Музей Десяти Источников Глава 4 Бычий и Сурло

через такое весёлое армейское чистилище, никто особенно не обижался, тем более, что должны же были чем-то, снимающим напряжение, разбавляться нелёгкие армейские будни.

      Лейтенант положил письмо Быковского на стол и, привычно дёрнув головой, продолжил:

- Я не стал зачитывать письмо целиком, хотя, может быть, и стоило. С таким шедевром я, честно говоря, за свою службу сталкиваюсь впервые. Встаньте, товарищ курсант.
Быковский поднялся. Мимика его, волнами морщинистого прибоя перекатываясь по всему лицу, очень ярко передавала внутреннее состояние.

- Я думаю, мой заместитель, сержант Григорьев, сделает соответствующие выводы и станет больше уделять внимания своим подопечным. Я же, просто для информации, хочу разъяснить, что подводные вождения, в рамках нашего учебного полка, программой не предусмотрены. Такие вождения вам предстоят в линейных войсках, куда вы будете направлены по окончании учебного подразделения. Нам же предстоит стокилометровый марш, как концентрированный итог вашего обучения. И, товарищи курсанты, говорю для всех: думайте, что пишете своим родным, близким и знакомым! Быковский, у которого клиренс ракушками оброс, просто поставил себя в смешное положение. А могло быть и хуже. Прошу всех об этом помнить…

      Лейтенант, казалось, никак не отреагировал на то, что в своём дурацком письме провинившийся курсант обозвал его дятлом.

- Продолжайте занятия, сержант, - сказал напоследок Веретенников и, надев шапку, направился к выходу.

- Товарищи курсанты! – подал команду Григорьев.

Взвод разом поднялся, провожая уходящего командира. Дверь за ним закрылась.

- Вольно! Всем можно сесть, кроме Луиса Корвалана. – Григорьев неторопливо и угрожающе двигался в сторону Быковского.

- Ну, Бычий, гарнизонный туалет по тебе плачет. Ничего, я тебе этот праздник скоро устрою!

      Всегда сияющий театральной чистотой огромный гарнизонный туалет, каждое утро, после объявленного в полку подъёма, наполняющийся спешащими облегчиться курсантами, располагался неподалёку от строевого плаца. Только сержантам позволялось пользоваться туалетами внутри своих рот, и тысяча двести курсантов учебного полка, за считанные минуты, доводили гарнизонный туалет до плачевного состояния. Двое дневальных, попеременно, с разных рот, несли в туалете посуточное дежурство. При помощи нехитрого, находящегося в их распоряжении, инвентаря, дневальные должны были в кратчайший срок привести помещение в надлежащий, то есть сверкающий первозданной чистотой, вид. И поддерживать это состояние в течение всего, отведённого им времени. Дежурный по полку офицер следил за этим лично, и нагрянуть с проверкой мог в любое время суток. Не зря же, одной из главных заповедей армейской жизни, считалось утверждение, что порядок и чистота в армии начинаются с гарнизонного туалета. Дневалить туда, как правило, попадали особо отличившиеся, в отрицательном смысле, бойцы. Прошедшие через это горнило курсанты, потом, день, а то и два, не в состоянии были посещать полковую столовую, лица их, даже через сутки после дежурства, судорожно перекашивались рвотным рефлексом и соответствующее благоухание, исходившее от их гимнастёрок, выветривалось тоже не сразу. Именно такая, неутешительная перспектива замаячила теперь перед Быковским.

Быковский весь сжался, ожидая удара.

- Не! Я об такую мразь руки пачкать не буду. Так что не… - дальше последовал гневный, очень образный и сочный матерный монолог. Курсанты только диву давались красочным художественным оборотам сержанта и впоследствии безуспешно пытались, сидя в курилке, повторить им в тот момент сказанное. Получалось коряво и нескладно. Ещё одна причина уважать своего замкомвзвода.

