Я не люблю большие города. Может быть потому, что они кажутся мне равнодушными. Они безразлично смотрят множеством пустых глаз-окон на кишащую у их подножия жизнь, полную бурных страстей отношений и безысходности одиночества. Что бы ни происходило с их жителями, такие города сохраняют полную бесстрастность к их судьбе. Здесь, несмотря на постоянную сутолоку и суету, ты оказываешься всегда один на один со своими проблемами. Ты лишь маленькая букашка в огромном муравейнике…
Так я размышляла, тщетно стараясь поудобнее устроиться на совершенно неприспособленном для сидения кресле в зале ожидания центрального железнодорожного вокзала одного из таких вот городов-миллионников. Я ехала транзитом, мой поезд задерживался, и мне предстояло провести здесь несколько часов. Быстро поняв, что все равно не смогу сосредоточиться под аккомпанемент говора снующих туда-сюда пассажиров, льющегося из динамиков невнятного голоса диспетчера, объявляющего о прибытии и отправлении поездов, хриплых гудков маневрирующих тепловозов, я отложила приготовленное было «Возвращение в Икстлан» Карлоса Кастанеды и осмотрелась по сторонам.
Справа от меня энергичная седовласая старушка разворачивала на коленях отварную курицу, аккуратно разрезанную на части. А ее великовозрастный сынок близоруко щурился и терпеливо ждал, пока аппетитно выглядящая ножка перекочует к нему в пластиковую тарелку. Слева девушка лет шестнадцати с ярким макияжем недовольно выговаривала кому-то по телефону. Напротив меня молодая мамаша читала засыпающему сынишке «Конька-горбунка». Рядом с ней парень и девушка, очевидно, молодожены, держались за руки и буквально лучились счастьем.
Он подошел медленной, шаркающей походкой, слегка прихрамывая на правую ногу, и, указывая на свободное сидение рядом со мной, вежливо осведомился:
- Не занято?
Поглощенная своими мыслями, я лишь отрицательно покачала головой. Тогда человек тяжело поставил на мраморный пол большую потертую сумку и почти упал на деревянное сидение рядом со мной. Мне почему-то показалось странным, что вокруг было много пустых мест, а этот, выглядевший таким усталым, человек, выбрал именно то, что рядом со мной.
Несколько минут прошло в молчании. Наконец, немного отдышавшись, человек достал клетчатый носовой платок, промокнул лицо и вежливо спросил:
- Это не ваш поезд прибыл на пятый путь?
То ли от жары, то ли от шума, то ли по какой-то иной, не ведомой мне причине, но меня начала раздражать бесцеремонность нового соседа. Поэтому я снова не ответила, а лишь неопределенно повела плечами.
- Пожалуйста, если вам не трудно, присмотрите за моим багажом, - как ни в чем не бывало, все так же вежливо попросил человек.
- Я хочу сходить в буфет за минералкой, - не дождавшись моей реакции, пояснил он.
Мой утвердительный кивок, очевидно, вдохновил его на продолжение общения.
- Если хотите, я могу купить что-нибудь и для вас…
Я лишь указала рукой на непочатую банку пепси, выглядывающую из моей сумки.
Почему-то у меня не было никакого желания разговаривать с незнакомцем. Поэтому я втайне надеялась, что сделала все возможное, чтобы отбить это желание и у него. Но мои надежды не оправдались. Вернувшийся из буфета человек был явно настроен на общение. После прохладительного напитка мужчина словно ожил. Совершенно не обращая внимания на мое недовольное лицо, он протянул мне вторую бутылку минералки и с энтузиазмом произнес:
- Возьмите, прошу вас. Сладкие напитки не утоляют жажду в такую жару.
Я сумела выдавить из себя лишь короткое «нет».
Мужчина не стал спорить. Он положил бутылку на сидение рядом с собой и сказал то, что я ожидала меньше всего услышать:
- Простите меня за словоохотливость. Обычно я не такой. Просто сегодня мне не по себе. Дело в том, что я…
Но договорить ему не удалось. Дрожащей рукой он достал из нагрудного кармана летней рубашки заливающийся мелодичной трелью смартфон и, поднеся его к самым глазам, смотрел, как завороженный, на экран, даже не предпринимая попытки снять трубку.
Звонок закончился, но ему на смену пришел второй, третий, четвертый вызов. Но все их ожидала одна и та же участь. Когда же этот телефон замолчал, в игру вступил другой, более простой модели. Бойкая, жизнерадостная мелодия раздавалась снова и снова, а человек все смотрел на экран, как кролик смотрит на питона, но трубку по-прежнему не снимал.
Наконец оба телефона выдохлись, и человек с облегчением спрятал их обратно. Отхлебнув пару глотков минералки, он продолжил с того места, на котором прервался:
- Дело в том, что я… сегодня ушел из дому, - выдохнул он нелегкое признание.
Я молчала. Только окинула беглым взглядом своего соседа. Отметила золотую полоску обручалки на правом безымянном пальце, дорогие механические часы на левом запястье, толстую золотую цепочку на шее. Бесформенные полотняные брюки и вылинявшая пестрая рубашка явно диссонировали с этими дорогими атрибутами.
- Точнее, не ушел, а позорно бежал… - севшим от волнения голосом продолжал откровенничать мужчина. Очевидно, ему нужно было выговориться.
- Вы хотите сказать, что бросили жену и детей?! - во внезапно вырвавшейся фразе было гораздо больше осуждения, чем мне хотелось бы.
