конце концов, она стала с ним делиться всем и искать его советов. Он был очень осторожен в своих словах, потому что за ними королева могла бы угадать лесть, притворство и ложь, поэтому всё, что он говорил, было искренне. Благо, люди-ящеры не умели читать мысли.
Описывая финальную битву, не стоит упоминать о том, сколько крови пролили друг другу бывшие любовники, и сколько проклятий сотрясли воздух. Хелуэт, наделённый силой и магией Мефистофеля, стал равен Мораг в своей силе. Её заклинания на него не действовали благодаря мощным оберегам. Он разбил вдребезги артефакт, изобретённый учёными для защиты от холода, и вся раса рептилий теперь была обречена. Не было больше лаборатории, не было учёных и не было артефакта.
Когда Хелуэт поверг Мораг наземь и занёс над ней обсидиановый меч, её тёмные змеиные глаза налились кровью, и Хелуэт увидел в них всю боль и отчаяние обманутой любовницы. Обманутой королевы.
И в эти мгновения с неба обрушились огненные метеоры, и раскаты грома клокотали над Фаэруном. Ветвились молнии, и раскалывались горы и скалы. Моря разлились, и реки вышли из своих берегов. Четыре стихии меняли облик старого мира. И это было знамение. Конец старой эпохи.
А потом пошёл снег. Первый на Фаэруне. Люди-ящеры победили демонов, но проиграли природе. Один за другим, они умирали от холода. Тех, кто оказался более выносливым, убили освобождённые рабы.
В последний миг Мораг умоляла Хелуэта не убивать её. Она обещала положить к его ногам всю свою империю, где люди с ящерами правили бы наравне, а он стал бы их предводителем. По тем древним законам запрещалось убивать того, кто просил о пощаде в поединке. Но победа опьянила Хелуэта, и он оставался непреклонен. Теперь, когда Мефистофеля и людей-ящеров больше нет, в его душе разгорелась жажда власти.
И всё же, когда Хелуэт ударил, лезвие предательски соскользнуло с чешуи Мораг, и Хелуэт пал ей на грудь. Мораг схватила его когтями за горло. И тогда Хелуэт воспользовался запасным планом: он применил заклинание Мефистофеля.
Королева скорчилась и взвыла. Её тело уже не принадлежало ей. Оно билось в конвульсиях, сжигаемое изнутри, и уничтожало само себя.
- Ну что, каково это, когда творение убивает творца? – спросил Хелуэт, торжествуя.
Он снова и снова вонзал свой меч в тело Мораг, пока её чешуя не была разорвана в клочья и она вся не покрылась чёрной кровью. Можно только представить, какая невыносимая и жестокая боль истязала Мораг, но вместо криков агонии, она зловеще рассмеялась, и Хелуэт подивился её выдержке и хладнокровию перед лицом смерти. Эти люди-ящеры умели красиво умирать.
- Глупец! Разве может быть счастливым мир, завоёванный подлостью? – сказала она. – Свобода не для таких, как вы. Вы не сможете с ней совладать и не будете знать, что с ней делать. Будете брести наугад, как будто вам выкололи глаза, и вас будет бросать из стороны в сторону, как испивших вина, и наступит день, когда свобода уничтожит вас. И тогда я вернусь. А ты увидишь смерть своих потомков и предков. И наступит час, когда творец убьёт своё творение.
Её глаза захлестнул смертельный туман и дыхание замерло в груди. И в тот момент чёрная душа королевы отделилась от растерзанного тела, взметнулась ввысь, сверкнула как молния и ударилась в меч Хелуэта. Меч вырвался у него из рук, словно чья-то невидимая рука подняла его вверх, а затем с величайшей силой вонзила в огромное дерево, росшее поблизости. Меч намертво вошёл в ствол по рукоять.
Тут раздались крики. Войско освобождённых рабов провозгласило победу. Все они преклонили колено перед своим героем. Они больше не были рабами.
Но мрачная туча легла на душу Хелуэта. Он-то знал, что Мораг осталась жива, но тщеславие удержало его то того, чтобы рассказать ликующему народу правду. Страх обуял его, и только перед смертью он передал эту тайну своему преемнику. Именно эта тайна и передавалась из поколение в поколение особам царственной крови племени Громовое Дерево, которое обосновалось вокруг дерева, поглотившего меч.
Потомки Хелуэта Невера и по сей день живут там, свято чтя свои традиции и память легендарного героя. Но был ли он таким уж легендарным? Проклятие Мораг до сих пор тяготеет над этим племенем. Уже две тысячи лет минуло с тех пор, а их численность никогда не превышала и пяти ста человек. Может, убив Мораг с помощью магии, Хелуэт приписал и себе, и своему племени, и всему будущему миру смертный приговор? Ибо душа королевы была жива и ждала своего часа отмщения.
***
Публика сидела, раскрыв рты.
- Да это же издевательство над святой верой в Тира! – раздался голос с задних рядов. – Кто может это слушать?!
