выдумке, мне кажется, не столь хорошая идея. Тем более эти общие слова об имевших место событиях очень уж общие и ни к чему не обязывают.
Вот я, к примеру, сходил в туалет, а они, такой же эпизод вставив в этот фильм, уже имеют право трезвонить на весь мир, что случившиеся события отражены в их истории. Которая, может быть, выдумана от начала до конца, но раз посещение туалета есть документальный факт, то, значит, уже не выдуманная история. И знаешь, не надо мне тут говорить, что посещение туалета не есть событие, а так, пустяк, на что я тебе только скажу, ты парень еще зелен и не проходил процедуру под названием провокация. После которой для тебя это посещение будет ох, какой незабываемой историей, которую я, по просьбам выживших, не буду приводить в этой части повествования.
— А я как раз не согласен. Ведь для зрителя или того же читателя это своего рода игра. И он, придя в кино или раскрыв книгу, принимает для себя эти правила игры, которые диктует фантазия автора или создателя фильма, где его отсылки к документальности тоже есть часть действа, создающего свой определенный фон, на который и накладываются краски развивающегося сюжета. Так что я за свое предложение, — с горячностью заявил Алекс.
— Ладно. Ты почти меня убедил, — ответил Грег, однако про себя думающий, что «все равно все будет по-моему», но по чьему вышло, вы, читающие эти строки, уже, наверное, определили для себя, что ни в коей мере не умаляет достоинства обоих участников разговора. И надо сказать, что довольно часто Грег мог, расправив свои плечи, заявить: «Вот все и получилось так, как я сказал».
— Но если в техническом плане возможен компромисс, то уже насчет искусственности в искусстве, это слово неприемлемо. К примеру, мы готовы терпеть в некоторых областях жизни некоторые дискриминационные меры в отношении нас. Так, например, исходя из бюджета, мы можем обойтись более дешевыми продуктами. Мы, если что, готовы терпеть определенную несвободу, если это касается нашей безопасности. Также мы можем закрыть глаза на то, что, возможно, кто-то там за нами ведет слежку, предоставляя нам бесплатный продукт общения по сети.
Но выбирая книгу, мы вряд ли сможем поступиться своими вкусами и даже в некоторой степени своими принципами, выбирая для себя только качественный продукт, который проходит самую качественную, двухуровневую проверку, от двух относительно независимых источников — сердца и мозга. И несмотря на тиражность выпускаемого книжного продукта, он при всем при этом единичный продукт. Ведь прочтение книги — сугубо индивидуальный, душевный процесс, и независимо от того, что ее создал автор, для читателя она представляется и видится в том единственном экземпляре, отражающем уже его мысли и душевные порывы, — закончив говорить, отчего Грег, видимо, обрел сухость в горле и решив срочно ее ликвидировать, полез в сумку за бутылкой воды, глоток из которой и вправду решил эту проблему.
— Ну ты и загнул, — выразил свое одобрение Алекс, не ищущий для выражения своих эмоций легких путей. Грег уж было хотел ответить в таком роде, что не пальцем, значит, он тоже как бы не совсем деланный, но неожиданное появление редактора не позволило Грегу, и нам в том числе, услышать эту местами неприличную историю о неучастии пальцев в деле зарождения Грега. Конечно, тут может возникнуть логичный вопрос: «Откуда, мол, у меня такая информированность насчет этой истории, раз я выдаю ей такие характеристики, как «весьма неприличная». Ну, на этот счет у меня один ответ, в чем-то сходный с ответом Грега. Я, как говорится, тоже не пальцем деланный. А вот насчет столь любознательных эрудитов, то я бы не был столь категоричен в своих утверждениях.
Но Грег не успел ответить Алексу в той же манере, объяснив ему всю кривизну его замысловатости слов, как вошедший в кабинет главный редактор вдруг озадачился и спросил их, над чем они в данный момент работают.
— Да-да, вот то-то же. Нам всем интересно, что же все-таки здесь происходит? И пока что за этими всеми разговорами для нас никакой ясности так и не проявилось. Так что пора бы уже вам для нас провести небольшой ликбез, озвучили бы свою просьбу учащиеся вечерней школы, после того как написали бы на школьной доске фразу «мы не рабы, рабы не мы».
