Перпетуум мобиле

Стол в моем рабочем кабинете размером похож на взлетную полосу аэродрома. Его не оскверняет ни один предмет, а в темной палисандровой поверхности отражается позолота люстры с подвесками из натурального хрусталя и светлых аметистов. Мое кресло, размерами и вычурностью напоминающее престол, стоит в изголовье этого мебельного монстра. Кресло, надо сказать, неудобное: оно целиком вырезано из лабрадора. Внушительно, но не практично. Над креслом висит портрет Коляна (пардон, Николая Александровича) Шибряева, выполненный в полный рост. С полотна Колян благосклонно и по-отечески взирает на благодарное человечество. Он облачен во фрак, на манишке висит здоровенная нобелевская медаль, а ниже, на муаровой ленте – еще какие-то побрякушки. На заднем плане портрета угадываются мелкие фигурки короля Норвегии, Президента и генсека ООН – они смотрят на Коляна снизу вверх и рукоплещут ему.

Я знаю, что в кабинете у Шибряева есть сходный портрет, и на нем изображен я. 

По пятницам в конце дня Колян иногда заходит в мои пенаты. Не без злорадства я уступаю Шибряеву свое кресло, а сам усаживаюсь в ампирное убожище на гнутых ножках, обитое бархатом и парчой. Приятель мой по обыкновению одет в растянутые тренировочные брюки, клетчатая рубаха расстегнута на кругленьком пузике, под рубахой видна голубая майка серо-желтого цвета. Колян достает из бесформенного портфеля трехлитровый жбан с пивом и «четверочку», а еще – пожелтевшую воблу с пятнами соли на боках. Гость лупит воблой по драгоценному палисандру, и от этого на поверхности уже есть множество ссадин. Еще год – и я отдам этот стол в администрацию Президента, а себе закажу новый. Мы пьем пиво и болтаем о пустяках, но неизменно разговор возвращается к тем дням, когда мы перевернули мир. 

Впрочем, мы ли его перевернули, или он сам совершил очередной кульбит, воспользовавшись нами как подпоркой – вопрос темный. 

Кроме портрета Коляна, в кабинете вдоль стола развешены и другие портреты. Разумеется, они не сразу бросаются в глаза и размерами никак не соперничают с изображением Коляна. Иногда я заглядываю в глаза какого-нибудь Ньютона или Попова и спрашиваю: «Парень, а ты в самом деле сделал открытие, или же это открытие сделало тебя?» 

Молчат, собаки. Значит, есть что скрывать.

***

Если верить семейному преданию, то мой пра-прадед Меркул был разбойником. Из села в Балашовском уезде он ушел то ли на Дон, то ли к Азову, бросив мою пра-прабабку со множеством детей, и отсутствовал несколько лет. Что побудило его к этому: авантюрный ли нрав, ссора ли с барином, недоимки или какая-то иная причина – неизвестно. Но однажды ночью он заявился к жене, рассчитывая заработать прощение посредством узелка с золотыми вещицами, от которых за версту несло пожизненной каторгой. Вместе с узелком он был выставлен суровой моей прародительницей за порог. Больше о нем не слыхали никогда.

Наверное, гены законопослушания, доставшиеся мне от пра-прабабки, оказались доминантными. А может, время и кровь других предков разбавили в моих жилах криминальную наследственность Меркула до состояния теплой водицы. Иначе почему в 2014 году я не сделал кистень и не порешил начальников своих и Диму? Иногда, ложась спать, я до утра строил планы мести, и самыми свирепыми казнями, какие только мог измыслить, изводил своих обидчиков – но только в воображении. Вряд ли это одобрил бы старичок Меркул: он, наверное, взял бы электрошокер, утыканный гвоздями, засунул его Диме вы и не догадаетесь куда – и давил бы, и давил… Впрочем, какие, нафиг, электрошокеры в конце царствования Николая Павловича? Меркул взял бы дубину – и вся недолга… А я изводил сам себя, Дима и в ус не дул, начальники наезжали и всё было плохо до невозможности. 

