УБИТЬ СТАЛИНА

спасли ему жизнь.
Он замолчал, закурил папиросу. Мимо летели московские улочки, ни с того ни с сего оживившиеся: вон торговка молоком, вон ребятишки, вон молодые мамаши с колясками.
-Я благодарю вас лично от себя, - кашлянув, сказал Конев.
-Это мой долг, – пожал плечами Архип.
-Хорошо сказано, - вздохнул майор. – Но часто, товарищ Сергеев, слова напрочь расходятся с делами. Доктор сказал, что речь шла о секундах…
Он глубоко затянулся, нервически поведя плечом. Что-то неуловимо бабье было в этом человеке.
-Я, например, умер бы за него, - ни к селу ни к городу сказал Конев и голос его зазвенел. – Только моргни он слегка  – и я, не задумываясь…
Архип удивленно посмотрел на майора – слова НКВДшника оказались созвучными его собственным мыслям.
 В Управлении недолго ждали перед кабинетом какого-то значительного лица.
-Пройдите, Матвей Игнатьич, - позвала секретарша.
-Прошу, - Конев поднялся, пропустив Архипа вперед.
За столом сидел лысоватый человек, похожий на сказочного гнома. На длинном крючковатом носу - очки, надетые скорее для солидности, нежели из-за слабости зрения.
-Анна, майор, я просил бы вас, - мягко сказал лысый, и секретарша с Коневым покинули кабинет.
-Присядьте, товарищ Сергеев.
Архип присел на стул и нервно затеребил пальцами рукав гимнастерки.
-Меня зовут Лаврентий Павлович.
-Я знаю, товарищ Берия, - хрипловато сказал Архип.
-От имени первого в мире государства рабочих и крестьян, а так же от себя лично благодарю вас.
-Это был мой долг.
Берия покачал головой и понурился.
-Вы не хотели бы работать у нас? – спросил он, устремив глаза на Архипа.
Тот растерялся, захлопал глазами.
-Нет, вы не подумайте, что это вербовка, или как там называют враги Иосифа Виссарионовича. Я просто предлагаю вам работу в солидной организации, занимающейся безопасностью любимого нашего вождя. Смею вас заверить, товарищ Сергеев, что благороднее и чище занятия невозможно найти.
Слова Берии словно гвозди проникали сквозь череп прямо в мозг Архипа, он, не отрываясь, глядел в увеличенные очками выразительные глаза, и вспоминал другие глаза – ласковый взгляд Сталина, заботу великого вождя, и главное - его неожиданную слабость.
-Враги окружили нас, и преданные достойные люди, как никогда, необходимы именно сейчас. Вот вы, товарищ Сергеев, знаете в своем окружении хоть одного достойного человека?
Архип отрицательно покачал головой.
-А врага знаете?
Берия приподнялся, подался вперед, словно желая впрыгнуть в глаза Архипа.
-Иноненко, - супротив собственной воли выдавил Архип. – Начальник кремлевского гаража Иноненко.

