главная беда ни эта – приходится обращаться к местным композиторам, а те помимо гонорара требуют, чтобы их писали непременно, как соавторов.
Сидит под вечер филин в своем кабинете, кофе пьет с коньяком, сигареткой наслаждается, дав указания своей секретарше – гнать к чертовой матери всех и друзей и любовниц соловья и его внебрачных детей спускать взашей с лестницы, ибо уже надоели хуже горькой редьки и вдруг слышит чей-то писклявый голос.
– Ну, наконец-то, я к вам добралась, хорошо сорока подбросила, пешком бы мне вовек не доскакать.
Смотрит филин – надо же голос есть, а никого не видно – заработался, слуховая галлюцинация и только было хотел просветлить новой порцией коньяка утомленный разум, снова тот же голос:
– Нет, нет, вам не послышалось. Я на самом деле существую, только вы меня не увидите без увеличительного стекла, наведите лупу не скрепку, что у вас на столе лежит.
Навел филин лупу на скрепку и увидел маленькое мерзкое насекомое.
– Позвольте представиться – блоха. На первый взгляд самая обыкновенная птичья блоха, но не совсем, я в некотором роде блоха уникальная, поскольку долгие годы жила на теле самого соловья. А когда покойный умер, и его супруга наклонилась, чтобы облобызать его – я перебралась с мертвого тела на живое, дальше – впрочем, не будем компрометировать честь несчастной вдовы. Главное, что всякими правдами и неправдами мне удалось добраться до вашей редакции. О соловье сейчас много говорят и пишут, но, клянусь вам, никто ближе меня не знал покойного, я даже помню вкус его крови.
То, что блохи водятся на птицах, ученый филин знал и даже не понаслышке – ему самому они изрядно докучают. А вот блоха, да еще с тела самого соловья – это действительно сенсация. Блоха блестяще выдержала экзамен филина, ответив ему на самые каверзные вопросы относительно соловьиной биографии: она безошибочно называла даты, места, где пел соловей, какой репертуар – сомнений не было, авантюристка знать этого не могла.
Все-таки, в глубине своей души филин был журналистом, в его глазах вспыхнул огонь азарта, завтра он выдаст свету такое, что у читателя глаза полезут на лоб, а газетные писаки умрут от зависти.
Филин спешно послал за стенографисткой. Возможно, блоха издала бы свои мемуары и толпа бы в подлости своей возликовала и принялась бы, смакуя обсуждать сокрытые от нее до сих пор фрагменты жизни гения, если бы филин нечаянно не уронил на нее пресс-папье, под которым всеведущая тварь испустила дух. А может это и к лучшему, ибо есть у каждого таинственная завеса, приподнять которую дозволено лишь Господу Богу.
6.02.03.
