Иоланта

пройдёмте с нами. Паспорт визмить.
- Куда вы меня собираетесь вести? Я не пила не ела с вчерашнего утра, имейте в виду.  Если сейчас умру, сами виноваты будете.

К Надежде, как обычно в сложных ситуациях, вернулась уверенность в своих силах. Она заправила постель. Налила стакан воды из графина, выпила не спеша. Причесалась. Да, чёлку пора укоротить, глазам дать пространства  поболее.  Ишь ты, не смотрят, мы, говорят,  не парни. Ничего, сейчас как синий в белый горошек сарафан набросит, видно будет, кто есть кто. Не слепая же она Иоланта какая-нибудь. Вот только знать бы, чего им надо?

Понятнее не стало,  даже когда в кабинете начальника турбазы состоялась очная ставки с Николаем Генераловым (вот тебе и Коля-кладовщик, уважительно глянула Надежда на старого знакомого).
Вопрос нейтральных вод разрешён не был.
И только ручательство начальника, давнего знакомого её разведенного супруга, послужило, наконец, основанием к временному прекращению дела. Тот, что повыше, сказал:
- Вы,  гражданка Левченко, до выяснения – находитесь на поруках гражданина Петренко. Скажите ему спасибо.

Притворив за синими двери, Ваня Петренко, в прошлом мичман и один из многочисленных поклонников Надежды, а ныне вышедший в отставку после событий в Новороссийске бравый начальник турбазы, вполголоса спросил, склонившись к уху Надежды:
- Ну, мне ты можешь объяснить, зачем тебе надо было переплывать границу?
- А ты мне можешь объяснить, зачем спрашиваешь?          
Коля    понял из этого короткого диалога, что третьего предупреждения ему не последует.      С облегчением вздохнув, он распахнул двери, на крыльце даже и плечи расправил. Дождался Надежды.

-  Слушай, меня там сегодня напарник подменяет.       На море, сама видишь,     неспокойно. Айда в город?   Мороженое там, ситро.
Фотоаппарат возьму.
-  Ладно тебе.    Возьми фотоаппарат в столовку.  Снимешь меня до и после принятия пищи. В качестве доказательства   моей слабой подготовки для исполнения роли предательницы Родины. А в городе – в Оперный пойдем. Иначе чего туда ехать?
- Твоё желанье - мне зако-о-он! - пропел Коля. Красиво. Чисто. И тенор его приятный.  

После столовки уже было опять возник в голове удовлетворённой благами окружающей действительности Надежды этот вопрос: чего туда ехать? Но тут донёсся до неё детский шёпот за спиной: «Эй, вот она!» - «Кто?» - «Ну, эта, тётка, которую поймали в Турции.» - «Ух ты!  Здорово». -  «Эй, зови наших!» Спина Надежды напряглась на мгновение. А глаза её встретились с обеспокоенным сиянием взгляда Коли. Как всё же облагораживает внешность мужчины его забота о женщине!

Из всех распахнутых окон турбазы звучала  одна  музыка. Работало безукоризненно отлаженное хозяевами турбазы радио.
Рояль, догадалась Надежда. Играет  Ван Клиберн. Первый концерт Чайковского. Значит, опера Чайковского «Иоланта» предписана самой судьбой.
В Оперный так в Оперный. Послезавтра – ей уже приступать к работе у себя в Луганске. Прощай, море.

Жизнь природы неизменна, хоть и не видим мы её сию секунду, а слушаем, как об этой красоте распевают дуэтом молодые певцы старого Оперного, действительно, поразительно красивого и снаружи и изнутри. Не видела Надежда Оперного и не увидела бы, не  сложись так ход суровых будней на отдыхе. Спасибо тем двум синим. Надежда огляделась. Публика в основном уважаемого возраста. Только две молодые фигуры. Ба! Да это тот культурист бронзовый с крокодилицей сидят, от сцены не отрываются. И Колин профиль неподвижен, на  певцов уставился. Ну и ладно. Осталось-то всего полчаса.

Жизнь - хороша.

А когда Коля, нёсший её чемоданчик, усаживал её в поезд, радиорубка вокзала, кашляя и прерывая дыхание (за что только их связисты деньги получают?) – радиорубка голосом Леонида Утесова  исполняла: «Есть город, который я вижу во сне…»