                                                        * * *

 Майор НКВД Архип Игоревич Сергеев устало сложил в старенькую, погнутую на углах папку, бумаги и, хромая, вышел из здания Управления. Хромотой его наградила минувшая Великая война, следы которой встречались повсеместно на людях, зданиях, деревьях. Даже солнце, казалось, помнило об ужасе тех дней и морщилось, словно от зубной боли.
Архипа Игоревича ждала машина.
«Домой» - приказал он усатому шоферу.
За окном поплыли улицы Москвы – как сильно досталось столице! Когда теперь все будет отстроено? Майор хмуро вздохнул – он не верил, что что-то вообще будет отстроено. Война повлияла на многих людей, вселив в них пессимизм, охладив души.
Архип Игоревич прошел всю войну, от Москвы – до Берлина, дважды – под Брянском и Ригой - был ранен, и это несмотря на то, что особистам свинца перепадало неизмеримо меньше, чем солдатам. Он давно перестал бояться крови, был свидетелем предательств и людской слабости, казней и пыток. Сам неоднократно участвовал в расстрелах паникеров – и прекрасно понимал, что иначе война была бы проиграна. Но даже война со всеми ее чудовищными перипетиями не заслонила в памяти майора сводчатый подвал Управления и сидящего на стуле Максима Петровича Иноненко. Лицо у начальника автоколонны было разбито в кровь, но он словно  и не чувствовал боли. Грустно и укоризненно глядел на Архипа, приведенного в подвал особистами не понятно для какой надобности – полюбоваться, что ли на итог своего предательства?
-Сволочь, - беззлобно проговорил Максим Петрович, с трудом ворочая разбитыми, слипшимися от крови, губами. – Да вы, видать, там еще большие скоты, чем мы. Знал бы Чехов…
«Причем тут Чехов? Кто такой Чехов?» - подумал тогда Архип.
Майор Сергеев знал, кто такой Чехов.
Вспомнились и процессы над НКВДшниками: например, был расстрелян Конев, перед смертью – Архип Игоревич прекрасно помнил – кричавший: «Он знает? Вы ему сказали?».
Он знал – сомнений в этом быть не могло.
Сергеев проживал в типовой многоэтажке, в удобной двухкомнатной квартире. Пожилая соседка, выходя из подъезда, вежливо с ним поздоровалась, но майор, занятый своими мыслями, не ответил.
Дверь отворила Валя – уже, значит, вернулась с работы. Архип Игоревич снял пальто и, повесив на вешалку, не разуваясь, прошел в комнату.
-Архип, иди обедать, - позвала с кухни жена.
Он не ответил: странное чувство беспомощности владело им.
-Ты чего? - встревожено спросила Валя, зайдя в комнату. Она была на пятом месяце беременности, но все еще ходила в свою школу.
Сергеев с жалостью посмотрел на жену – что-то будет с ней, если с ним что-нибудь случится?
-Все хорошо, Валечка, просто нет аппетита.
Он подошел к ней, погладил по голове, поцеловал в щеку. Вспомнилось их знакомство – на фронте, куда Валю направили переводчицей. Чудо, что они вместе, чудо, что оба остались живы. Только за любовь этого робкого существа стоило, да, стоило, не совершать то покушение…
 Около часа ночи зазвенел дверной звонок.   Валя испуганно приподнялась на постели.
-Наверно, по работе. Лежи, я открою.
 За дверью стояли трое. Одного, в форме майора, он кажется встречал в Управлении.
-Кто вы? – хмуро поинтересовался Сергеев.
-Майор Пронин. Вам нужно поехать с нами.
-Но так поздно…
-Срочное дело.
Архип Игоревич быстро простился с Валей, пообещал скоро вернуться, но, конечно, не сдержал своего обещания. При всем желании не мог сдержать.
Совсем как Конев, сидя на табурете перед направленным в лицо мощной лампой, со сломанной рукой и изуродованным лицом, майор Сергеев вопрошал:
-Он знает? Вы ему сказали?


                                               * * *

 Ярополк уныло бродил по пустой лаборатории. Доступ к системе уже опечатан, но биологические, физические приборы вкупе с архивом пока доступны – впрочем, кому они теперь нужны? Интеллектуальная Библиотека не прощает подобных проколов, хорошо, если обойдется простой высылкой сотрудников…
Вспомнилась фотография 1945 года, где Архип стоит рядом со Сталиным. Болезненная усмешка легла на тонкие губы Ярополка. Какое восторженно – раболепное выражение лица на ней  у бывшего коллеги! Лаборатория отслеживала судьбу Архипа до тех пор, пока тот не попал в лагерь. Есть данные, что он погиб при попытке побега, есть и информация, что остался жив и вернулся домой после смерти Сталина. Кто знает?
Теперь лабораторию никто не мог спасти – да и нужно ли спасать? Все прошло, все быльем поросло. Самолюбие Ярополка тешил лишь тот факт, что он, похоже, оказался прав, предупреждая о метафизической опасности покушения на Сталина. Обаяние вождя подчиняло волю даже чрезвычайно крепких людей, и жизнь их становилась похожей на жреческое служение с элементами мазохизма. Да! Было что-то в этих репрессиях и казнях мазохистское, заранее предрешенное.
В дальнем темном углу лаборатории послышался писк. Ярополк подошел к стеллажу и увидел забытую клетку с лабораторной белой крысой. Она суетилась, чувствуя, должно быть, что вот-вот останется одна, боязливо нюхала воздух.  Ярополк терпеть не мог крыс, но теперь ему вдруг стало жалко зверька. Он взял клетку и вместе  с ней пошел к выходу, собираясь дать крысе свободу.
                                                                                     Москва,  март 2009.