Возьми меня, я твой папа!

Вот я и родился. Фу ты, глаза не открываются. Рядом что-то теплое, мягкое,  пахнущее молоком. Давно забытый запах. А вкус? Сколько я не пил его? Кажется, оно сладковатое. Хочется есть. Рядом кто-то толкается, лезет пушистыми рукавами в лицо. Явно в шубе. Шиншилла?  Норка? Кролик? Не вижу! Почему в верхней одежде в послеродовой палате? Безобразие! Где санэпидстанция? И почему моя мамаша тоже в мехах и вытянулась шнуром?  Какая длинная…. Один сосок, второй, третий, четвертый. Я, кажется, схожу с ума. По бокам шевелятся мягкие игрушки. Раньше они не шевелились. Шевелился кот, которого я убивал в лесу из-за того, что он гадил на лестничной клетке. До сих пор вспоминаю его ярко-желтые глаза. Они преследовали меня там, в глубокой яме, населенной крысами и мышами. О, как я мечтал стать хищником, чтобы их уничтожить! 


***** 


Однажды ко мне приплыл некто в белых одеждах. Он склонился над ямой и спросил:
-Хочешь ли ты искупить свою вину?

Я хотел, я представил, что вновь явившись на землю, буду обходить гадких бродячих кошек стороной, они и без меня приговорены. А домашних в моей квартире никогда не будет.  

- Тогда жди, - сказал некто и исчез.

И я стал ждать. Во время ожидания несколько месяцев сладко почивал в теплом булькающем болоте, в нем, наконец-то, не стало грызунов. Зато были посторонние звуки, напоминающие тарахтение моторчика. Слабые нежные касания пуховых перчаток действовали расслабляюще. Я кайфовал и вспоминал сына, которого научил ненавидеть животных: от них одна зараза да вред здоровью и обоям. А он, надеюсь, научил внука. 

Не увидел я внука. Переходя дорогу в неположенном месте, попал под колеса «Ауди», несущейся со скоростью ветра. Взмахнув руками, я непонятным образом очутился над трупом и с удивлением уставился на него. Безусый юнец вывалился из машины. Он был в подпитии. Или накачан наркотиками. Мгновенно собрался народ, вызвали полицию и «скорую».

В морге отвратительно пахло тухлятиной, а я удрученно наблюдал, как кромсают мое синее обездвиженное тело. За окном плакала жена. Она прижимала к себе двенадцатилетнего Сёмку. Моего единственного ребенка. Я хотел второго, не успел. 


 *****

- Мяу, - сказал кто-то рядом. Я вздрогнул.
Шершавая губка коснулась моего носа, прошлась по спине и остановилась возле интимного места.
- Муррр, - отвратительная губка почмокала там, и я понял, что обписался.
А еще понял….

Этого не может быть, потому что не может быть никогда! Неужели? Я выпустил изо рта сосок и стал вертеть головой. Судя по ощущениям, по обе стороны сопели и чавкали мои лохматые собратья.

Захотелось завопить, как это делают человеческие младенцы, но у меня ничего не получилось. В ужасе я открывал рот  до тех пор, пока жесткий язык не закрыл его мерзкой затычкой.

Уж лучше бы яма, уж лучше бы крысы, которые не обращали на меня внимания, так как я был бестелесным! Что возьмешь от привидения?

Долгое время я лежал парализованный догадкой, но желудок не пожелал осознать моего отчаяния. Он потребовал еды! Задыхаясь от отвращения и отталкивая конкурентов, я набросился на кошачье молоко.

Прошла неделя. И как-то, открыв глаза, я убедился в правильности своих подозрений. Серые шерстяные клубки заигрывали со мной и требовали ответного действия. 

«Какой я? – заметалась отчаянная мысль в моей безмозглой башке, - вернее, какого окраса? Не дай Бог, черного. Именно черного кота я порешил в прошлой жизни»!

