Верующий в бога - еще не Homo sapiens (Глава 37 - ВОЛЬТЕР)

сделали моих сограждан чуждыми
мне в награду за похвалы, которые перед ними я расточал вам. Вы делаете
невозможным мое пребывание в Женеве, вы заставите меня умереть на
чужбине, лишенным всех утешений и, вместо всякого почета, брошенным
в помойную яму, в то время как вас на моей родине будут сопровождать

все возможные почести. Наконец, я ненавижу вас за то, что вы этого хоте-
ли, но, ненавидя вас, я сознаю, что мог бы вас любить, если бы вы этого по-
желали. Из всех чувств к вам, какими было переполнено мое сердце, оста-
ется лишь удивление, в котором нельзя отказать вашему гению, и любовь к

вашим сочинениям. Если я могу уважать только ваши дарования, то это не
моя вина. Я никогда не нарушу уважения, которого требуют ваши таланты,
и буду поступать так, как предписывает это уважение. Прощайте».
— Что не мешало им обоим продолжать следить за творчеством друг
друга. Но меня смущает другое, его теория неравенства. Значит ли это, что

идеи равенства, свободы и братства только для избранных? Какое-то вы-
борочное право на демократические ценности, коими он так дорожил.

— Мало того, будучи врагом абсолютизма, он, вместе с тем, остался

приверженцем монархии, но только просвещенной, опирающейся на лю-
дей образованных, интеллигенцию, философов. Просвещенный монарх —

его идеал, который он воплотил в ряде образов своих произведений:

«Королевство — великая семья с отцом во главе. Кто имеет другое пред-
ставление о монархе, тот виновен перед человечеством».

Стремясь воздействовать на принцев и королей, он пытался настав-
лять Фридриха Великого, его ученицей считала себя Екатерина ІІ. Свое по-
литическое кредо Вольтер выразил в крылатой фразе: «Лучшее правитель-
ство то, при котором подчиняются только законам!»

Особый интерес вызывают исторические работы «История Петра

Великого», «История Карла XII» и «Век Людовика XIV», которые, по сло-
вам А. С. Пушкина внесли «... светильник философии в темные Архивы

Истории».

В своей философской прозе, в частности в повести «Кандид», он раз-
мышляет над диалектикой природы человека, видя в нем одновременно

величие и низменность, призывая каждого «возделывать свой сад», за-
ниматься своим делом и пытаться исправлять мир не громкими словами,

а благородным примером. Весь рассказ кажется беспечной шуткой, а его
ирония скрывает убийственное опровержение фатализма.

— А как он совмещал философию и литературу, что для него было опре-
деляющим, как ты считаешь?

— Литература для Вольтера была не самоцелью, а средством пропа-
ганды передовых идей, способом протеста, возможностью проповедовать

свои ценности, чтобы низвергнуть власть земных и небесных богов и до-
живающий свой век старый порядок. Его идеи имели широкую поддержку

как среди просвещенных монархов, так и в среде новой буржуазной ин-
теллигенции. В то же время все силы старого порядка поднялись против

этого Прометея, как его окрестили враги. Ему приходилось преодолевать

неимоверное сопротивление с их стороны, часто издавая свои произведе-
ния анонимно за границей и контрабандой провозить их во Францию.

— Вот какой парадокс — родина закрывала перед ним двери, а другие

страны, в том числе Россия, считали за честь заполучить его себе, появи-
лось даже целое общественное течение, окрещенное его именем в Рос-
сии, — вольтерьянство.

— Да, в России к Вольтеру было особое отношение, перепиской с ним
гордилась сама императрица Екатерина ІІ. А тщеславный Сумароков не раз

ссылался: «Мы с господином Вольтером...», когда речь шла о литератур-
ной критике, ведь Вольтер был ярчайшим представителем французской

трагедии. Разрабатывая теорию драмы, Сумароков высказал свои похвалы
и критические замечания по адресу корифеев французского классицизма в
форме письма к Вольтеру. Он гордо заявлял, что Вольтер является «моим
совместником, которому я еще больше должен, нежели Расину».
Вольтерьянство, ассоциирующееся с вольнодумством, стало модным в

светских кругах. Оно подтолкнуло к некоторому религиозному свободо-
мыслию, насмешкам над отдельными сторонами жизни.

— Ты имеешь в виду произведения Фонвизина и басни Крылова?
— Их тоже. Молодые дворяне зачитывались ироничным «Кандидом»,

богохульной «Орлеанской девственницей», которую Пушкин назвал «кате-
хизисом остроумия» и в развитие этого остроумия создал «Гавриилиаду».

Умы молодежи тревожили политические памфлеты и острые философские
статьи Вольтера, например, такие, как «Трактат о веротерпимости», «Все
о Боге», «Сон Платона», «О добре и зле, физическом и нравственном»,

«Любовь», «Прелюбодеяние» и т. д. Н. Карамзин, Е. Баратынский и Н. Гне-
дич делали поэтические переводы великого француза.

Вольтер является автором «Философского словаря», кстати, он ввел

в научный оборот термин «культура». Все его произведения остры и пу-
блицистичны. Недаром его называли дьяволом во плоти. Его слово было

острым, как лезвие бритвы, и отличалось от бритвы разве лишь тем, что
никогда не тупилось. Все его многочисленные сочинения — от трагедий
и философских трактатов до блещущих сарказмом памфлетов, ядовитых

эпиграмм, поэм и искрометных экспромтов — наполнены кипучей энер-
гией нескончаемых битв. Он не щадил ни королей, ни священнослужите-
лей, ни вельмож. Его собственно философские позиции в основе своей во

многом определяются идеями Дж. Локка и И. Ньютона.
Влияние французского Просвещения и вольнодумства пустило свои

корни в России. Знаменательно, что в показаниях на допросах декабри-
стов мелькают имена от Вольтера и Руссо до Гельвеция и Гольбаха, оказав-
ших на них большое влияние.

