Боже, как я хочу ебаться. Я вижу большой крепкий член, иногда чёрный, иногда белый, он трётся о мою щеку, мне исключительно наплевать, как зовут его обладателя. Я кончаю и готова разреветься из-за того, что мне это лишь снится.
Я хочу ебаться всегда и везде: утром, днём, ночью, дома и на работе, в транспорте и во время пробежки в парке, когда беру интервью у очередного дебила и когда монтирую ролик для «ящика». В нашей телекомпании я считаюсь самой работоспособной сотрудницей и всё потому, что я всё время хочу ебаться и подавляю желание иступлённой работой.
Это началось у меня ещё при муже. Он отвернётся к стенке и спит, а я лежу с закрытыми глазами и представляю, как трахаюсь с его друзьями. Особенно мне нравилась такая сцена: один хуй во мне, другой – в моей жопе, третий я сосу. У мужа было много друзей, я всех их переебла в своих фантазиях. Однажды большой компанией мы смотрели футбол в пивном баре. Я невзначай положила ладонь на пах Павлику, школьному другу моего мужа. Этот дурачок оторопело отодвинулся от меня.
За пять лет брака я изменила мужу всего один раз, в день свадьбы. Мне было интересно проверить, смоет ли сперма губную помаду. Все уже были пьяные, Верка Сердючка орала свою пошлятину на весь ресторан, я встала в охотничью позу у туалета, схватила проходившего официанта за руку, грохот падающего подноса растаял в музыкальных воплях, он кончил мне в рот, я посмотрела в зеркало, помада оказалась стойкой.
Официально с мужем мы не разведены. Он остался в Кишиневе, я переехала в Москву. Год назад в наше молдавское бюро телекомпании приехал с инспекцией большой начальник, представитель основного акционера. Под вечер меня вызвали в кабинет главного.
Большой начальник сидел в кресле, положив ноги на стол, и курил сигару.
- Звать? – спросил он.
- Алла Фридман, по мужу Глебова.
- Сколько лет?
- Двадцать семь.
- Отлично, - сказал большой начальник. – Лезь под стол.
«Ну, и жеребец! – подумала я, проглотив сперму в два приёма. – Ведро в меня вылил!»
Я вылезла из-под стола и облизала ему ботинки.
- Да ты просто находка, - сказал большой начальник. – Минетчица от бога, такому не научить. Нехуй в дерижопле торчать, поедешь со мной в Москву.
К сожаленью, после переезда в Москву Константин Петрович выебал меня всего один раз, в честь поступления на работу в головную компанию. Да его в Москве почти и не бывает, колесит по стране, собирает молодые таланты. Нас тут много таких – самобытных, недоёбанных и остервенело работающих.
Отдыхаю я только тогда, когда удаётся затащить мужчину в койку. Обычно я это делаю в сквере около стадиона «Динамо», на Масловке телекомпания снимает для меня квартиру. Иногда я прикалываюсь.
Он сидел на скамейке, по возрасту студент, пьяненький и веселый. Я присела рядом и стала делать вид, что отправляю смс.
- Здрасьте, девушка! – сказал он.
- Здр, - процедила я сквозь зубы.
- А вы здесь живёте?
- Здс.
- А вас как зовут?
- Ал.
- А меня Серега.
Серега задумался и сообщил:
- Погода сегодня хорошая.
- Хрш, - снова процедила я.
- Девушка, а что вы так странно разговариваете? – удивился Серега.
Я просияла белоснежной улыбкой:
- Трахаться так хочется, аж зубы сводит.
Утром он сказал:
- Хочешь, вечером приеду с приятелем? Устроим ля мур де труа.
- Хочу, - сказала я.
Не приехал. Жаль, мне понравилось, как он драл меня в задницу.
С бабами я не дружу. Нет, с одной дружу. Зовут Женя, девятнадцатилетняя полуцелка, два года ебётся, а никак кончить не может. Взгляд у неё волчий, как у всех остальных, но не такой пренебрежительный, если она и считает меня кишинёвской подстилкой, то не видит в этом ничего зазорного.
Женя работает в нашей компании ассистентом выпускающего редактора. По субботам обычно мы выпиваем и отправляемся на поиск мужиков. Трахаемся у неё, у Женьки двухкомнатная квартира, бабушкино наследство. Групповух не бывает, хотя. Как-то Женькин кавалер ужрался и заснул, пока она принимала душ. Женька приползла в соседнюю комнату, где я скакала на хуе студента мексиканца и заныла, что тоже хочет. Черножопый смилостивился и трахнул её в задницу. Женька опять не смогла кончить.
