Тёзка

Посвящается водителям Великой Отечественной войны.


    Томительное ожидание закончилось. Ночью 23-го мая 1942-го года в автомобильную роту подвоза, в которой служил Иван, из штаба автотранспортного батальона прибыл вестовой с долгожданными приказами. В них чётко говорилось: силами 38-й армии советское командование ударом извне предпринимает попытку прорыва окружения частей Юго-Западного фронта.

    Роте Ивана приказывалось подготовить уцелевшую технику к ходу, неисправную уничтожить на месте или привести в полную негодность. Была поставлена задача: вывести исправные машины из окружения через точки прорыва. В душе каждого бойца-водителя, наконец-то, загорелся потухший огонёк надежды, что кошмар последних дней закончится. В автороте от сорока трёх машин осталось лишь десять исправных грузовиков Газ-АА, называемых «полуторками» за грузоподъёмность в полторы тонны полезного груза. Рота понесла тяжёлые потери: в её составе не осталось ни одного тягача, они, как и все остальные машины, были уничтожены немецкой авиацией.

                                                        ***
    В стороне предполагаемого прорыва громыхала канонада орудий, но кто по кому бил, было не понятно. Командир автороты нервничал. Он с беспокойством поглядывал в сторону противника и, забыв про Устав и правила общения военнослужащих в РККА*, торопил всех отборным матом:
    – Шевелитесь, мать вашу, или ласки от немца ждёте?! Вон он как ласкает, сукин сын, слышите?! Горючку с неисправных машин слить в баки «живым», что не влезет – в канистры и в кузов! Про масло и керосин не забудьте! Стахеев?
    – Я! – ответил Сашка, боец, призванный в армию этой весной, который на удивление оказался неплохим водителем.
    Плохие не выживали на дорогах войны под огнём и авианалётами противника.
    – Ко мне! – подозвал его лейтенант и развернул перед ним на ящике карту.
    Как только вопрос с «горючкой» был решён, и неисправные машины приведены в полную негодность, водители собрались возле Ивана – души автороты. Ещё с юности он полюбил технику и с завязанными глазами мог разобрать и собрать двигатель любой машины: будь то трактор, ГАЗ или ЗИС. За это даже командиры уважительно звали его по имени и отчеству – Иван Васильевич.

    В РККА Иван остался на «сверхсрочную» после того, как ночью во время советско-финской войны в родном селе сгорел его дом. В этом пожаре погибла вся семья: отец с матерью, молодая жена и двое ребятишек. Причина несчастья осталась неизвестной. Поджог это был или просто несчастный случай – выяснить так и не удалось. Возвращаться было некуда, да и незачем. Ивану не раз предлагали повышение по службе, но он оставался рядовым бойцом-водителем, посвящая каждую свободную минуту, если таковая случалась, отладке и ремонту своей «полуторки». Та же – в ответ – служила верой и правдой.

    В ожидании приказа к выдвижению, все собрались вокруг Ивана, и он, угадав мысли бойцов, достал кисет с махоркой и кусок газеты. Табака в те дни ни у кого уже не осталось, и только он сохранил свой неприкосновенный запас. Ради такого случая, как сейчас, им можно было и пожертвовать.
    – Ну что, братцы, не так всё и плохо! Выведем наших лошадок? – с улыбкой спросил он собравшихся вокруг водителей, и щедро отсыпал каждому по щепотке табака на протянутые кусочки газеты.
    – Теперь-то точно выведем! Слышишь, как там громыхает?! – улыбались бойцы, закуривая самокрутки и поглядывая в сторону, откуда доносилась канонада.
Взгляд Ивана внезапно упал на Сашку Стахеева. Тот сидел на подножке своей «полуторки» и отстранённо смотрел в землю.
    – Хорошо бы, – улыбнулся Иван повеселевшим бойцам-водителям, взял кисет и подошёл к Сашке.
    Тот поднял голову, по щекам молодого парня текли слёзы. В его глазах был не просто страх, а отчаяние! Иван в первый раз видел этого парня в таком состоянии. Сашка никогда не показывал испуга и всегда возвращался с заданий на своей «полуторке» целым и невредимым.
    – Ты чего это, Стахеев? В первый раз, что ли? Держи, покури, всё пройдёт, – Иван протянул зажжённую самокрутку.
    Но тот даже не взглянул на неё. Пряча лицо от испытывающего взгляда Ивана, Сашка протянул треугольник письма, который получил от жены в первых числах мая перед началом наступательной операции на Харьковском направлении.