      В числе тех самых, отличившихся пятерых бойцов, отправляемых сегодня на чистку картошки, оказался и Илья. Правильная заправка постели – вот что явилось для него непреодолеваемой трудностью. Вроде бы, он делал всё, как полагается, аккуратно разглаживал грубое суконное покрывало, подтягивая его со всех сторон и пытаясь обеспечить более-менее чёткую горизонтальную поверхность. Не получалось! Григорьев, не особенно жалующий Илью после истории с книгой, озлоблённо ворошил его постель, заставляя по нескольку раз её перестилать, не жалел колоритных комментариев, отчитывал перед строем, матерился, на чём свет стоит и, теряя терпение, застилал кровать Ильи собственноручно. Получалось идеально.

- Ясно тебе, Соколов? – Рычал раскрасневшийся сержант.

- Так точно, ясно!

- Тогда давай ещё раз! – И Григорьев переворачивал всю постель, опрокидывая её матрацем кверху. Илья испытывал физические страдания, ненавидел себя, ожесточённо, в который уже раз, застилал постель заново и, в итоге, у него получалась холмистая, в миниатюре, долина.

- Всё, Соколов, достал ты меня! Сегодня на картошку пойдёшь! Вот там всё и обдумаешь.
К сегодняшнему утру претендентов на кухню было трое. Илья стал четвёртым. Не хватало пятого. Теперь вся команда была в сборе.

      Единственным положительным моментом в чистке целой горы картофеля, вываленного прямо на пол одного из подсобных помещений, было то, что в полковой столовой царило, пропахшее дразнящими кухонными запахами, уютное тепло. Хотя в факте этом пряталось до времени не обнаруживающее себя коварство. С наступлением ночи проштрафившиеся курсанты стали клевать носом, у некоторых даже ножи выпадали из рук и, хотя количество уже почищенной картошки, вроде бы, нарастало, нетронутая часть так и возвышалась ужасающей, не уменьшающейся в размерах горой. Их было девять человек, ещё пятерых прислали с другой роты. Отсутствующий десятый, толстенный азербайджанец, по кличке Сурло, с ударением на первой гласной, находился сейчас в другом конце необъятной столовой и, с багровым лицом, проделывал в данное время очень занятную и странную работу. Сурло продувал макароны.

      По прибытии всех десятерых в столовую, старший повар, с как будто специально подобранной для этой работы фамилией, сержант Борщ, вместе с хлеборезом, старослужащим ефрейтором Федюковым, отвели новобранцев в подсобку, указали на гору высыпанной картошки, вручили всем по ножу и сказали, что б к двум часам ночи от этой необъятной кучи осталась только кожура. Вдоль одной из стен стояли две, как в квартирах, ванны, которые и надо было заполнить очищенной картошкой. Курсанты, с тяжёлым сердцем глядя на эту картофельную Джомолунгму, расселись, кто на чём, образовав полукруг, одним из секторов которого были две, пока что пустые, ванны.

      В углу помещения, на невысоком бетонном постаменте, торжественно смотрелась свежевыкрашенная картофелечистящая машина. Её легко можно было бы включить одним нажатием на кнопку пускателя. Громыхало такое чудо советской техники, как самолёт на взлёте, и очистить стопроцентно засыпанный в своё чрево картофель было не в состоянии. Но, одно дело перебирать и вычищать вручную по одному клубню, и, совсем другое – просто выковыривать оставшиеся после машины, неподдающиеся ей чёрные глазки. Но сержант Борщ сразу же, проследя за направленными в сторону машины взглядами курсантов, немилосердно отмёл, зарождавшуюся было, слабую надежду:

- Туда даже и не смотрите! Машинку включаем только на праздники, для проверяющих. А то вам служба совсем мёдом покажется. Вперёд, орлы, у себя же время отнимаете!

- Круглое несём, квадратное – катим, - не удержавшись, буркнул себе под нос Илья.

- Что ты там булькаешь, салага? – Неожиданно зло выкрикнул Борщ. Самой фразы он не расслышал, но догадывался о её крамольной сути.