После смерти Вольтера Екатерина ІІ выкупила библиотеку философа у
его племянницы госпожи Дени за большую сумму — 135 тыс. французских
ливров, четыре су и шесть денье. Кроме денег, Дени получила в подарок

русских соболей, бриллианты и шкатулку с портретом императрицы. 9 ав-
густа 1779 г. в Петербурге с русского купеческого судна на берег выгру-
зили двенадцать заколоченных деревянных ящиков невероятно больших

размеров. Русская императрица справедливо считала содержимое этих
ящиков бесценным. «Я охотно и щедро заплачу его наследникам, которые,
вероятно, не знают этому цены...» — писала Екатерина своему личному
корреспонденту немецкому публицисту и дипломату барону Фридриху
Гримму и графу Шувалову, поручив им совершить покупку, которая чуть не
спровоцировала дипломатический скандал между Россией и Францией. На
заявление французского посла в Петербурге, что наследие Вольтера есть

достояние Франции, императрица ядовито заявила: «Нет никакой необхо-
димости сохранять книги великого человека в стране, которая ему самому

отказала в могиле», намекая на то, что с молчаливого согласия «христиан-
нейшего короля» Людовика XVI, священники отказались хоронить «без-
божника», заявив о том, что он достоин быть выброшенным на пустырь.

— Надо же, повторилась история с посмертными мытарствами Пага-
нини!

— Похоже. Друзьям пришлось посадить покойника в карету, сесть с бо-
ков и вывезти тело из Парижа в Труа под видом обычного, правда, нераз-
говорчивого путешественника.

— А что с библиотекой?
— 6 тысяч 814 книг и 37 томов с рукописями были размещены в

Эрмитаже. Своих писем императрица не получила, их похищение из ар-
хивов Вольтера организовал Бомарше. Государыня пишет, просит, закли-
нает не печатать ее откровений, но автор «Женитьбы Фигаро» цинично и

с удовольствием публикует всю переписку. Но такой пиар пошел только
на пользу «Северной Минерве», дружба императрицы с Вольтером делала
ее значительным политиком Европы, за ней прочно закрепилось звание

«просвещенного монарха». Вольтер же называл ее «Великий муж Екате-
рина».

Императрицу вдохновляли идеи ироничного, язвительного философа-
атеиста, которыми он делился в личной переписке. Он советовал ей от-
менить крепостное рабство (только через сто лет ее правнук Александр II

осуществит реформу); запретить телесные наказания и смертную казнь;

открывать школы для простонародья и дать образование дворянским ба-
рышням (открыла более тысячи новых церковно-приходских школ, три

института благородных девиц, в том числе Смольный в Петербурге); уч-
редить новые университеты, академии, литературные общества, типо-
графии; провести реформы административного характера. На сетования

Екатерины о том, что русские ленятся работать, посоветовал пригласить

в Россию бедствовавших в то время ее земляков из Германии (так появи-
лись немцы-колонисты, способствовавшие развитию экономики стра-
ны). Когда Вольтер пожаловался на трудности с изданием Энциклопедии,

вольтерьянка- государыня предложила издавать ее в России. Их переписка
продолжалась до конца жизни Вольтера, и после смерти его она писала:
«Я хочу, чтобы Вольтера изучали, чтобы умы питались им».
При Александре ІІ вольтеровское наследие было перемещено в
Императорскую публичную библиотеку (ныне Российская национальна
библиотека в Санкт-Петербурге). В книгах много поправок Вольтера, что
составляет отдельный объект для исследования.
— А что церковь, как она относится к вольтерьянству?

— Русская православная церковь вплоть до XX века боролась с насле-
дием французского философа-материалиста, разоблачающего сущность

религии. Они не ограничивались критикой его произведений, а добива-
лись конфискации и уничтожения его рукописей и книг. Духовной цен-

зурой уничтожена книга Вольтера «Философия истории», в которой цер-
ковные цензоры обнаружили «глумление над истинами и опровержение

священного писания». В 1890 году уничтожены «Сатирические и философ-
ские диалоги» Вольтера, а в 1893 году — его поэтические произведения, в

которых были найдены «антирелигиозные тенденции».
— Месть вполне в духе взбесившегося клерикализма. Видимо, боялись
предсказания Вольтера, что через сто лет после его смерти христианство
станет достоянием истории, а Библия будет известна только как предмет
антиквариата.
— Рукописи, как мы знаем, не горят. Тем более, нельзя уничтожить семя
свободы, взошедшее на благодатной почве Просвещения. Культ Вольтера

достиг своего апогея во Франции в эпоху Великой французской револю-
ции, и в 1792 году, во время представления его трагедии «Смерть Цезаря»,

якобинцы украсили голову его бюста красным фригийским колпаком —

символом свободы. Имя и слава Вольтера впоследствии всегда возрожда-
лись в эпохи революций, во времена великих потрясений. Образ великого

просветителя воскрешали в своих произведениях Байрон, Гейне, Анатоль
Франс и многие другие.

Незадолго до своей смерти, 7 апреля 1778 года, Вольтер вступил в па-
рижскую масонскую ложу Великого Востока Франции «Девять сестер».

При этом в ложу его сопровождал тогдашний американский посол во
Франции Бенджамин Франклин. Когда восьмидесятичетырехлетнему
Вольтеру передали фартук, принадлежавший прежде философу Гельвецию,

он «поднес его к губам, а затем долго ласкал тонкими пальцами». Руково-
дитель ложи астроном Жозеф Лаланд произнес по этому случаю речь, в

которой восславил Англию, «цитадель свободы», «первую любовь