Сочинитель

Родриго, тощий озорной мальчишка, отгрыз горбушку хлеба и протянул собеседникам.
— Жуйте, — буркнул он, скрипя зубами о солоноватую твердь мучной массы, — это наша последняя...
Он хотел было сказать «история», но ветер железными когтями царапнул  заиндевевшее окно, и слушатели передернулись. Ночь страшных историй в  одном из корпусов кадетского училища на берегу Тихого океана волновала  воображение юношей, собравшихся вокруг Родриго.
— Не тяни, рассказывай! — зашипели ребята, передавая обгрызенный хлебец из рук в руки.
По спальне, рассчитанной на двадцать курсантов, разносился хруст,  чавканье, нервный шепот и напряженное сопение. Родриго почесал бритый  затылок.
— Там, в Сибири, есть комната, — начал он, приподняв плечи так, что  голова его до ушей скрылась в широкой воронке оттопыренного ворота  пижамы. — Именно из-за неё весь корпус расселили, и здание пустует уж  более пятидесяти лет...
Немного о «Сибири». Так среди кадетов назывался один из наиболее  отдаленных корпусов военного училища Прадо в городе Лима (Перу). Мало  того, что он располагался на самом краю обрыва, так никто толком не мог  объяснить, отчего он, собственно, пустовал.
— Говорят, — продолжал Родриго, — когда училище открыли, туда поселили самых отчаянных кадетов...
— А это правда, что раньше там было кладбище? — вдруг пискнул самый мелкий из мальчишек, Энрике.
— Ты то ли слушай, то ли сам рассказывай! — рявкнул Родриго, вытянув  обратно из-под пижамы веснушчатую голову на тонкой петушиной шее. — Было  кладбище, но не простое... В старые времена здесь безымянных мертвецов  хоронили со всей округи. Буйных духов боялись, вот в отдалении от  селений и зарывали. Таковых мало было, заблудившихся, но как только  новый корпус заселили, кадеты пропадать начали...
— А разве они не самоубийством жизнь оканчивали? — вновь вмешался мелкий.
На него укоризненно зашипели, раздался щелчок подзатыльника и обиженное хлюпанье в ответ. Родриго нахмурился.
— Так наш старый комендант в отчетах сочинял, — печально констатировал  он. — Мол, те сами с обрыва ходу давали... Но ходят более правдоподобные  слухи о том, что в полнолунные ночи мертвецы являлись в «Сибирь» и  кадетов аж с постелей стаскивали, чтобы до обрыва дотащить и сбросить в  бурные воды океана!
— Зачем?
— Как зачем? Дабы те им путь обратно указали... — здесь Родриго сам не  понял, что ляпнул, и на всякий случай глубокомысленно замолк. Тишина  спальни наполнилась подозрительно-суетливым шепотом. Ему надо было хоть  что-нибудь добавить! — Одни говорят, что это не просто духи, а самые  настоящие демоны, и будто они парализуют жертву гипнотическим взглядом  своих желтых глаз. А чтобы никто не видел вытаскиваемых из корпуса  «Сибири» кадетов, демоны обмазывают их черной сажей! ...
Шебуршание одеял впечатленных слушателей успокоило рассказчика.  Напуганные мальчишки попрятались в постелях, даже не сообразив задаться  вопросом о том, как могли утонувшие дети указать демонам-мертвецам путь,  и куда, собственно, те желали попасть?
Родриго улегся, похлопал сытое брюхо и усмехнулся. Кадетская детвора,  одиноко ютясь в военном училище, любила слушать его фантазии и щедро  награждала всякими съестными запасами. «Тощий Петух», так его прозвали,  всегда был накормлен и обласкан. Сочинителя уважали и даже боялись...
Вдруг далекий хохот притянул внимание Родриго. Тонкий веселый смех  прорывался через шум прибоя за окном. Он насторожился, приподнялся. В  иллюзорном свете луны ему показалось, что кровати пусты. Как так — он не  услышал уходящих соседей?
 «А вдруг проверить решили?» — догадался Родриго.
Все его истории были чистым враньем. Ясное дело, что должен был  наступить момент, когда кто-нибудь заявит об этом прямо в его узкий,  наглухо перекрытый складками сомнения лоб… До слуха откуда-то со стороны  берега начали доноситься язвительные слова — «врунишка», «фантазер».  Кто-то предлагал потребовать от «Тощего Петуха» вернуть всю отданную ему  за глупые истории еду, а кто-то (эх, то был мелкий Энрике!) требовал  разыграть «сочинителя»...
— Предатели! — бросился к одежде Родриго. — Вот западня!
