Кавказ без кавказских пленников

поднимающий кучи невесомого пепла.

Вплоть до Местии, столице Сванетии, наш маршрут с туристами полностью совпадал. Потом они планировали на самолёте лететь до черноморского побережья, а мы туда же - на хорошо обкатанном ещё в Крыму транспорте – автостопом на попутных машинах. Денег у нас было в обрез, поэтому тратиться на дорогу не предполагали. В Крыму это удавалось без каких-либо проблем, но как-то оно будет на Кавказе? 

Когда высказал озабоченность по этому поводу, что вот де грузины не привыкли бесплатно возить туристов, каковыми, как это ни прискорбно было сознавать нам – будущим геологам, - стали мы на некоторое время, Слава легкомысленно отмахнулся: "Ничего, привыкнут". 

Мой товарищ был гораздо опытнее, поэтому ему поверил и выкинул из головы тревожные мысли о дорожных расходах. За первый переезд от Тырныауза, по крайней мере, мы успешно расплатились "большим спасибо", хотя на лице водителя было написано, что этого для него было слишком много, хватило бы и двух рублей. Специально для молодого читателя, если таковой, хотя бы ненадолго оторвавшийся от компьютерных игр, всё же найдется, сообщу, что в те годы килограмм докторской колбасы стоил два рубля двадцать копеек, а в московском метро ездили за пять, но не рублей, а копеек.

У туристов всё было расписано по часам. Выход, назначенный на четырнадцать ноль-ноль, тогда и состоялся, ни минутой позже. Сгибаясь под тяжестью рюкзаков, совершенно не приспособленных для дальних походов хотя бы из-за того, что их узкие лямки немилосердно давили на плечи, начали своё восхождение. Другое дело у туристов - любо-дорого посмотреть - всё подогнано по росту и размеру, палатки-серебрянки легки, как пушинки, одеты–обуты по сезону. Со своей же громоздкой палаткой, приёмником и гитарой мы смотрелись, наверное, настоящими "чайниками". Надо сказать, что Слава совершенно этим не смущался, поэтому и я тоже решил ему уподобиться.

Предложенный туристами темп показался нам сначала слишком медленным, - мы, «горячие (бело)русские парни», рассчитывали идти гораздо быстрее, но потом оценили его рациональность, поскольку даже при таком ходе у меня стали побаливать плечи, на которые приходилась основная нагрузка. Через пятьдесят минут ходьбы делались десятиминутные привалы, что хорошо восстанавливало силы.

Наконец дошли до места большого привала, разложили костер, и скоро суп с кашей были готовы. Едва расправились с поздним обедом, как сначала слабо, а затем всё сильнее, полил холодный дождь. Небольшими группками сгрудились под полиэтиленовыми плёнками предусмотрительных попутчиков.

Так простояли минут пятнадцать, а заладивший дождь только усиливался. Видя тщетность ожиданий, и не желая заночевать под открытым небом, под аккомпанемент дождевых струй двинулись дальше. Ближайшей целью было дойти до близкого уже северного приюта. Скоро все были мокрыми с головы до пят, - меня не спасла даже плотная штормовка.

Показался северный приют – большой кош, похожий на сарай. Ввалившись в него и сбросив у стенки прямо на пол свои рюкзаки и мокрые штормовки, конечно, ожидали сочувствия обитателей жилища, и были неприятно поражены, когда грузин – проводник организованных туристов, презрительно называемых попутчиками "матрацниками", - стал буквально выталкивать нас под непрекращающийся дождь, поскольку, видите ли, мы находились у них в столовой.

Хотел ему напомнить известное изречение про хорошего хозяина и собаку, но сдержался. Оставив всё же свои рюкзаки в помещении, по настоятельному совету несколько смягчившегося проводника пошли не на дождь, а в кухню, отдельно от основного здания стоящую поодаль. В кухне было просторно и тепло от горящей плиты, но из-за плохой тяги в трубе вся она была наполнена едким дымом. Постепенно к нему привыкли, более или менее освоились и развесили сушиться свои тряпочки.

Кроме нас в кухне находились ещё два грузина в сванках - круглых войлочных шапочках с кисточками и один русский, тоже в сванке. Они были перегонщиками скота. Они тоже попали под дождь и теперь сушили свою одежду и денежные купюры разного достоинства, разложенные прямо на плите. 

Потом скотоводы достали несколько бутылок вина и с тостом "за всё хорошее!" стали пить одним стаканом. От грузин ожидал услышать что-нибудь красивое про стремящуюся к солнцу птичку, упавшую на самое дно самого глубокого ущелья, и про нежелательность отрыва от дружного коллектива, но вино продолжало переливаться в их животы, а тост не менялся. Был несколько разочарован этим обстоятельством, хотя этот самый тост, когда на ум ничего другого не приходит, сам теперь иногда произношу, а, чтобы оправдать его краткость и неоригинальность, ссылаюсь при этом на своих "учителей" – тех самых грузин с северного приюта перевала Бечо.

Пять лет спустя у меня было короткое знакомство с ещё одним таким же произносителем тостов – молдаванином Петром Бурля из Тирасполя, аспирантом географического факультета МГУ, который научил ещё более короткому, но не менее значительному тосту: "Норок!", что в переводе означает: "Будем здоровы!". Его тоже вспоминаю иногда в нечастых теперь застольях.

…Наш руководитель Семёныч времени зря не терял: к всеобщему удовольствию договорился о ночлеге на чердаке приюта. Платили по таксе – рубль за койку. О постановке своих палаток не могло быть и речи, дождь продолжал поливать, как из ведра.

Сварили на кухне кашу с нашей кониной, вскипятили чай и на заставленном кроватями чердаке вкусно поужинали.

