Повесть о нашем человеке. Гл. 26-28

открыть сейчас это было немыслимо. – Вик! – она встала. – У меня для тебя тоже сюрприз. – Пойдём, - взяла за руку. – Нет, постой, - накинула лёгкий короткий халатик, застегнув только одну пуговицу на талии. – Пошли, - потянула на кухню, где на столе стояло что-то укутанное в махровое полотенце. Под полотенцем оказалась всего лишь кастрюля, но зато в ней – пельмени, почти горячие, гладенькие, маленькие, хорошо обмасленные, не слипшиеся, не разлезшиеся. – Ресторанные, - похвасталась хозяйственная добытчица. – Сама варила. А к ним, - выставила из холодильника полулитровую банку с чем-то мутно-белым, - чесночный соус. Сама делала, - опять похвасталась. – И ещё, - рядом с кастрюлей встали в ряд четыре бутылки пива, правда, не чешского, а баварского, но и они ничем не хуже, чтобы помочь пельменям проскальзывать в желудок.
- Вот это да! – похвалил Виктор Сергеевич. – Ну, ты даёшь, старуха! Настоящий сюрприз! Откуда знаешь, что я люблю пельмени?
Она задорно рассмеялась.
- Допёрла: в морозилке лежат две початые пачки слипшихся в один ком, вот и догадалась.
- Ну и Холмс! – ещё похвалил за догадливость, а больше - за усердие, за старание стать полноценной домашней хозяйкой. И всё ради него, который не прочь поторговать ею ради карьеры. Уязвил себя так, что чуть не подавился пельменем, вставшим поперёк горла.
Алина, как всегда, ела совсем мало, он даже удивился, как при таком дефиците углеводов ей удаётся содержать тело в приличной форме. Сжевала нехотя пару десятков, но пивцо ополовинила и с удовольствием наблюдала, как её мужчина жадно уничтожил старательно приготовленное ею. Дождалась, пока не заскрёб по дну кастрюли вилкой и не доел соус с хлебом, тогда только выложила ещё один козырь:
- У меня есть ещё один сюрприз.
- Какой? – поискал по кухне осоловевшими глазами.
Алина счастливо засмеялась, не преминув полюбоваться колечком.
- Ни в жизнь не допрёшь! – подначила, играючи.
Он сделал вид, что встаёт.
- Выкладывай, а то мне придётся применить силу, - чем ещё больше рассмешил игрунью.
- Побереги на потом. Сдаёшься?
Он поднял руки.
- Я с завтрашнего дня в отпуске. Буду твоим личным водилой и доверенным лицом. Как? А ещё я оформила тебе доверенность на тачку, гоняй сколько и куда хочешь, хватит давиться в автобусах. Давай, благодари, чего тормозишь?
Но он с благодарностями не спешил, соображая, как бы отвертеться от настырной помощницы, которая вместо того, чтобы отлипнуть, прилипала всё плотнее. 
 - Авто – это, конечно, хорошо, а вот личный шофёр для кандидата в народные мэры – перебор, придётся отказаться. Ну, а доверенное лицо… боюсь, что женщины, увидев рядом со мной такую привлекательную доверенную физию, вместо галочки поставят в бюллетене против моей фамилии жирный крест, поняв, что им рассчитывать не на что, что они обманулись в радужных ожиданиях.
 - Пусть только попробует какая подлючка состроить глазки – выдеру! – пообещало доверенное лицо. – Горло перегрызу! Патлы повыдираю!
 - О-го-го! – засмеялся кандидат. – Тебе точно нельзя быть доверенным лицом, оба загремим вместо мэрии в каталажку.
 - Зато вместе, - порадовала охранница. – Что тебе напел губер?
Виктор Сергеевич перекосил лицо, вспомнив о ковровом приёме.
 - Да ничего толком! Предложил попить молока на нашем базаре да сходить в музей, а потом – в общественную уборную.
 - И всё? – удивилась Алина. – Не густо, шутник, дядя. Значит, не принял тебя всерьёз. Эти тоже были?
 - Этих держал до меня в два раза дольше, - посетовал неудачник.
