Мой дружок Комп, мы с тобой уже давно вот так… с глазу на глаз, и ты снова смотришь на меня, словно ожидая: а что еще расскажешь, что доверишь? И даже неудобно от этого твоего взгляда потому, что не так-то просто отыскать в себе нечто такое, что потянуло бы нить памяти или рассказа о дне сущем.
Но вот сегодня ночью зацепилось… и, наверное, потому, что перед самым сном «листала» в Фотошопе слайды осенних листьев, снятых в «Лесных сараях»… листьев, оторвавшихся «от ветки родимой». Ведь совсем недавно грелись они под лучами солнца, принимали на себя дождевые капли, шелестели на ветру, а потом пожелтели, слетели с веток, рассеялись под родным деревом и вот теперь их отражения, унесенные моим фотоаппаратом, пробудили во мне ассоциацию о «листьях» моей памяти, - образах тех, кто когда-то был рядом и ушел навсегда.
И до сих пор, проходя возле квартиры номер пять, вспоминается бывшая её хозяйка, - довольно помятая высокая худая блондинка с ярко накрашенными губами и лохматыми волосами. Шептались соседи: водит, мол, Ленка к себе мужиков, водит… и сколько ж их у неё перебывало!.. Да и песни попсовые из окон часто гремели на весь двор, - веселилась она, хотя уже были у неё дочь подросток и сын, которого я так и не видела, - возвратившись из тюрьмы, вскоре снова сел, а дочь… Несмотря на совсем юный возраст, часто видела её во дворе в окружении парней с непременными бутылками пива. Громко разговаривали, смеялись, на просьбу вести себя тише хотя бы после двенадцати, не обращали внимания и тогда соседка с третьего этажа из форточки выплеснул на них ушат воды. Жаловалась: взвизгнули, замолчали, но ненадолго… Потом к подъезду часто стал подъезжать серенький помятый «Москвич» с какими-то упитанными мужичками, выходила дочь Лены с такими же, как и у матери, ярко накрашенными губами, весело садилась в машину и та, громко урча, увозила их… Но вскоре стихли песни в той квартире, - на одном из поворотов центральной улицы эта машина врезалась в столб и дочь Лены разбилась, а мать вскоре продала квартиру и куда-то уехала.
Вроде бы то была счастливая семья, - и он, и она симпатичные люди. И дети у них были такие же, - почти одногодки сын Олег и дочь Марина. Когда на праздники после демонстрации возвращались они домой с яркими шарами над головой, - почти красивые, улыбающиеся и приветливые, - то невольно в душе пролетало облачко лёгкой зависти и любования этой благополучной с виду семьёй. Да так, наверное, и было, но потом… Как же хрупок наш мир! Вскоре сына забрали в армию, и он попал в Афганистан. Да нет, тогда мы не знали об этом, - не положено было говорить о той войне, - только потом… Потом узнали, что возвратился Олег в Россию в одном из цинковых гробов, а отец не вынес горя, стал пить и вскоре жена нашла его утром мёртвым. Поговаривали соседи, что и она потом стала «закладывала», потому что примерно через год последовала за мужем и дочь осталась одна. Несколько лет летними вечерами гремели из её квартиры шлягеры, слышался веселый говор, а однажды моя дочка привела со двора хромого кокер спаниеля со словами: «Давай себе оставим… Маринка выбросила его из окна, он даже ногу сломал.» И спаниель остался у нас, а Марина хотя и узнала об этом, но даже не подошла к нам спросить о собаке, и вскоре тоже куда-то съехала.
Соседи почему-то называли её белорусской, эту одинокую невысокую пожилую женщину с цепким взглядом темных глаз, уже давно не работающую и тёплыми вечерами всегда сидевшую на лавочке при входе. Когда мы возвращались с рюкзаками с дачи и проходили мимо сидящих у подъезда говорливых собеседниц, то почему-то спиной ощущался именно её прилипчивый взгляд. Не слышала я добрых слов о ней и от соседей, - по-видимому и их цеплял её недобрый взгляд, а, может, и слова, ибо поговаривали, что именно она отравила двух кошек, которых жильцы выпускали погулять на лестничные площадки. Было ли так? Не знаю. Но по-видимому не зря говорили такое, ибо когда она неожиданно умерла, то не услышала я слов сожаления об этой одинокой и, может быть, когда-то озлобившейся душе.
Теперь соседнюю квартиру хозяин сдает временным съемщикам, а в те годы жила в ней семья: баба Настя с дочкой и маленьким сыном, который часто забегал к нам играть с моими детьми. Приехали они из деревни и в их квартире поселились её приметы: на полу - половики из лоскутков, на кровати – подушки с кружеными наволочками, на столике – самовар, на стене – пара лапоточков из липы, и всё это в окружении обоев с яркими цветами. Да и сами хозяева не теряли облика деревенского, - дома одевались пёстро и непременно с вышитым фартучком, говорили с «ть», - идёть, говорить, поёть, - и от этих мягких окончаний почему-то становилось на душе так же уютно, как и при виде полосатых половичков и пышных подушек. Да и в общении хранили они традиции деревни, - в христианские праздники обязательно поздравляли с улыбкой, полупоклоном и добрыми пожеланиями с обязательным: «Не хворать вам и вашим деткам». Но как же скоро распался этот уютный мирок, оставив лишь хрупкие тени памяти, - вскоре умерла баба Настя, а дочка, продав квартиру, возвратилась с сыном к сестре в деревню.
Когда поднимаюсь на свой пятый, иногда мелькают совсем легкой тенью и те, о которых не могу рассказать каких-то историй. Вот в этой квартире одиноко жил преподаватель института, подтянутый лысоватый блондин, бросавший при встрече короткое и вроде бы доброжелательное «Здравствуйте», но за которым чувствовалось желание поскорее пройти мимо; а в этой - чета пенсионеров и муж, всю жизнь проработавший смотрителем тюрьмы, по-видимому сохранил в себе особенность своей профессии, - видеть перед собою открытое пространство, - а поэтому, когда соседи высадили под его окнами деревца, то он как-то ночью их срубил; а здесь тоже жили пенсионеры, она – бывший экономист, он – инженер-строитель и очень добрый, открытый человек, любивший работать на даче и одаривающий плодами своего сада соседей, а когда неожиданно помер, то жена всё плакала и твердила: «Хочу, хочу к своему Лёнечке…», и её желание довольно скоро осуществилось; а прямо под нами, на четвертом этаже, жила молодая пара с прелестной голубоглазой девочкой, да и супруги были даже красивы, интеллигентны, но через несколько лет семья распалась, - он изменил, она не простила, осталась с дочкой и вскоре уехала в другой город.
Вот таким, мой одноглазый сподручник, получился мой «венок из опавших листьев» памяти… А сколько их было! тех, которых хочется вспоминать, чтобы не сокрыли их цвета тлена, и тех, о которых - не хочется, а они ненароком «пролетают» мимо, словно не желая уходить. Но и те, и другие слагали мою душу, и то, какой она получилась, во многом зависело и от них, - навсегда ушедших.
Творческих успехов!