Ладно. Хватит стенаний. Расскажу, как было дело, заодно поясню, за что Дима заслужил все казни Египетские и кто такой Колян. Хотя, если бы ни Дима – хрен бы сиживал я сейчас за палисандровым столом, а внуки не играли бы моей нобелевской медалью. 

Понятное дело, я рассказываю об этом с ведома Коляна, и даже по его просьбе. В прошлом году он уехал вместе с Машей на какой-то тропический остров, и чутье говорит мне, что мы их больше не увидим. Мне же хочется на закате дней посмотреть, как вытянутся рожи у тех, кто подобострастно величал нас гениями и благодетелями – тем паче, что мы действительно гении и благодетели, но обстоятельства наших открытий говорят и о чудовищной ироничности того, кто присматривает за нами из-за завесы Вечности. 

В далеком уже 2014 году работал я завотделом в одном НИИ, ныне расформированном за ненадобностью. Тематика была коммерческая и казалась очень перспективной. Гранты шли и от военных, и от гражданских, и от коммерсантов, и от государства. Всего под моим началом было полторы сотни человек в составе двух лабораторий, мастерских и опытного производства.

Дима был начальником лаборатории. Звезд с неба он не хватал, более того, и в инженеры не годился из-за дрянной подготовки, дурного характера и полного отсутствия фантазии. Да что там, я бы его и лаборантом не взял, косорукого. Но на меня даванули сверху, поскольку в родственниках у него числились люди ну очень значительные, от которых зависело финансирование не только моего отдела, а чуть ли ни всей отрасли. 

Надо сказать, что сей фрукт нисколько не скрывал своей научной немощи и сам предложил, чтобы ему отдали хлопотную и нудную работу: контакты с потребителями, взаимодействие с военными заказчиками, поиск новых рынков. Всех такой расклад устроил, а руководство Диминой лабораторией я взял на себя.

Дима в работе кипел, бумажки были подшиты и заархивированы, ГОСТы и ТУ соблюдались – чем ни жизнь? Правда, in corpere Димулик на рабочем месте появлялся крайне редко, но при его хлопотах это казалось естественным. А через год вдруг выяснилось, что новых контрактов нет, военные предпочли нашу продукцию изделиям неизвестной коммерческой фирмочки, и даже гранты наши перехвачены этим неведомо откуда выплывшим конкурентом. Я возжелал затребовать объяснений от Димы – но оказалось, что он уже уволился, подписав заявление у генерального. А еще через пару дней в Интернете я раскопал, что Дима как раз и есть генеральный директор той самой фирмочки. По всему выходило, что у нас он занимался обыкновенным промышленным шпионажем и ловко способствовал нашему разорению. 

Начальство немедля стало убеждать меня, что шум поднимать не следует, потому что «лапа» у мерзавца никуда не делась, и более того: именно эта «лапа» в Диминой фирме держит контрольный пакет акций. Попытки же выспросить у начальства, каким образом сволочь из конкурирующей компании сумела проскочить через отдел кадров и службу безопасности, привели к тому, что виноватым почему-то стал я сам. 

Дальнейшее существование отдела могло продолжаться только при полной смене тематики, но как, скажите на милость, перестроиться за каких-то пару месяцев? Как переобучить людей, приобрести оборудование и, самое главное, найти деньги? Даже не деньги, а МНОГО ДЕНЕГ? Не увольнять же полторы сотни человек, у большинства из которых были семьи и долги? 

То время до сих пор кажется мне похожим на растянувшееся на недели выдирание зуба без наркоза. Я искал и искал темы, хоть чем-то пригодные для моей группы, я перерывал документы с адресами возможных заказчиков, обзванивал знакомых, полузнакомых и совсем незнакомых людей – и всё понапрасну. Кое-что, конечно обнадеживало, но поверхностно, не оставляя надежды на настоящую работу, ту, от которой все ходят будто слегка под градусом или влюбленные, а охрана жалуется, что ключей от лаборатории опять не сдавали, занимаясь черт те чем всю ночь. 

