Кавказ без кавказских пленников

День первый. 11 августа 1971 г. На окраине кабардино-балкарского городка Тырныауз, с ближней к Эльбрусу стороны, как раз напротив отгороженной деревянным забором территории геологической партии, прямо у дороги лежал большой железобетонный блок. Мы водрузили на него свои рюкзаки и стали ждать попутного транспорта.

Когда человека, если он, конечно, не Метревели, называешь просто Славой, иногда требуются пояснения, - когда нужно уточнить его полное имя, ведь так зовут многих, - всех, у кого оно заканчивается на «слав» (или «слава», если этот человек – женщина) с довесками впереди, всего которых я насчитал полтора десятка: "Боле", "Бори", "Брони", "Влади", "Вяче", очень редкая "Зено", а также "Изя", "Миро", "Мсти", "Ради", "Рости", "Свято", "Стани" (этих чаще Стасами кличут, правда) и, наконец, "Яро".

Дотошный читатель уже, наверное, подсчитал приставки и поймал меня на неточности. Всё правильно: одно имя, - только оно одно изо всех многочисленных "Слав" и будет фигурировать в рассказе, - я приберёг "на десерт". 

Недостающим было полное имя моего сокурсника, одногрупника, а в данный момент попутчика в путешествии через Главный Кавказский хребет Здислава Витольдовича Специуса. В вышеприведённом списке оно стояло бы на шестом месте. 

В качестве старосты нашей учебной группы "Первая геохимия" впервые он появился на занятия на первом курсе с опозданием из-за незначительного правонарушения и задержания его на сколько-то суток органами правопорядка. Отметая всякие подозрения, сообщу, что количество суток было гораздо меньше пятнадцати. Тем не менее, был он постриженным по нынешней моде – наголо, и оказался не высоким прибалтом, как предвкушали наши девушки, а приехавшим из братской Белоруссии коренастым «качком» вполне славянской наружности. 

Слава был старше на семь лет, и в отличие от хилого меня, на его руках и ногах бугрились мускулы, хотя, по моим наблюдениям, он никогда не носил ничего весомее своего коричневого портфеля из крокодиловой кожи, тяжёлого, впрочем, набитого всевозможными конспектами и учебниками. Отправляясь с ним в поход через горы, я был спокоен, – в случае встречи с кавказским снежным человеком - «каптаром», тому не поздоровилось бы, ведь Слава занимался боксом, - за несколько ударов по волосатому корпусу доселе неуловимого существа, он смог бы уложить его на камни, лёд или снег (высоко в горах всего этого навалом), добыв таким образом бесценный образец для антропологической науки. Тем временем, совсем как неиграющий тренер, отбежав на безопасное расстояние, всей душой и возгласами болея за Славу (мне уже приходилось это делать на боксёрских соревнованиях с его участием), тот поединок мог бы во всех деталях задокументировать своим фотоаппаратом с показавшимся иностранным при его покупке названием "CHAIKA". Пришедшего в себя каптара, мечтал дальше, мы будем использовать в качестве шерпа. 

Заканчивая тему о необыкновенной Славиной силе, опишу такой любопытный эпизод. Однажды, перед отъездом на очередную зимнюю практику шутки ради мы положили в его рюкзак восьмикилограммовую гантелю. Ничтоже сумняшеся, он подхватил его, словно пёрышко, и потащил на своих могучих плечах к выходу. Только у дверей общежития, дабы вернуть железо в свою комнату, нам пришлось признаться в содеянном, ведь Слава смог бы обнаружить гантелю при распаковке рюкзака лишь в поезде, и это было бы очень смешно, но потом-то ведь пришлось бы носить её нам самим.

Уже по доброй воле, в наш с ним переход через Главный Кавказский хребет, он тоже взял нечто тяжелое, которое, наверное, в истории пеших походов по Кавказу переносилось впервые – радиоприемник «VEF-112», своими острыми углами выпирающий из его рюкзака. Дело в том, что Слава был большим меломаном, он дня не мог прожить без того, чтобы прослушать отрывок из какой-либо симфонии (лучше, конечно – целиком) или, на худой конец, фуги или оратории. 

Свой приемник на время похода Слава объявил нашей коллективной собственностью, поэтому при распределении общего груза пришлось учитывать его вес. В результате мне досталось нести оранжевую польскую палатку с дюралевым каркасом, а Славе – несравнимо более лёгкий двухместный синтепоновый спальник, нашу общую «колыбель», тогда как продукты мы поделили примерно поровну. Среди них была и конская тушёнка, долженствующая придать нам лошадиные способности в переноске тяжестей, - так подшучивали над нами во время сборов провожающие, - наши одногрупники Андрей Антонов, Джон Булгаков и Лёха Кудрин.

Упаковка рюкзаков происходила в маленькой гостиничке вышеупомянутой геологической партии, несколько дней бывшей нашим пристанищем. Наши друзья оставались в Тырныаузе, чтобы вместе с ещё одним эмгеушником, аспирантом кафедры минералогии Игорем Нестеровым, хлебнуть шахтёрского лиха, попутно раздобыв красивые образцы для своих коллекций. В моём-то рюкзаке уже лежал пробный мешочек кроваво-красных андрадитов из тырныаузских скарнов.

