Повесть о нашем человеке

будут искать близкого знакомства. Ради этого стоит потерпеть. Да и гордость, рабочая гордость, унаследованная от отца, не позволяла пресмыкаться перед глупцами, незаслуженно пользующимися правами и благами, полученными от элитных родителей, оплачивающих и учёбу, и развлечения, и всю жизнь дармоедов.
Потому, когда самый богатенький из группы, самый заводной и гонористый на третьем курсе вдруг вздумал завязать с ним приятельские отношения, Виктор встретил его потуги насторожённо, не понимая, отчего такие перемены. А Марат не торопился с тесным сближением, неторопливо опутывая жертву липкой паутиной доброжелательства, короткими знаками внимания, сдержанными похвалами за успехи в учёбе и поощрительными предложениями высказаться по той или иной учебной или житейской проблеме, часто возникающими в студенческой среде. Короче, он тянул изгоя в равнодушный коллектив, а Виктор нехотя сопротивлялся, не доверяя толпе, и, в конце концов, между ним и Маратом установилось нечто похожее на сдержанное приятельство, готовое по малейшему негативному поводу распасться. Зачем оно нужно было успешному парню, обеспеченному всем сверх меры, он не понял до сих пор. Скорее всего, никакой корысти у Марата не было, а наблюдалась только элементарная тяга умного к себе подобному и, главное, не только к умному, но и целеустремлённому, независимому и знающему себе цену парню, что отсутствовало у Марата. Характером он был слабее Виктора и, вероятнее всего, эта-то душевная слабость и притягивала к сильному во всех отношениях иногороднему неровне. Усилия Виктора как-то выровнять отношения, сделать их более доверительными, были минимальны, он не мог забыть о кастовом неравенстве, всегда существовавшем в виде тонкой перегородки, чему свидетельством было то, что Марат никогда не приглашал Виктора к себе домой и не интересовался, как и чем тот живёт. Несмотря на это, их квазиприятельство продолжалось всё институтское время, не увяло и потом, когда с лоббированием отца Марата, видного городского бизнесмена, оба были пристроены в мэрии на одинаковые должности аналитиков торгового отдела, только Марат занялся более значимыми внешними торговыми связями, а Виктору достались более рутинные и хлопотные внутригородские. Начинали шестёрками, а вот уже - руководители отделов, и занимают один кабинет, не тяготятся друг другом, наоборот, часто советуются, но, хотя по службе равны, близких приятельских отношений так и не сложилось. Виктор не был на судьбу в обиде, поскольку давно понял, что надо родиться под счастливой звездой и в ярком созвездии, чтобы отражать свет, который бы слепил окружение. Марат, наверное, всё ещё надеялся почерпнуть от соседа недостающие душевные силы, к тому же Виктор был удобен уже тем, что ему можно без опаски выложить всё наболевшее и даже получить осторожный совет. В общем, они ладили, внешне равные, опутанные одними и теми же цепями, только Виктор не обольщался равностью, понимая, что замок от цепей Марата в руках его отца, а замок от собственных цепей во власти мэра, который вправе не только по делу, но и по капризу стянуть или ослабить цепи. Свободы, о которой он мечтал, попав в элитный ВУЗ, а потом и на элитную госслужбу, не получил. Пришлось привыкать довольствоваться малым, разрешённым здешними правилами, и потому стал ещё больше презирать элиту, устроенную по клановому, родственному принципу, имеющую возможность при желании сменить одни цепи на другие, завидовал ей, но всё, чем мог отомстить, это не дать вовлечь себя в какой либо клан на саму низкую ступень прислуги.