- Посмотри,  Вика, уголек, наконец зашевелился, - подкралась ко мне человеческая малолетка.  Ее длинные пальцы с обгрызенными ногтями хватко вцепились в мою шерстку. – Давай раздадим котят, - предложила она другой девчонке.

- Уголька никто не возьмет, - вздохнув, покачала головой Вика. – Пусть уж при Муське остается.  

Как я понял из разговора, Муська - это моя дымчатая мать. Она лежала на подстилке в коридоре многоэтажного дома и ласково щурилась на голенастых девок.

Схватив моих братьев и сестер на руки, злодейки скрылись за дверью одной из квартир. Котят было четверо. Две девочки и два мальчика.

Непонятное чувство овладело мной, захотелось заплакать. И я заплакал бы от внезапного одиночества, да жуткая догадка обрушилась на мою голову: я был черным! 

- Мурр, - облизнула меня, возмущенного человеческой несправедливостью, мама. Несколько слезинок скатилось из ее янтарных глаз. 

А вечером женщина и мужчина с первого этажа выставили нас на улицу. 

- Вонь от них! – вопила им вслед толстая тетка в синем халате и шваброй в руке. – Не выбросите, в мусоропровод запихаю!

Было лето, а потому мы быстро нашли приют в подвале. Оставив на время меня одного, мама принесла в зубах мышку, и я с содроганием проглотил мясо грызуна. Кстати, мясо оказалось вполне съедобным. 

Так прошло три месяца.
 
Сытый и обласканный, я гулял только под машинами, опасаясь вылезти наружу, чтобы не привлечь к своему окрасу недоброжелателей. А ложась спать, вспоминал песню, которую пела моя человеческая бабушка. В ней были слова:
«Жил да был черный кот за углом,
И кота ненавидел весь дом»! 
И мне тогда не было жалко этого черного кота.

Постепенно стало холодать, я все реже выходил на поверхность. Вечерами мама прижимала меня к себе и пела колыбельные, от которых я засыпал. А во сне был счастлив.

- Люблю тебя, - пела Муська мне на ухо, - ты самый лучший сынок на свете.

Но однажды мама не пришла. Не пришла она и на следующий день. А когда я выбрался во двор, то увидел ее бездыханно лежащую на тротуаре. У мамы не было глаз. 

И тогда я заревел. Вернее, громко замяукал, чем привлек к себе внимание мальчишек, сидящих на скамейке возле подъезда. Они вскочили на ноги и бросились ко мне.

-Глянь, Серега, во урод! – наклоняясь надо мной, закричал один из них, веснущатый и сопливый. – Давай к его хвосту привяжем банки от «спрайта»!

Это он прокричал другому, блондинистому с водяными безразличными зенками.

- Папа запретил мне трогать кошек, - выпятил губу Серега. – А ты, Вадька, делай что хошь, мне плевать!

Я застыл, соображая, смогу ли удрать от обидчиков.

- Серый! – неожиданно подошел к подъезду мужик в коричневой куртке и разрисованным пакетом в руке, набитым до отвала продуктами. Среди продуктов угадывалась бутылка.  – Айда домой, мать пельменей налепила! А это кто еще?

Он уставился на меня, а я при слове «пельмени» сглотнул слюну. Есть хотелось неимоверно. Я бы съел сейчас что-нибудь и менее привлекательное. Например, корочку хлеба, пусть даже и заплесневелую.

- Брысь! – ткнул меня ботинком мужик.  

Распушив хвост, я удержался на конечностях и пристальнее вгляделся в него. А затем застыл, не в силах пошевелить лапами. Передо мной высился Семён, мой единственный ребенок, которого я безумно любил. И люблю сейчас.

Как же я раньше не понял, что дом, в который занесло маму Мусю, был прежде моим домом!

- Сёмушка, - мяукнул я и поплелся за сыном в подъезд. – Сёмушка, возьми меня, я твой папа!

- Отстань! - рассвирепел сыночек и закрыл перед моим носом тяжелую железную дверь. 

- Неблагодарный! – возмущенно зашипел я и вспомнил убитого мною черного кота.