«Ну вот, кого-то из Невервинтера сюда занесло», - подумал Дикин.
Кобольд ударил своей звериной лапой с подпиленными ногтями по струнам в последний раз и отложил лютню. Зрители сидели, не шелохнувшись, и переваривали услышанное. Только тот возмущённый с задних рядов, выругался напоследок и с шумом убрался прочь, опрокидывая пустые стулья. Но все остальные были в восторге. В такие минуты он, несчастный кобольд, едва доходивший ростом до груди человека, считал себя равным дворянину и даже королю. Ради таких редких минут счастья стоило жить. Потому что и короли, и нищие, одинаково любят интересные истории. Так, бедные, всеми презираемые неудачники, находят воплощение своих мечтаний в героях различных историй и сочиняют баллады о тех, кем сами хотели бы стать.
Через пару секунд эти лица, с замиранием слушавшие, снова вернутся в реальность, увидят перед собой «мерзкого кобольда» и искривятся с презрением. Так и случилось. Пора было уходить со сцены.
- Эй, а ну спускайся! Чего ты там застрял? Время вышло! – закричал хозяин трактира.
У сцены в это время столпились размалёванные актёры и рабочие с декорациями для следующего выступления.
Дикин вздохнул и сошёл вниз, похожий на печального маленького крокодила.
«А может, и Дикину поставить пьесу о Хелуэте Невере?» - думал он о себе в третьем лице. – «Да вот только горы, снег, костюмы людей-ящеров… Сколько будут стоить такие декорации? Дикину это точно не по карману. Да разве ж кто согласится из актёров, чтобы им командовал кобольд?»
В который раз вздохнув, Дикин поплёлся на кассу за своим жалованием.
Хозяин сегодня был не в духе и отсчитал ему меньше, чем обычно.
Кобольд вышел на улицу и втянул прохладный ночной воздух.
«И чего Дикин всё скулит и скулит? По крайней мере, здесь лучше, чем у старого босса!»
Стоит отметить, что из-за этой «правдивейшей из всех историй» и начались все его злосчастья. Сначала он поселился в Невервинтере, и это было первой ошибкой. Там эта история «не пошла», потому что невервинтерцы почитали Хелуэта Невера, хоть и ничего толком о нём не знали. К тому времени у этой легенды была масса вариаций с совершенно разными концами (как говорилось в самом начале). Любители альтернативных историй, конечно находились, но в самых низких и скверных обществах. Но Дикину нужно было на что-то жить, и он не гнушался рассказывать её головорезам и подлецам, пока однажды, в каком-то борделе, совершенно случайно (или неслучайно) оказался священник из храма Тира. Он сидел в объятиях красотки сомнительной репутации и внимательно слушал Дикина, часто меняясь в лице. На неожиданных для его слуха сюжетных поворотах он то краснел, то бледнел, потом вздрагивал, потом снова краснел, и Дикину не раз приходила в голову мысль, что пора бы заканчивать, но ему очень нужны были эти деньги, а за незаконченную историю платить никто бы не стал. В конце концов, преисполнившись праведного гнева, священник вскочил с места, отбросил от себя красотку и хватил Дикина кувшином по голове. Бедный Дикин неделю лежал ни жив, ни мёртв, а когда, наконец, очухался, то собрал свои вещи и поклялся больше никогда не возвращаться в Невервинтер.
А потом он пошёл в Лускан. Но и там было не слаще. При первом же выступлении его схватили какие-то головорезы и увезли в башню тайного совета, где представили новому боссу. Дикин клялся, что сочинил историю сам, но мерзкий босс ему не верил. Босс не понимал, что Дикин хотел стать великим драматургом. Он отобрал все его рукописи и посадил в темницу, где его пытали. А потом его сделали шутом, и он сочинял пахабные песенки в угоду его скверному окружению. И трудно было сказать, что для Дикина было хуже – пытки над его телом или издевательство над его профессией.
В конце концов, он сбежал из Лускана, и бежал достаточно долго для кобольда, аж в Уотердип. Но здесь ему понравилось. Никто бы не стал сносить башку даже за высмеивание Хелуэта Невера. Его история пришлась по вкусу различным циникам (каких развелось немало) и сторонникам либеральных взглядов. В общем, здесь он чувствовал себя в безопасности.
Но нигде себя нельзя чувствовать в безопасности, пока ты жив. И только Дикин подумал об этом, как чьи-то ручищи высунулись из темноты и схватили его.
- Сбежать решил от хозяина, мерзкая шельма? Ну я тебе устрою собачью жизнь, графоман проклятый! – только и успел услышать он, как его хватили по голове чем-то тяжёлым.
Лютня выскользнула у кобольда из рук, перевернулась в воздухе и упала в грязь, печально всхлипнув, как в панихиде. Кто-то на неё наступил, и гриф сломался пополам. Лютня в последний раз заныла обрывками струн, и звук захлебнулся в грязи.
Я не помню, чтобы мне попалось имя Дикин — значит ли это, что Вы решили постепенно переписать свое произведение?