                                                              ***

    Для лучшего понимания эпизода, о котором идёт речь, необходимо вкратце обрисовать ситуацию, сложившуюся на момент описываемых событий. 12-го мая 1942-го года части Южного и Юго-Западного фронтов перешли в наступление на Харьковском направлении. В первые дни нашим войскам сопутствовал успех. В районе Барвенковского плацдарма удалось прорвать оборону противника, и советские части углубились на территорию противника на 30-60 километров. Однако 17-го мая 1-я танковая армия вермахта группы Клейста оперативно среагировала на сложившуюся ситуацию и нанесла с фланга мощный удар в тыл наступающим частям Красной Армии. В первый день наступления немцам удалось прорвать оборону 9-й армии Южного фронта и отрезать нашим подразделениям пути отхода на восток. Сил, необходимых для отражения такого удара не было. Начальник Генерального штаба генерал-лейтенант Александр Михайлович Василевский предложил Ставке Верховного Главнокомандования отвести войска с Барвенковского выступа, однако Сталин разрешения на отступление так и не дал. Член Ставки полковник Никита Сергеевич Хрущёв, курировавший это направление фронта, пытаясь прикрыть бездарность своей деятельности, намеренно выдавал лидеру страны и коллегам неверные данные о положении советских частей и силах противника.

    К 19-му мая ситуация резко обострилась. В соответствии с немецким планом "Фридрихус-1", 6-я армия генерала Паулюса из района Балаклеи и армейская группа генерала Клейста ударили из района Славянска и Краматорска в направлении Изюма. Группировки противника быстро вышли в тыл другим, ещё не окружённым советским частям. Обстановка на юго-западном направлении стала катастрофической. Только тогда из Ставки пришёл долгожданный приказ о прекращении наступления, но было уже поздно! С севера прорвались танковые соединения 6-й армии Паулюса – они устремились на юг. К исходу 22-го мая окружение подразделений РККА, которые участвовали в Харьковской наступательной операции, было завершено. В результате основная часть ударной группировки Красной Армии на линии наступления оказалась не только блокирована, но и окружена. Начались отчаянные попытки вырваться из «котла».

                                      ***

    Иван развернул письмо от жены Стахеева и прочёл:
«Любимый Сашенька, понимаю, как тебе нелегко, хочу, чтобы ты знал: я всегда с тобой! Всем подругам говорю: водитель – самая опасная работа на войне. Милый, у нас будет ребёночек, теперь ты обязан вернуться живым! Не хочу растить ребёнка без отца, будь прокляты эти фашисты и Гитлер! Не знаю, есть ли у вас газеты – высылаю тебе вырезку из «Правды». Выполни этот приказ ради нас и вернись живым, умоляю тебя!» В письмо был вложен кусочек газетной страницы с текстом: «Приказ Верховного Главнокомандующего № 130 от 1-го мая 1942-го года: Приказываю всей Красной Армии добиться того, чтобы 1942-й год стал годом окончательного разгрома немецко-фашистских войск и освобождения советской земли от гитлеровских мерзавцев». Иван отдал письмо Сашке и вполсилы двинул его в ухо. Отлетев с подножки машины в пыль, тот встал и отряхнулся.
    – Ты чего это, Иван Васильевич?!
    – Чего, чего?! Да того! Думаешь, один такой?! У Степанова жена померла, дома три рта без мамки и без куска хлеба остались, и что?! Молчит, стиснул зубы и ездит! Ты же, Сашка, никогда не дрейфил, тут-то с чего?! – разозлился Иван.
    – Да не боюсь я! Меня ещё вечером загрузили ящиками со снарядами и патронами, и сейчас приказали доставить их на батарею «сорокопяток» на позиции 4-го батальона. Он будет наш отход прикрывать, а я дороги совсем не знаю! Не доеду я до них! – ответил Стахеев, и Иван, несмотря на вспыхнувшую злость, понимал – парень прав.
    – Ну-ка, малой, давай за мной! – позвал он Сашку, и они направились к лейтенанту.
    Тот удивлённо взглянул на них, потянулся рукой к кобуре и зарычал на молодого:
    – Ты ещё здесь?! Под трибунал захотел?! Сейчас же солнце взойдёт! Как же ты, мать твою, доедешь?! Да я тебя прямо здесь расстреляю!
    – Разрешите обратиться, товарищ лейтенант? – остановил его Иван Васильевич.
    – Разрешаю! Тебе чего надо, своих дел не хватает?!
    – Разрешите мне выполнить задание Стахеева на его машине. Он ни разу не ездил в 4-й батальон, а я дорогу знаю, как свои пять пальцев, помню все повороты, ямы и выбоины.