На пустой, в общем-то популистский, вопрос Марата о том, хочет ли он сменить позолоченные цепи на свободу сантехника, он, поколебавшись, ответил серьёзно: «Пока нет». Что значит «пока»? Это совсем не означало, что у него когда-то возникало желание согласиться всё же с отцом. Нет, желания сравняться с Николаем у него не было, за эти, уже долгие, чиновничьи годы он выработал защитный осторожный рефлекс не говорить ни «да», ни «нет», и никогда не высовывался с непредсказуемой инициативой. Неспроста в их среде бытует мнение, что наибольшую силу и авторитет имеет тот, кто умеет отвертеться от прямого ответа, скорого решения и вообще умеет промолчать, даже будучи правым. Он по-прежнему жил отстранённо от всех, избегая конкретных решений и конфликтных ситуаций, предпочитая ссылаться на неблагоприятные обстоятельства и консультации с руководством. Вероятно поэтому, его ценили, тем более, что аналитические выводы и осторожные предположения-предложения аналитика всегда были верными и способствовали увеличению внутреннего товарооборота. Нельзя сказать, что за десять лет он добился какого-то серьёзного личного успеха, удовлетворил тщеславие и вскарабкался на нужную ступеньку, но он не спешил, свято веря, что время есть, а сорваться, карабкаясь впопыхах, проще простого. Нужен был случай, без которого ничего не добиться, и Виктор терпеливо его ждал.
А Марат, спросив о сантехнике, сразу же осёкся, вспомнив, что опекаемый вышел из тех и мог подумать, что ему напоминают об этом. Он совсем не хотел отпугивать того, к кому привык , кто за это время стал частью его самого. В отличие от Виктора, он не видел смысла своей жизни, подчиняясь воле отца, и надеялся с помощью целеустремлённого парня разгадать и свою судьбу, хотя не очень-то верил, что она есть и кем-то определена.
- Слушай, сменил тему, - с какой стати ты сегодня здесь? Вы что, пособачились? – Он знал о Вере, видел несколько раз их вместе, да они и не скрывали своих взаимоотношений, разумно полагая, что в открытую меньше будет ложных пересудов.
Виктор Сергеевич оторвался от компьютера, где высветились последние торги на межрегиональной ярмарке.
- Расстались.
Марат удивлённо поднял брови.
- Что так? Вдвоём вы эффектно выглядите, даже завидую. Каюсь, на последнем корпоративе попытался приволочиться, но получил такую отповедь, чуть ли не матом, что всякая охота пропала. – Он усмехнулся, вспомнив о неудаче. – Серьёзная дева. Я-то думал, что у вас дело движется к женитьбе, потому и отшила, - он не хотел думать, что отвергнут из-за каких-то собственных недостатков. – Помиритесь, - предположил уверенно.
- Вряд ли, - ещё более уверенно отверг предположение Виктор Сергеевич.
- Разлюбил или разлюбила? – допытывался Марат, совсем недавно сам подвергшийся болезненной процедуре развода.
- Не то и не другое, - помолчав, Виктор Сергеевич собрался с мыслями, чтобы доходчиво ответить не только Марату, но и себе. – У нас с ней слишком схожие психотипы, чтобы быть удачливыми супругами: одинаковые привычки, запросы, характеры, ничего нового. Мы просто удобны друг для друга, но этого мало для долгой совместной жизни.
- Вот как! – удивился разведёнец. – А я-то думал, что для семьи как раз и нужны ровные и равные отношения, основанные на взаимном уважении, любви, в конце концов.
- На любви? – Виктор скептически поморщился. – Ты знаешь, что это такое?
- А ты? – по-женски ответил Марат вопросом на вопрос.
- Догадываюсь, поскольку самому испытать не пришлось.
- Испытаешь ещё, - обнадёжил опытный любовник.
- Вряд ли, - в возражении звучала убеждённость. – Что такое так называемая любовь?
- Просвети, - разрешил Марат, - а то я уже раз ошибся.
- Ничего особенного, ничего сверхъестественного, ничего мистического, обычная спонтанная взрывная электрохимическая реакция физиологического процесса, свойственная неуравновешенным нервно-возбуждённым натурам, отравляющая на некоторое время слабо развитый мозг, особенно у молодых.
- Ну, ты даёшь! – восхитился приятель.