 - Ничего,  - утешила, - посмотрим, как у него отвиснет челюсть, когда мы выиграем. Всем гадам утрём носы!
Утиратель похмыкал, сомневаясь.
 - Надежды мало, вряд ли выиграем, - начал тянучку на отмежевание прилипалы, - все против нас.
 - Кто против-то? Чинуши? – она, взъярившись, схватила его за руки, безвольно лежащие на столе, крепко сжала в своих. – Ну и хрен с ними! Народ – за! Я – за! Виват, Вик! Не забывай, что наречён Виктором.
Победитель принуждённо засмеялся.
- Надо, однако, готовиться к худшему.
- Не хочу! – Алина отбросила его руки. Назревала первая ссора, которой Виктор Сергеевич не хотел, он хотел расстаться по-хорошему, как расставался с Верой. – Не верю! Ты просто суеверно гонишь мысль о выигрыше, чтобы не сглазить. Разве не так?
 - К сожалению, не так, - обречённо вздохнул. – Тебе стоит, пока не поздно, отвалить. – Алина протестующе фыркнула. – Подумай ещё раз хорошенько: мы – не пара, ты – Осинская, а я кто? Какой-то захудалый Алексин. Тебе с помощью отчима светит, пускай и не платье губернаторши, но блестящее бездумное будущее, а мне – занудное место рядового клерка. Проигрыша мне не простят, сгноят в тёмных углах кабинетов, больше никогда не дадут высветиться, зачем тебе-то страдать, деля со мной судьбу изгоя, - уговаривал, не очень-то напирая. – Я понимаю, ты – состоявшаяся женщина, тебе хочется и новизны, и самостоятельности, и значимости, но разум у тебя, прости, ещё девичий, чистый, не стоит мутить его большими неудачами, - повторил подлючие доводы Осинского, а она сразу и догадалась, откуда ветер.
 - Ты разговаривал с ним? – пыталась поймать убегающий взгляд адвоката подлюги. – Он тебя настропалил?
 - Так, как не крути, а он прав! – сознался Виктор Сергеевич, нисколько не веря в искренность искусителя. – Что можно возразить?
 - А вот! – испорченная вконец падчерица сделала фигушку и протянула к носу адвоката. Он отвёл фигуру и, глухо оправдываясь в слабости, произнёс сердито:
 - Азбуке глухонемых не обучен.
Она вдруг переменила тему.
 - Скажи, Вик, правда ли, что ты, как треплются в мэрии, пляшешь под дудку Малышкина? – От неожиданного удара в поддых он резко отклонился назад, упёршись спиной в холодильник, краска стыда и обиды залила всё лицо, добравшись до ушей. – Для него стараешься?
Виктор Сергеевич поморщился, попытавшись внятно объясниться.
 - Да, мы работаем в тесном контакте, ты, очевидно, забыла, что я по должности его помощник. Я выбрал профессию администратора-управленца и обязан контактировать со многими людьми, приятными и отвратительными, сторонниками и скрытыми противниками, друзьями сегодня и врагами завтра. Мне нравится моё сложное дело, оно – моя жизнь, моя работа, часто не очень чистая и честная, не только в угоду кому-то, но и во благо обществу, нередко заставляющая поступать вопреки моральным и этическим нормам, чтобы добиться власти и укрепить её, но она живая, переменчивая, требующая отдачи всего и всегда, доставляя, порой, неприятности и страдания близким. Потому и говорю: уйди, пока не поздно, пока не разочаровалась во мне, не возненавидела то, что я люблю и делаю. А я уже не могу, я начисто и намертво захвачен призраком власти, ради неё готов поступиться многим, но, естественно, не во вред стране и обществу. – Алина слушала молча, не спуская пытливого, оценивающего взгляда с неизвестного близкого друга. Властолюбец налил в чашку кипятка из термоса, сыпанул две ложки растворимого кофе, нервно размешал, выплеснув немного на стол, жадно отхлебнул разок-другой-третий, успокаиваясь. – Знаешь, у Малышкина  есть какая-то непонятная, настырная предрасположенность ко мне. Может быть, потеряв власть, пытается восполнить жажду к ней через меня, а, может, чего проще, действует с каким-то дальним прицелом, подготавливая мною плацдарм для следующей схватки за лидерство? Всё может быть, но