Уж кто-кто, а он понимал, чем грозили эти насмешки! Навевая страх на  соседей, он рассчитывал держать любопытных друзей подальше от места, где  сам проводил часы безделья в мире и спокойствии. Легенда о «Сибири»,  конечно, существовала, но он вдохнул в неё новую жизнь, влил особую  разновидность кладбищенских тонов, примешал средневекового драматизма и  дополнил ночной кошмар мрачными деталями... Теперь его бесценному  созданию грозило полное и бесповоротное разоблачение!
Родриго вышел из корпуса, украдкой оглянулся на плац, где обычно  дежурили часовые. Бросил взгляд в сторону океана. Нет, вряд ли бы его  заметили, бегущего вдоль обрыва к пустующему корпусу. Луна со стороны  океана размывала силуэты для наблюдавшего с берега. Он стремглав добежал  до угла «Сибири», прижался к стене и глянул в окно. Внутри по пустому  пространству танцевал мигающий свет, но участников веселья было не  рассмотреть. Впрочем, по голосам можно было понять, кому нынче не  спалось... Были там басок Мигеля, резкие фразы кучерявого Тинаку и,  конечно же, писк мелкого Энрике! Родриго расстроенно засопел. Эх, как бы  его заначку не нашли, всякие «взрослые» журналы, кои тот стащил у  старшего брата!.. Он юркнул в коридор, прислушался. Веселье набирало  силу. Его «личные дела» таки нашли и шумно обсуждали.
— Ну, я вас проучу, — буркнул Родриго.

У него был план. В коридоре одиноко темнела полуразвалившаяся стенная  печь. В неё-то он и запустил руку. Уголь! Черный, гадкий сгусток скрытых  человеческих страстей и страхов! Обмазал сажей лицо, шею и руки.
— Щас вы у меня порезвитесь! — злобно цедил он сквозь сжатые зубы. — Журналы мои читать…
Ну вот, картина закончена, осталось лишь найти ей достойное применение.  Мальчишка потер нос и презрительно сплюнул. План был таков: тихо подойти  к двери, где происходило наглое собрание, незаметно отворить замок, а  далее со страшным воем ворваться в центр толпы, размахивая руками, и по  возможности нечеловечески сверкать глазами. Именно так всё и было  проделано, но его встретила гробовая тишина. Нет, не от остолбеневших от  ужаса мальчишек. В комнате никого не было. Не было даже фонарей, свет  которых Родриго видел с улицы. Тишина, полная затаенной печали,  казалось, сгустилась вокруг удивленного гостя и вот-вот должна была  наброситься липкими тенями на его плечи, схватить за ноги и потащить к  обрыву… То была та самая комната, под полом которой и находились погребенные  тела заблудившихся странников…
— Испугался!!! — вдруг знакомый писк взвинтил сонливый воздух. — Ребята, да он описался!
С треском открылась дверь в соседние покои, и толпа недавних слушателей  «Тощего Петуха» с грохотом ввалилась в сжатое пространство страшной  комнаты. Родриго понял, что пришел конец царствию его фантазий. Гнусное  разоблачение оскорбило сочинителя. Он зажмурился от бессильного  возмущения и стремительно покинул «Сибирь». По пути перед ним, беснуясь,  кривлялась публика, коя совсем недавно не могла пошевелиться от  вкрадчивого ужаса, сплетаемого великим сочинителем… А теперь, назойливо  дразнясь и потешаясь, детвора гульбой тянулась за раскрасневшимся  Родриго.
— Описался! Описался! — пищал Энрике, мухой кружась вокруг Тощего Петуха.
Тот раздраженно отмахнулся. Он грозил пальцем мелкому зануде и, не  переставая повторять «дураки», пытался схватить того за шиворот. Но  сине-блеклый свет луны ослеплял, смешивая силуэты с тенями камней,  заставлял его щуриться... Постойте-ка, минуточку! Если бы Родриго шел  обратно в корпус, то луна светила бы ему в спину... Бог мой, он шел прямо к обрыву!
Вопль отчаяния и ужаса разбудил старого коменданта училища. Впрочем, тот  не спал, а дремал, вспоминая «Легенду о Сибири». Он всегда думал о ней в  полнолуние, украдкой подливая ром в остывший чай. «Неужто еще одного в  пропасть затянуло?». Комендант подошел к окну, откинул занавесь и  воззрился на печально-тусклый край обрыва. Там над безумной  бесконечностью океана сгущались тени, похожие на фигуры стариков.
— Мы, понимаете ли, сами в спальни кадетов врываемся… — насмешливо  покачала головой одна из них, собирая закатный сумрак в пустых  глазницах. — И к берегу насильно тащим…
 — Придумать же такое! — одобрительно сверкнули желтыми глазами остальные. — Сочинитель!