На горы опустилась тёмная ночь. Заглох движок, погас свет, и все уснули крепким сном, ведь никому не пришлось в этот день легко. Среди ночи вдруг во всю силу захрапел один из грузин, - перегонщики быков тоже были тут. Несколько минут храп сотрясал крышу приюта, при этом тонко позванивала какая-то посуда. Затем раздался мягкий удар тела об пол, - похоже, храпуна просто-напросто столкнули с кровати, - и неразборчивые проклятья, посыпавшиеся вслед за этим. Отрадно, что храп после этого прекратился, и я вернулся к просмотру своих снов. 

День второй. 12 августа. Как только на другое утро, - ясное и чистое, - взвалил рюкзак на плечи, почувствовал, как жутко болят плечи. Идти, тем не менее, было нужно, а шерпа себе ведь так и не добыли.

Сначала перешли по бревну через бурный ручей, потом тропа пошла вверх. Она виляла по правой стороне долины, со всех сторон «обставленной» высокими вершинами. Дошли до ледника Езеньги, тянувшегося до самого перевала. Между рассекающих его глубоких трещин долго брели по рыхлому, ослепительно белому спрессованному снегу - фирну.

Вот, наконец, и перевал. С облегчением сбросили рюкзаки и, любуясь открывающейся сверху красотой, прилегли на большой, нагретый солнцем большой камень. Вдали возвышался величественный двуглавый Эльбрус, одетый в снежные шапки, вокруг теснились чёрные зубчатые громады, добавляя особый колорит в картину этого, казалось бы, безжизненного безмолвия. Каким-то чудом до перевала долетел большой шмель, который тоже отдыхал на солнышке. Казалось, что мы одни во всех этих горах, - ни один звук, кроме лёгкого жужжания шмеля, не нарушал тишины. И никто, конечно, тогда даже не вспомнил, что сидим на российско-грузинской государственной границе, которую когда-нибудь станут охранять пограничники.

Спускались сначала тоже по снежнику, но он быстро кончился, лишь попадались его островки. Вот Сергеич гулко протопал по такому островку, подточенному снизу говорливым ручейком, и сказал: "Прощайтесь, друзья, со снегом, - этим летом вы его больше не увидите". Будущее показало, что в этом вопросе он глубоко заблуждался: «его бы устами, да мёд пить!»

Посреди ровной площадки на берегу мутной реки Долры показался кош, ещё больше, чем северный приют, похожий на сарай. По площадке бегали свиньи, похожие на диких кабанов, полосатые поросята.

Подошли к кошу поближе, скинули рюкзаки, за эти два дня успевшие насточертеть. Увидев нас, из дома вывалила толпа сванов разного возраста, от мала до велика. Купив у них холодного айрана, с наслаждением выпили этого вкусного напитка. 

Немного отдохнув, пошли дальше. Появились островки хвойного леса, - идти стало заметно веселее. Стало вечереть, пора выбирать поляну для ночлега. По этой тропе туристы ходили часто, поэтому такое место на берегу Долры быстро нашли. Поставили палатки на полянке с кострищем посредине, разожгли костер и сварили ужин.

На огонек зашли две женщины-сванки. Усадили их к "столу", предложили чаю. Сначала они как будто были не против, но когда узнали, что воду взяли прямо из Долры, сразу засобирались, и, что-то пробормотав о невысоком качестве воды, о коровах и свиньях, тоже припадающих к этому источнику в верхнем его течении, ушли, так и не притронувшись к кружкам. Мы были менее брезгливы, и, напившись чаю, повели неторопливую беседу.

Природа вокруг была великолепна, - большие разлапистые ели и сосны оставили небольшой промежуток, через который виднелась крутая скала, протыкающая тёмные облака. Из звуков были только шум говорливой Долры и треск прогорающих веток. Насладившись этой красотой, мы со Славой забрались в свой просторный спальник и, расслабив уставшие за день мышцы, словно младенцы в одной люльке, уснули под шорох начавшегося дождя.

День третий. 13 августа. Настроение с утра было приподнятым, ведь идти, а, значит, и нести изрядно надоевший груз на своих плечах предполагалось недолго и всё время вниз. Но, как известно, «мы предполагаем, а Бог располагает», и делал он это совсем не в соответствии с нашими планами. 

Собрали лагерь и двинулись дальше. По дороге попили нарзану возле небольшого сарайчика, в котором у местных жителей был оборудован импровизированный санаторий, - в наполненной минеральной водой большой бочке по самую шею сидела женщина, от чего-то, видимо, лечилась.

Наконец показалось первое сванское селение, Мазери. Остановились в центре у полуразрушенной, - родовой, как пояснил Семёныч, башни, сложенной из потемневшего от времени известняка. Семья, или даже целый род в такой башне могли держать оборону от врагов, как внешних, так и внутренних, спасаясь от кровной мести.

На пустынной улице никого не было, но вот подошёл старик-сван. Спросили, где можно сесть на машину, чтобы доехать до Местии. Оказалось, что идти до трассы осталось несколько километров, и ещё он добавил, что до их столицы очень быстро можно дойти напрямик через горы. Обрадовались этому известию, и, не купив даже хлеба, полезли вверх. Скоро прошли заброшенное селение, теснившееся на склоне, а дорога шла всё выше.

Уже изрядно проголодались, когда показался одинокий кош. Гонцом туда послали Диму, скоро вернувшегося с двумя лепёшками, куском сыра и известием, что до Местии идти еще часа четыре. Помянули деда недобрым словом. От навалившейся вдруг усталости идти становилось всё труднее. В другое время залюбовался бы высившейся слева громадой заснеженной Ушбы, но сейчас было не до красот и чудес.

Наконец, привал. У туристов продукты уже кончились. С большим удовольствием достал из своего рюкзака две банки колбасного фарша, - всё легче станет. Съев