мне грех не воспользоваться этой симпатией, не он пользуется мной, а я им. Меня его тайные помыслы не колышат, мне важно попробовать себя в крупном деле борьбы за городскую власть, оценить силы и способности, набраться опыта, этому и он учит. Чтобы кампания моя прошла успешно, сам взялся за организацию, а зятя, известного торгового предпринимателя, заставил финансировать, без них ни о каком моём кандидатстве и речи быть не может. Пока я – мыльный пузырь, и надуваться следует очень осторожно. Да – он рабочий механизм моих выборов, и я ему за это благодарен. Да, он дудит, но я тоже не промах и стараюсь танцевать под его музыку свой танец, со своими «па». К сожалению, надо сказать, помогать-то он помогает, подталкивать-то, конечно, подталкивает, но в то же время не верит в мои лидерские способности, отдавая в избирательной компании только второе место. Мне такая недооценка не нравится, я должен, обязан доказать, хоть умри, и себе, и всем, что он крупно ошибается. Пусть не стану мэром, но…
 - А ты всё же постарайся, - подало, наконец, реплику внимательно слушавшее исповедь доверенное лицо. – Докажи, в первую очередь себе, что можешь, а я тебя подопру. Я заводная, меня не остановишь, я всегда буду рядом, на мне можно отыграться при неудачах и поделиться со мной радостью  при успехах, вместе мы – сила. Ну, а если не выгорит, тоже не беда, займёмся другим стоящим делом, у обоих красные дипломы престижных специальностей, работёнка нам в банках и у частников всегда найдётся. И заживём втроём…
- Как втроём? – всполошился Виктор Сергеевич, испугавшись, что в холостяцкой квартире появится кто-то из родственников Алины, и уютное спокойное гнёздышко превратится в шумный бедлам.
Алина затаённо улыбнулась.
- У нас будет пацанчик.
Хозяин гнёздышка облегчённо хмыкнул.
- Откуда, мы вместе-то всего несколько дней?
- А я уже чувствую, что будет, - настаивала чуткая самка, - он уже есть.
Будущий папаша не стал переубеждать, хотя и не чувствовал, что ему нужен кто-то третий, решив, что бабья блажь пройдёт сама собой. Не стал и продолжать уговаривать сматываться восвояси, решив, что и без того частичка сомнения заложена, осталось ждать, когда она либо рассосётся, либо разрастётся, и он снова будет свободным, без всяких вторых и третьих.
- Будет и будет, - согласился миролюбиво, - только давай подправим ему ноги, чтобы были стройными как у тебя, а то мне кажется, что они мал-мала кривоваты, - привычно подхватил разменное тело на руки и понёс на хирургическую кровать.
 
-27-
С утра с механиком авантюры обсуждали текущее состояние предвыборного механизма, отмечая успехи и намечая способы их развития. Больше всех толку из троицы было от Букина. Он захомутал болтавшихся без дела праздных студентов и старшеклассников, и те, отрабатывая посуточно, шустро шастали по городу, раздавая всем, кто не отдёргивал брезгливо рук портреты третьего лишнего с гладкой улыбчивой физиономией, обещавшей со временем превратиться в элитную рожу заевшегося бюромена. На обороте портретов под крупным заголовком: «Мы – за!» были напечатаны краткие тезисы программы кандидата, которые платные агенты обязаны были вызубрить и втемяшивать скороговоркой попавшимся в сети горожанам. Но память у молодых была ещё дырявой, и потенциальным избирателям приходилось слышать всякую надуманную чушь о достоинствах симпатичного парня, нагло вознамерившегося изменить устоявшуюся жизнь города к чему-то лучшему, хотя все и так знали, что получится, как всегда. Агитаторы особенно напирали на то, что он из династии коренных заводчан, что самостоятельно, без всякого блата заполучил два красных диплома и что долго и успешно вкалывает, не покладая загребущих рук, на руководящих должностях в мэрии, дослужившись до почётной и ответственной должности помощника мэра. Что не судим, не был за бугром и