После долгого и сложного рабочего дня она переступила порог уютного родного дома и только тут поняла, как устала. Предвкушая отдых и покой, повесила на крючок сумочку, скинула "лодочки". Пятки блаженно утонули в мягком ворсе напольного покрытия, и... рядом, на полочке, застрекотал телефон.
- Да.
- Я хочу Вам сказать... Я просто хочу Вам сказать... - на другом конце провода захлюпали и пьяно заплакали.
- Девушка, я Вас слушаю.
В ответ - всхлипы и, приглушаемые, видимо, кулачком, рыдания.
- Что с Вами? Я могу Вам помочь? Вы куда звоните? Кому?
- Вам. Я Вас знаю. Я о Вас всё-всё знаю. Я вас видела... в телевизоре.
- Так, и что?
- Хочу сказать... Я люблю Вас! Вот, тут сижу с Вашей книжкой, читаю стихи и реву. Я люблю Вас! Слышите? Очень - очень. Вы такая... такая... светлая. Вы... необыкновенная! А он... он козёл! Я ненавижу его! Не-на-ви-жу, козёл он, ко-зёл!!!
- Девушка, успокойтесь. И чего Вы от меня хотите?
- Ничего. А Вы знаете, кто я?
- Догадываюсь.
- И кто же?
- Одна из девочек моего мужа. Как Вас зовут?
- Не скажу.
- Вы, видимо, Анжелика.
- Нет.
- ...Тамара.
- Нет.
- Светлана?
- Я... Вы меня не знаете. Елена я. Лена...
Она плохо помнила, как приехал муж, как поужинали, как смотрели телерепортаж с футбольного чемпионата...
Она знала, что надо выйти в сад, в самом дальнем углу упасть под старую, корявую яблоню и выораться в землю - до изнемождённой опустошённости, потом, закрывшись в бане, выхлестаться сосновыми лапками, смыть берёзовым отваром невидимую грязь, которую с невыносимым отвращением ощущала на себе. Но впервые на это не было сил.
...Задремала лишь к утру, и ей приснился стих про китайское долготерпение, которое иссякло, и даже на самом донышке души уже невозможно наскрести последнее... сто второе прощение.