- Причём, случается редко и так затуманивает мозги, что никто толком не умеет объяснить, что это такое, что за чувство. В таком состоянии можно нарваться и на ведьму, и на дуру, и на уродину, и тогда знакомые поражаются непонятному выбору.
- Ну, насчёт того, что случается такая напасть редко, я, пожалуй, не соглашусь: достаточно вспомнить литературу, театр, кино, - везде любовь.
- Не любовь там, а спекуляции режиссёров, эксплуатирующих в угоду собственным амбициям и карманам запросы недоразвитых гомо-любовников.
Но Марат не хотел так легко соглашаться.
- Что ж, по-твоему, влюблённые врут друг другу? Я тоже клялся в любви Эльвире и, насколько помню, вполне искренне.
Но и Виктор был неумолим.
- То была не любовь, а раздражённый от тесного общения инстинкт деторождения.
Марат рассмеялся.
- Знаешь, ты меня успокоил: выходит, нет моей вины в разводе, не было у нас любви, был инстинкт. – Помолчал и добавил: - А ещё настоятельные подталкивания родителей, увидевших в Эльвире выгодную партию для семейного рода. Может быть, ты и прав, что не торопишься обзаводиться семьёй.
- А зачем? – вопрос прозвучал несколько более эмоционально, чем хотелось бы задубелому холостяку.
- Ну, как зачем, - Марат подыскивал доводы в пользу семейного сообщества. – Для уюта, живого общения, в конце концов, для удобного и безопасного секса, ну хотя бы скуки ради… мало ли ещё зачем, сразу и не перечислишь.
Виктор снисходительно улыбнулся, откинувшись на спружинившую спинку рабочего кресла.
- Уют, говоришь. Тебе чего больше всего хочется, когда возвращаешься с работы поздно?
Марат и раздумывать не стал.
- Завалиться на диван и покемарить перед телевизором после ужина.
- Удавалось?
- Где там!
- Вот сам себе и противоречишь. Разве могут двое, а то и трое, а то и, не дай бог, четверо создать уют одному, такой, какой бы ему хотелось.
- Но вы-то с Верой уживались, однако, - попробовал возразить не познавший семейного уюта разведёнец.
- У нас не было семьи, и не было обязанностей друг перед другом, каждый был волен поступать так, как хочет, не мешая уюту напарника. Да и виделись мы из-за её частых командировок с большими перерывами, словно бы начиная снова и не успевая разрушить привычек друг друга. А когда почувствовали, что теряем обособленность, невольно приучая друг друга… - Виктор не стал упоминать о смятых простынях, - то расстались по обоюдному согласию, без обид и упрёков, - не уточнил, что инициатором был сам. Относительно же семейного общежития… Не ошибусь, наверное, если предположу, что ваше общение с Эльвирой сводилось, в основном, к её требованиям что-то сделать, что-то предпринять, причём в самое неподходящее время, когда тебе хотелось помолчать, расслабиться…
- Да, в том числе и особенно часто, ночью в постели после секса, - подсказал Марат.
- Вот видишь! А общение с детьми? Чаще всего оно ограничивается двумя-тремя нравоучительными фразами, упрёками в плохом поведении, заканчиваясь отсылкой чад к телевизору, компьютеру, на улицу, куда угодно, лишь бы подальше от родителей. Ты можешь похвастать другим?
Молодой отец тяжко вздохнул.
- Если по-честному, то нет. Слушай, я никогда раньше не слышал от тебя таких экстремистских высказываний по поводу семьи.
- Раньше мы и не говорили на подобные темы. – Виктор Сергеевич сам удивился себе. Он вдруг изменил обычной сдержанности, словно прорвало и выплеснулось накопленное. Почему? Из-за расставания с Верой? Из-за оправдания перед ней?
- А ведь и верно, - согласился Марат, - всё о работе, да о работе. – Они вместе уже почти десять лет в одной упряжке, в одинаковом