    Лейтенант на минуту задумался, посмотрел на Сашку, затем на Ивана.
    – Хорошо, но знай – эти снаряды и патроны сейчас нужны там как воздух! Хоть на спине, хоть в зубах, как хочешь, но тащи эти ящики – они должны быть там, и как можно скорее, – приказал он и уже спокойным голосом добавил: – Солнце вот-вот взойдёт, постарайся уцелеть, Иван Васильевич. Нагонишь нас в точке сбора, думаю, успеешь, часов пять у тебя ещё есть.
    – Знаю, всё будет нормально, старшой, ещё увидимся, – согласился Иван и вместе с Сашкой направился в сторону машин.
    Дойдя до своей «полуторки», он показал Стахееву, где лежат инструменты и заводная рукоятка. Затем, словно прощаясь с машиной, погладил руль и обернулся к Сашке:
    – Береги мою Галю. Если с ней что случится, я тебя, малой, и на том свете сыщу! Так что смотри у меня!
    – Не волнуйся, Иван Васильевич. Сберегу я твою Галю.
    Он, как и все в автороте, знал – Иван называл свою машину именем погибшей жены и никого к ней не подпускал.
    – Ну, давай, до встречи, береги себя, – попрощался Иван, прикидывая с какой скоростью поедет.

                                                    ***
    До позиций 4-го батальона и батареи «сорокапяток», что располагались к западу от них, было всего лишь восемь километров. Но «всего лишь» было бы, если в небе не хозяйничала бы немецкая авиация. Она превратила дороги в сплошные полосы препятствий, изрытых воронками, но не это волновало Ивана. Он уже не раз ездил в этом направлении и знал, где и как можно объехать разбитые участки. Беспокоило другое – всходило солнце! Теперь его одинокий грузовик, выдавая себя на грунтовке шлейфом пыли из-под колёс, станет лёгкой мишенью для немецких самолётов. Иван мысленно материл Сашку за то, что тот сразу не обратился к нему за советом. Теперь из-за глупости Стахеева драгоценное время упущено. Будь у Ивана в запасе тридцать-сорок минут, он уже возвращался бы на пустой машине.

    Когда он проехал добрую половину пути, в подтверждение его мыслей в небе раздался гул самолётов, которые шли на низкой высоте. Двигаясь в сторону запада и маневрируя между воронками, Иван их не видел. Они шли со стороны наших позиций и, очевидно, уже возвращались с задания. Сквозь шум мотора он прислушивался к гулу двигателей «вражеских коршунов» и пытался в нём уловить малейшее изменение. Только так, не видя в небе противника, можно было предугадать его атаку. Этот опыт уже не раз спасал жизнь, не подвёл он и сейчас. Как только