты из Новгорода, а потом от знакомого журналиста узнала: работает там редактором в каком-то техническом отделе (почему техническом?), женился, она - простенькая, но молодая «сочная бабёшка», как определил её рассказчик.
В дневник:
Как же верны эти слова Платона*: «В телесном и духовном смыслах Эрос - демон, одухотворяющий людей в их влечении к истине, добру и красоте, залог могучего стремления мужчины к самозавершению и бессмертию, которое он реализует в продуктах человеческой деятельности и потомках».
Но когда мужчина утрачивает способность или желание идти «к истине, добру и красоте», то остаётся последнее: утверждение себя в продолжении рода или просто в эротических играх. А для этого ему, как дон Жуану*, необходима рядом та, которая помогала бы поддерживать его второе мужское предназначение. И теперь я ни в коей мере не осуждаю Стаса: раз бросил писать стихи и тем реализовывать себя «в продуктах человеческой деятельности» то….
Но для дочки наш разрыв с мужем стал раной, - вижу это и чувствую. Нет, не говорит она о своей боли, но когда что-либо напоминает об отце, то замолкает, замыкнтся.
И в этом для меня – очень много горести. И потому, что так и не решила: правильный ли сделала выбор, лишив дочку отца из-за своей неспособности покориться рутине эротических отношений?
Судьба свела меня с Линкой, почти двойником, ибо у нас есть нечто общее: мы – очарованные души. И очарованы тем самым НЕЧТО, которое в мужчине привлекает нас, как бабочек – цветы. Но если это «нечто», освещающее эротическую близость, гаснет, то... И всё же! Ведь Линка во многом другая, и детей у нее двое, так какой выбор сделает?»
День её не было, а на другой забежала на чашку кофе перед «поздней» работой, как называет ту, которая случается после двух:
- Вчера-то утром мой…
И Линка светилась той самой улыбкой, которой не виде давно:
- Подмёл пол в коридоре, вынес мусор, а потом сел вычитывать статью из журнала… вчера ему прислали.
- Вроде бы жизнь ваша покатилась по-прежнему? – обрадовалась я.
- Вроде бы… А когда я заскочила на обед лишь на полчаса, то бросаю ему: «Поджарь, пожалуйста, яичницу себе сам, а то я не успеваю. Масло уже на сковородке, разогрей его…». Ну, он и пошел на кухню, а я стою в коридоре у зеркала, подкрашиваю брови и думаю: «Зачем дверь то за собой прикрыл?» И вдруг она распахивается, и он кричит панически: «Лина! Оно не кипит!» «Что не кипит?» «Масло не кипит.» Иду на кухню, а там!.. Дым - столбом. «Ну, зачем тебе, чтоб кипело? Разогрел бы, да и всё. Форточку скорей открой и разбивай яйца». А он, не спеша… как и всегда, берёт одно яйцо, ищет чем бы разбить, потом осторожненько ножом бьёт по нему… Хватаю яйцо, разбиваю о край сковородки… - И уже смеется: - Аннуш, ну разве это не смешно всё это?
Но я лишь улыбнулась, пожала плечами… А что было ответить? Ведь тот свет, который исходил от неё, был только её свет! И до меня доходили лишь окраинные лучи его. И почувствовать, принять его в себя не могла, чтобы вот так, вместе с ней радоваться медлительности и неумению её мужа.
- Ну а ночью…
- Линка допила кофе, зачем-то перевернула чашку вверх дном, постучала по её фарфоровому донышку и сказала почти себе:
- Когда дети уснули, пришла к нему, легла рядом, а он прошептал: «А я думал… никогда уже не придёшь».
Послесловие
Вскоре мы с Линкой расстались. Я опять уехала к дочке в Питер, ибо в их семье родился сын, надо было им помогать, и связь с моей героиней повести оборвалась. Почему? А потому, что она из тех людей, которым надо общение с глазу-на-глаз, а писать письма такие не хотят… или не умеют? Правда, месяца два мы еще перебрасывались по майл-почте, иногда переговаривались по телефону, а потом… Потом всё чаще она начала пропускать мои короткие сообщения, а вскоре и вовсе перестала на них отвечать.
И встретились мы только через шесть лет. За это время я написала свою повесть, издала на деньги, заработанные по Интернету за редактирование текстов, и подарила книгу Линке с надписью: «Дорогому моему соавтору - с любовью». Казалось, она должна была удивиться «соавтору», но ничего не сказала и молча сунула её в сумку. Но потом
| Помогли сайту Праздники |
При цитировании ссылка на сайт обязательна. Exsodius 2008 - 2025
18+