- Да, - мужчина опустил голову. В голосе чувствовалось неподдельное раскаяние. - Я все и всех бросил…
- Правда, дети давно выучились и уже сами зарабатывают себе на жизнь… Сын во Франции, дочь — в Италии. Я уже дважды дедушка… - очевидно, забывшись, гордо произнес он, но тут же стушевался.
- А жена… - через какое-то время продолжил он снова, - жена имеет свой бизнес и друга…
Далее последовала очередная серия звонков по обоим телефонам, и мужчина так же испуганно смотрел на экран, словно увидел там свой приговор. Только когда телефоны умолкли, он сумел продолжить. Причем я заметила, что его левый глаз стал методично дергаться в такт его словам.
- Брата я сделал соучредителем, и он при желании может взять управление делами на себя…
Он сделал рукой движение, словно хотел достать их кармана пачку сигарет, но вытащенная рука оказалась пустой. Заметив мой пристальный взгляд, мужчина невесело улыбнулся:
- Сегодня утром я закодировался. И от спиртного, и от курения. Решил, менять жизнь — так менять…
Сделав еще несколько глотков из пластиковой бутылки, мужчина снова заговорил:
- Я много думал. Моя жизнь зашла в тупик. Получается, что я нужен всем — и в то же время не нужен никому. У каждого своя жизнь, ко мне обращаются, только когда возникают проблемы. Да, да… К этому, в конечном итоге, свелась моя жизнь — я стал разгребателем проблем!
Он замолчал, словно бы примеривая на себя внезапно пришедшее в голову слово, которое очень точно характеризовало его жизнь.
- Я, в принципе, и не против, я люблю своих родных, и готов им помогать… - при воспоминании о близких на его лице заиграла улыбка, прогнавшая коварные морщинки, выдающие его возраст. Но другая мысль стерла с лица эту светлую улыбку, и набежавшая легкая тень состарила его на добрый десяток лет. - Но в последние годы я стал чувствовать тотальное одиночество. Стал больше курить, чаще прикладываться к бутылке. Врачи все чаще выражали озабоченность моим здоровьем. Я оперировал желудок, лечил почки, проходил реабилитацию после автокатастрофы, - и вот именно тогда, когда у меня появилось много свободного времени, я впервые за много лет задумался о жизни…
Вспомнил свои детские увлечения… Я ведь очень любил рисовать и играл на виолончели. Но мой отец — он поставил условие — я должен получить техническое образование. Я выполнил его волю…
Его монолог прервала очередная серия вызовов. На лице появилась болезненная гримаса.
- Это дочь… - пошептал он почти беззвучно.
- Если вы не хотите брать трубку, то почему бы просто не выбросить карточки? Замените их на новые, и вас не будут беспокоить, - предложила ему я.
Он поднял на меня глаза, на какое-то мгновение наши взгляды перекрестились, и я обнаружила в них такую боль, что мне стало не по себе.
И внезапно я увидела все происходящее другими глазами. Я поняла, что этот человек слаб. Он, как и все окружающие, нуждается в поддержке, душевном тепле, в добром слове, наконец. Подойдя к определенному возрасту, он внезапно осознал, что может бездумно растратить свою жизнь на неинтересные ему вещи и ставших ему чужими людей, в то время как его душа так и останется неудовлетворенной.
- Как вы думаете, можно ли в пятьдесят лет начать жизнь сначала? - воскликнул мужчина, прикоснувшись к моей руке. Я почувствовала словно бы удар электрического тока. За этой внешне неприметной наружностью скрывался огромный потенциал!
- Разве не безумие — пытаться в пятьдесят лет стать художником? - с болью и надеждой в голосе спрашивал он меня как своего судью.
- Я хочу исчезнуть. Уйти. Раствориться. Сменить имя. И начать новую жизнь. С чистого листа. Все, чем владел, я оставил своим родным — квартиры, машины, бизнес… С собой я взял только вот это — он открыл молнию на сумке и показал мне холсты, наборы кистей и красок, - все это я купил давно, несколько лет назад, но так и не решился начать… Боюсь, никто меня бы не понял…
В это время диспетчер объявила о прибытии поезда, и мой сосед заторопился.
- Это мой. Прощайте! И спасибо вам за все! - он пожал мне руку и не оглядываясь пошел к выходу на перрон. И только тогда я пожалела, что даже не спросила, как его зовут. Хотя… Что такое имя? Не более, чем одна из условностей нашего мира, как и многое другое.
Он медленно шел по проходу, а у меня в ушах все звучал его тихий голос:
- Это у вас, если не ошибаюсь, Карлос Кастанеда? - сказал он, указав на лежащую у меня на коленях книгу. - Мне нравятся его идеи. И начиная с сегодняшнего дня, я собираюсь заняться тем, что Дон Хуан так настоятельно рекомендовал — стиранием личной истории…
Я провожала взглядом удаляющуюся щуплую фигурку, пока она не скрылась из виду. А в ушах продолжал звучать негромкий, взволнованный голос. Говорят, от себя не убежишь. Я поймала себя на мысли, что и не хотела бы, чтобы этот незнакомый, но симпатичный мне человек, убежал от себя. Мне очень хотелось бы, чтобы он, напротив, пришел к себе. Вернулся к себе, к своим утраченным в суете и прозаичности жизни, мечтам. Нашел в себе мужество, чтобы бросить вызов судьбе, и силы, чтобы воплотить все свои честолюбивые замыслы. И прожить остаток жизни счастливо, в мире и согласии с самим собой.
- Это слишком эгоистично, - возможно, возразите вы. Все может быть. Но разве это хуже, чем день за днем жить безрадостной жизнью, медленно убивая надежду на счастье, а вместе с ней и свою живую, трепещущую душу?
!