Я сделал несколько заявок на конкурсы, в том числе в «Сколково», набросал программы работ и бизнес-планы, гладкие на бумаге, но от которых веяло тоской и жульничеством.

Дней за десять до памятного заседания экспертного совета в «Сколково» случилась суббота. Я чувствовал себя неважно и без особых угрызений совести воспользовался выходным – тем паче, что с утра обещался быть Колян с женой Машей. 

С Коляном и Машей мы дружим семьями. Обстоятельства нашего знакомства примечательны сами по себе, но об этом расскажу как-нибудь потом. Шибряев по образованию биолог, но круг его интересов настолько обширен, что, думаю, нет области знания, в которую он бы не втискивался своим узкоплечим тощим корпусом и дрябловатым брюшком. Три качества: чудовищная эрудиция, нюх и наглость - позволяли ему добиваться успеха в делах совершенно безнадежных. Всех его дел и обязательств не знал никто, как, впрочем, и источников финансирования работ. Вот ему-то я и решил поплакаться в жилетку – и чтобы исповедоваться, и смутно надеясь на поддержку. 

В общем, в то утро, когда я кое-как продрал глаза, Колян и Маша уже сидели на кухне. Пахло мясным пирогом и яичницей. Моя Валентина разливала чай.

Я произнес какой-то совершенно банальный комплимент Маше, плюхнулся на табурет и начал вяло ковырять яичницу вилкой. Дальнейшее можно не расписывать: вскорости разговор пошел о моих грустных делах и неизбежном крахе отдела. Наверное, я как истеричная старшеклассница заламывал руки, метался по кухне и произносил трагические монологи. Со стороны это выглядело, вероятно, омерзительно: зрелый мужик с утра пораньше вываливает на друзей, рассчитывавших мирно попить чаю в хорошей компании, помои своих проблем. 

- Ну-ка, показывай твои тематики – Колян остановил поток моих излияний и взял быка за рога.

Я принес папку с листочками и отдал другу. Тот нацепил на нос очки и начал читать вслух: 

- Так: «Изучение биохимических особенностей фурилпентадиенальтиосемикарбазона и его производных». «Термодинамические аспекты самоорганизации структуры суперкристаллов на основе псевдосплавов»…

Колян швырнул листочки на стол и заорал:

- Ты что, совсем охренел, что ли? Кто нынче под такие темы деньги отвалит? Тема должна звучать мощно, нелепо и поэтично – скажем, «Истребитель пятого поколения с машущим крылом и приводом от мускульной силы пилота»! Или «Достижение стратегического превосходства в мире в сфере производства всяческих благ и повышения рождаемости»! Или «Производство дешевого топлива и спиртосодержащего сырья путем переработки фекальных стоков с помощью нанотехнологий»! А ты что пишешь?

- Это не я пишу. Это мои подчиненные пишут, а они – спецы. А я – только толкач. Не найду денег – что они жрать будут? У Шаниной от неоргаников сын на третьем курсе на коммерческом. У Гаврикова четверо, и теща болеет…

- Когда комиссия заседает?

- На следующей неделе.

- Демонстрационные образцы показывать можно?

- Можно, даже нужно. 

- А кран с горячей водой найдем? 

- Да вроде есть там раковина. Точно, есть, там же лекционный зал, значит, и вода подведена.

- А если деньги дадут, ты их можешь как-то перераспределять среди своих?

- Конечно. Даже если тема не идет, то отчитаться потом всегда можно, а деньги перераспределить – это просто. Скажем, покупаешь приборы для одних проектов, а пользуются ими другие.

- Хорошо, во вторник примешь меня на работу старшим научным, в четверг заезжай за мной и демонстрационным образцом.