- У меня особо недовольные, для начала, обычно по три круга кроссом вокруг столовой носятся. Настроение сразу выправляется! Ты тоже хочешь?

- Никак нет, товарищ сержант, - бодро ответил Илья, проклиная себя за несдержанность.

- Ну всё, приступайте, - Борщ с Федюковым повернулись к выходу.

- Товарищ сержант! А, товарищ сержант, - с кавказским акцентом обратился вдруг к старшему повару Сурло,

- Может, другая какая работа найдётся? Я в жизни картошку не чистил, не умею, боюсь, только испорчу!

Борщ переглянулся с Федюковым, оба чему-то ухмыльнулись, и Федюков ответил вместо Борща:

- Есть работёнка одна, тоже непростая, но руки пачкать не надо, главное, что б лёгкие были здоровые.

- Вай, товарищ ефрейтор, я на свои лёгкие никогда не жаловался, не пойму только, причём здесь лёгкие, бегать же по столовой не надо?

- Бегать не придётся. Работа – ответственная. Макароны надо продуть. Три мешка.
Сурло недоверчиво косился на сержанта с ефрейтором. Остальные курсанты тоже смотрели с недоумением.

- А чё ты удивляешься? Думаешь, мы просто так макароны в суп кидаем? Инструкция на это есть специальная, зампотылом дивизии подписанная. А вдруг в макаронах жучки какие завелись? Или еще, какая гадость? Нет, если не хочешь, не надо, мы и сами продуем, а ты давай, за картошку садись.
Сурло размышлял недолго. В конце концов, взвесив все «за» и «против», он выразил готовность заняться продувкой. Сержант с ефрейтором отвели его к отстоящему в стороне складу, даже помогли перенести на свободное место три бумажных, высоченных, в обхват рук, куля с макаронами, усадили на шаткий табурет, рядом положили три таких же, но пустых мешка и, строго настрого предупредив, что продувать каждую макаронину надо поотдельности и, не ломая, аккуратно укладывать в пустой мешок, весело переговариваясь, направились в хлеборезку. А Сурло, удовлетворённый счастливым и неожиданным избавлением от картофельного наказания, принялся продувать макароны, бережно доставая их по одной штуке и добросовестно, со всей силой своих лёгких, вентилировал их трубчатые полости. Правда, временами на него накатывали смутные сомнения относительно целесообразности такого рода деятельности, но, представив себя посреди кучи грязной картошки, он сразу же эти сомнения отбрасывал и с новыми силами принимался за очередные макароны.

      Это был такой же армейский розыгрыш, из ряда «принести с полведра клиренса». Время от времени, повар с хлеборезом, каждый раз с очередными лицами, друзьями своими сослуживцами, наведывались к складу, где прилежно раздувал щёки одураченный Сурло. Заботливо интересовались, не устал ли молодой солдат, а если устал, то, может, лучше пойти к товарищам и помочь им чистить картошку? Сурло отрицательно мотал головой и с ещё большим азартом выуживал из мешка очередную макаронину. Юмористы-экзекуторы отходили на безопасное расстояние и ржали в полное своё удовольствие над молодым солдатом. А тот, ни много, ни мало, принялся уже за второй мешок!

      Положение спас заглянувший в столовую дежурный офицер.

- Чем вы тут занимаетесь, товарищ курсант? – выкрикнул он, заставив вздрогнуть не заметившего его появления Сурло. С застывшей во рту очередной макарониной, он вытаращился на дежурного офицера. Опомнился и, предварительно сунув макаронину в мешок, резво вскочил на ноги.

- Выполняю задание сержанта Борща!

- Откуда и куда были направлены?

- Третий взвод восьмой учебно-танковой роты. На чистку картошки.

- У вас, курсант, есть голова на плечах? Вы отдаёте себе отчёт, чем вы сейчас занимаетесь? Завтра с утра вы станете предметом