С Женькой мы разругались в пух и прах в июне. Поверьте, было из-за чего. На практику пришёл третьекурсник из МИМО Генри Аракелян. Удивительно, какие порой чудеса творит природа. Папу Аракеляна мы встречали в телецентре часто – толстый, мерзкий армянин, вице-президент банка, который финансирует нашу телекомпанию. Зато сын – писаный красавец, тонкие черты лица, ничего кавказского в помине, и начитан, и элегантен в движениях и мыслях. В первый же вечер я отсосала ему в туалете телецентра, а потом всю ночь витала на облаках блаженства, хуй у парня полностью соответствовал сказочной внешности.
А через два дня, во время перерыва, я случайно увидела, как Генри ведёт в тот же туалет Женю.
- Убью, сука, - сказала я за обедом. – Поднос на уши натяну, если от Генри не отвянешь.
- Сама мандавошка, - прошептала Женя. – Я с ним пять раз за ночь кончила. Пошла на хуй, дура.
Если бы не люди в столовой, мы бы подрались.
Всё лето Генри пялил нас попеременно, встречаясь на работе, мы обменивались с Женькой злобными взглядами, но высказать любимому ультиматум не решились ни я, ни она. А осенью Генри уехал в Нью-Йорк, папа Аракелян оплатил его обучение в местном университете. Стало пусто и тоскливо.
Примирение предложила я, я всё же старше и замужем побывала. В субботу мы снова выпивали у Женьки дома, но настроение не поднималось. «Я после него попробовала, - грустно сказала Женька. – Опять кончить не могу».
«У меня тоже всё не так, - созналась я. – С оргазмом, правда, всё в порядке, но ощущения какие-то пресные, а как ебарь рот раскроет, совсем кисло становится».
В общем, мы напились и искать мужиков не поехали.
Через несколько дней, возвращаясь с работы, я заглянула по привычке в почтовый ящик в подъезде и достала оттуда извещение о бандероли. «Любопытно, - подумала я. – Никогда в жизни не получала посылок».
Я взглянула на часы, почта ещё должна работать.
- От кого? – поинтересовалась я у хмурой почтальонши.
- Почерк неразборчивый, - ответила она. – Посмотрите сами, может, узнаете.
Я внимательно изучила сопроводительный лист, разобраться в этих каракулях было решительно невозможно.
Дома я развернула бандероль, внутри красивой шкатулки лежал фиолетово-чёрный фаллоимитатор с электромоторчиком и матовой розовой головкой. Рядом крем-смазка для анального отверстия.
«Что за глупость! – вслух сказала я. – Какая дурацкая шутка!»
Я поставила неожиданный подарок на письменный стол и отправилась под душ.
После душа я походила вокруг фаллоимитатора кругами, а потом всё-таки переставила его на ковер, сбросила халатик и села сверху. «Надо же проверить, как работает», - успокоила я себя и нажала кнопку «пуск».
В тот же миг воспоминания о нежных объятиях Генри нахлынули на меня, я томно застонала и понеслась вскачь по долине вожделения. Я кончила три раза и пересела на головку жопой. «Как чудесно!» - подумала я. – Вот это аппаратик».
Я выключила электромотор, воспоминания о Генри не ушли, но заметно ослабли, давая время собраться с силами. «Как хорошо! – снова подумала я. – Буду прыгать на нем, пока не упаду».
В шесть утра я позвонила Женьке.
- Алка, ты опупела! – сказала она. – Мне ещё час можно спать.
- На хуй работу! – крикнула я. – Сейчас приеду.
- Ты, правда, на нём всю ночь скакала? – недоверчиво спросила Женька.
- Правда, - гордо сказала я.
- Как-то я сомневаюсь во всей этой технике, - сказала Женька. – Еще порвёт.
- Не порвёт, - сказала я. – Хочешь кончить, залезай. А называть мы его, знаешь, как будем?
- Как? – спросила Женька.
- Называть мы его будем Генри.
Женька залезла на Генри, я нажала кнопку "пуск", Женька задрожала от счастья и через пару минут заорала голосом восхищенной тигрицы: «Кончаю!!!»
Мы передаем Генри как олимпийский огонь, неделю он хранится у меня дома, неделю у Женьки. По субботам мы теперь не пьём, ставим Генри на красивый коврик, облизываем его и прыгаем попеременно, пока есть силы. Потом, усталые и счастливые, кладем его между собой в постель и видим сладкие, девичьи сны.
Мужиков мы теперь не ищем. Зачем нам мужики? У нас есть Генри – великий и безмолвный, мы его любим ещё больше, чем прежде. Ведь что такое мужик? Мужик, по большому счёту, это просто говорящий хуй. А говорящий хуй это вам совсем не цимес…