Справедливости ради, следует сказать, что Слава нёс ещё и свою, изготовленную на заказ каким-то подмосковным "гварнери", концертную гитару, - он осваивал игру на ней, и, чтобы не растерять приобретённых навыков, не захотел расставаться с ней на всё лето, ежедневно предоставляя нам возможность наслаждаться его игрой. В его репертуар входили исключительно классические произведения композиторов, пишущих музыку для этого красивого и довольно лёгкого в аспекте его переноски инструмента. Не думаю, что Слава потащил бы с собой в горы контрабас или барабан, будь он специалистом в игре на них, хотя, кто его знает, он был весьма увлечённым человеком. Спешу успокоить читателей, превратно понявшим значение слова «был», - таковым он остался по сей день 

На втором курсе, за компанию со Специусом, я тоже начал было ходить на гитарные курсы в каком-то глухом клубе за Белорусским вокзалом. Успев разучить парочку этюдов то ли Каркасси, то ли Карулли, а может даже и самого Сора, но не обладая Славиным упорством, бросил эти занятия, - уж слишком утомительной и длинной показалась мне дорога к гитарному искусству.

Снаряжение, не самое удачное для похода через перевал, мы взяли под расписку у организаторов нашей практики, которая проходила в живописном месте вблизи высокогорного поселка Архыз в Карачаево-Черкесии с выездами в другие районы Северного Кавказа. После неё у нас была ещё одна - «факультативная» практика, - желающие переехали в Тырныауз для посещения шахт, вгрызающихся в вольфрамовое месторождение на крутых горных склонах, попутно был сделан маршрут на базальты Эльбруса. 

Среди этих «желающих», разумеется, были и мы со Славой. Более того, как самые ненасытные до всякого рода путешествий и приключений, уже после всех практик, мы захотели, покорив какой-нибудь перевал, попасть в Сванетию, а оттуда добираться до моря, чтобы беззаботно понежиться на пляже и только потом разъезжаться по домам, – Слава в свою Белоруссию, а я в Татарию, которой тогда ещё никто не предлагал хоть сколько-нибудь суверенитета.

До кавказской практики у нас была еще крымская, где мы успели побывать в разных экзотических частях тогда еще не заграничного полуострова (теперь-то он снова вернулся в "родную обитель", примечание 2014-го года) и получить массу ярких впечатлений, но нам всё было мало и, волею судеб оказавшись на Северном Кавказе, захотели посетить ещё и солнечную Грузию.

Маршрут - через перевал Бечо - нам порекомендовал тырныаузский геолог, горнолыжник и альпинист, товарищ нашего руководителя - профессора Леонида Львовича Перчука, терпеливо посвящающего нас на высокогорном пленэре в тонкости петрологических процессов. 

Для преодоления этого довольно лёгкого перевала в выбранном нами маршруте не требовалось специального альпинистского снаряжения, достаточно было туристических ботинок и бродяжнических навыков. То и другое, как и желание посмотреть на мир с высоты ещё раз, - до этого в Архызе мы ведь тоже не сидели внизу, - сдобренное изрядной долей авантюризма, у нас со Славой были в избытке, поэтому мы и оказались на окраине Тырныауза с упакованными рюкзаками.

Ждать попутной машины долго не пришлось, и вскоре мы забрались в кузов остановившегося грузовика и помчались вверх по Баксанскому ущелью, оставив позади строящуюся штольню с «метройной» буквой «М» на портале, в которой советские физики намеревались отловить нейтрино, и горное село, разрезанное пополам разрушительным селем. Почти через тридцать лет такая же горькая участь постигнет и Тырныауз.

До поворота на перевал немного не доехали, - машина сворачивала в небольшой поселок, одноимённый с высочайшей вершиной Европы. В качестве разминки километра полтора пришлось пройти по асфальту, пока не оказались в начале широкой натоптанной тропы, - как будто стадо слонов по ней прогнали. Немного в стороне, на зеленой лужайке у бурного ручья (Юсеньги, как потом узнали), увидели расположившуюся на привал группу туристов. 

Дабы уточнить, действительно ли это искомая тропа, подошли к ним и скоро уже сидели у костра, потому, что руководитель туристов, очень пожилой, как мне тогда показалось в свои девятнадцать лет, и совершенно седой мужчина с необыкновенно синими глазами, сначала предложил выпить с ними чаю, а потом, с удивлением узнав, что мы собрались идти на перевал одни, посоветовал присоединиться к их группе, с чем никогда не чуравшиеся общества, мы незамедлительно согласились. Более того, наше отношение к хорошей компании можно было выразить словами "Голоса" из леонидофилатовской сказки «Про Федота Стрельца, молодого удальца": "Мы готовы к пчёлам в улей, лишь бы только в коллектив!".

Кроме взрослых, в группе были два мальчишки лет двенадцати, - Володя, с такими же, как у его отца, синими глазами, и веснушчатый Серёжа. У него тоже здесь был отец, – мужчина лет сорока пяти, – его имя, как, впрочем, и седовласого руководителя – Семёныча, так и осталось неизвестным, потому что он откликался на "Сергеича". На его лице всегда блуждала добрая улыбка, только изредка прячущаяся в уголки рта.

Кроме них был ещё Паша – высокий статный парень, не нам чета, оказавшийся всего лишь шестнадцатилетним школьником, а также бородатый черноволосый студент Дима, без устали напевающий: "…вся душа полна тобой, а ночь такая лунная!", - возможно, это Славина семиструнная гитара напомнила ему этот старинный романс. Присутствовала и единственная представительница прекрасного пола, - крупная рыжеволосая девушка Наташа, – наверное, именно ею была полна вся Димина душа, по крайней мере, потом на маршруте он держался подле неё.

У наших новых попутчиков это был уже второй перевал, - недавно они покорили Хотю-Тау, где Володя насобирал пустых гильз от немецких автоматных патронов, пролежавших там со времён, когда на Кавказе проходили бои между советскими солдатами и эсэсовцами из дивизии "Эдельвейс". Мальчишка вёл себя соответственно его возрасту, - набивал гильзы обломками расчёски и бросал их в костер, с восторгом встречая следующий за этим взрыв,