- Теперь- то я поиграю с тобой, уродище, - внезапно подкрался ко мне Рыжий. В мясистых пальцах он держал несколько железных банок с веревками. 

При виде орудий пыток я сорвался с места и метнулся к окошку в подвал. Юркнув в него, я опрометью пробежал за батареи центрального отопления и притаился. Вволю наплакавшись, я заснул. Голодный, холодный и униженный. А еще пораженный черствостью Сёмки и его губастого детеныша.

Проснувшись, я понял, что мой желудок начинает себя переваривать. Надо было срочно искать что-нибудь съедобное. 

Я осторожно вылез наверх и обнаружил, что настала ночь, двуногие покинули дворовые окрестности, засев по теплым квартирам с чашками теплого молока на коленях. С опаскою я прошлепал к мусорным бакам. Там, на листе картона,  восседал огромный черный котяра с подпаленным хвостом.

- Это ты Муськин сын? – спросил меня котяра и тяжело вздохнул. – Похож. Меня зовут Матвей. Не бойся, сынок, я тебя в обиду не дам.

- Тебя самого обидели, - с жалостью разглядывая пятую конечность неожиданного родителя, промяукал я и удивился, что мы понимаем друг друга. – Ты – мой отец?

- Да, - закивал Матвей. – Жалко маму?

- Жалко, - проскулил я.

- Это губастый Серега проткнул ей зрачки, - прошипел кот и по-людски  всхлипнул. – Ради эксперимента. А потом придушил.

- Мой внук! – ахнул я.

- Твой внук? - не удивился Матвей. – У меня тоже есть человеческий  внук. Мерзавец, каких свет не видывал. В свое время, будучи сорокалетним мужчиной,  напившись, ради хохмы я повесил на дереве кошку, а через месяц умер от инсульта. Не зря в народе говорят, что убийце кошачьего племени семь лет счастья не видать. Как видишь, в этом обличье в дом родные меня не приняли. Сколько просился к ним, даже один раз забежал на кухню, где до головокружения пахло борщом. Тогда сынок моей доченьки со смехом подпалил мне хвост.

- Давай поищем чего-нибудь поесть, - прерывая папочку, проканючил я. Матвей вздохнул и смахнул с глаз слезинки. 
И мы пошли к баку, наполненному объедками. Нам повезло, мы насытились до отвала.

- Собаки еще не приходили, - оглядываясь по сторонам, сообщил Матвей. – Но они обязательно придут. Бежим.

Мы ринулись к подвалу. А там легли на мое место. 

Всю ночь папочка мурлыкал, рассказывая про свое житье в кошачьем теле. 
- Почему ты бросил нас и четыре месяца не появлялся? – с тоскою вспоминая братьев и сестер, нашедших себе хозяев, поинтересовался я. 

- Подпалив хвост, внук, по совету своей матери, засунул меня в птичью клетку и отвез в деревню, - с грустью поведал папаша. – Там он привязал меня к дереву и оставил на растерзание собакам. Но меня спасли. Одинокая добрая женщина по имени Зина отвязала меня и принесла в избу. Жить бы мне, дураку, да мышей ловить, но стал я у соседей  цыплят таскать. Еле ноги от разгневанных двуногих унес…  

К утру нас сморило. 

Неожиданно меня толкнули. Я с трудом разлепил веки и увидел взволнованного родителя.

- Погибли! – изогнувшись дугой, громко мяукал он. – Окно на зиму заколотили досками!   

- Может, в подвале остались мыши? - с надеждой прошептал я.

- Откуда? – взвыл папочка. – Их давно уже съели такие же бедолаги, как мы с тобой! Даже тараканов не осталось!

Почувствовав нарастающий голод, я опустился на бетонный пол и приготовился умирать. Перед глазами промелькнули мама Муська, папа Матвей, сестры и браться. И тут я понял, что люблю их.
 


© Copyright: Лариса Малмыгина, 2015
Свидетельство о публикации №215111801254