Счастливые

рядом, поддерживая и успокаивая друг друга. Наконец, дверь захлопнулась. Марат сел за руль. Печально взглянул на меня. И вдруг холодной от снега ладонью накрыл мою руку. Я сверху положила свою, чтобы заключить в объятия его пальцы, отогреть, вдохнуть в них жизнь и тепло. Мне так хотелось, чтобы Марат снова стал прежним, чтобы подарил свою незабываемую белоснежную улыбку, чтобы он снова стал радоваться жизни.
 Он произнес: «Поехали?»
 Я тихо ответила : «Да».

         Марат завел автомобиль, чтобы немного прогреть его. В этот момент из офиса стали выходить сотрудницы, которые, увидев нас вместе за стеклом машины, заулыбались и начали перешептываться.
- Ну, вот, твоя репутация пострадала, - печально произнес Марат.
- Знаешь, моя репутация слишком была безупречной, так что лишние домыслы мне явно не повредят, - отшутилась я.
- Ты – необыкновенная. На таких сразу женятся.
В горле у меня сдавил комок, а глаза заволокло слезами. Именно в этот момент я поняла, что люблю этого человека до безумия, до сумасшествия, до самой большой жертвенности. Что за ним, хоть в рай, хоть в ад, хоть в огонь, хоть в воду. Наверное, эта решимость была написана в моих глазах, отчего Марат, сглотнув слюну, произнес:
- Надо ехать, иначе . . .

         Что означало  это «иначе», для меня не совсем было понятно, но за годы поверхностного знакомства я знала, что Марат – крайне порядочный и воспитанный молодой человек, и никогда ничего лишнего в отношении женщины себе не позволит. Он был из той категории рыцарей, которые слишком уважительно и деликатно относятся к прекрасной половине человечества, и никогда, ни словом, ни взглядом, ни порывом, не посмеют женщину унизить.

       Мы ехали молча. Снег густо валил. «Дворники» работали на пределе возможностей, очищая стекло. Автомобиль полз по заметенной дороге, периодически пробуксовывая колесами на скользком, раскатанном льду. Но мне было не страшно с этим человеком. Мне казалось, скажи кто мне сейчас: «Умри за него или с ним прими смерть», - для меня это было бы величайшим счастьем.

         Ты, Аля, скажешь: «Так не бывает:  вот так, вдруг, в одночасье, полюбить беспредельно!». Но со мной это произошло. Я его беду взяла на себя. Я полюбила Марата, через сердце пропустив его горе, прикипела к нему всей душой через его переживания. И он стал для меня таким родным, что ближе не бывает!
- Как интересно,  - тихо произнесла Аля. – А что было дальше?

             Мы доехали до моего дома.
- Теперь я знаю, где ты живешь, Нина, - чуть слышно сказал Марат. – Можно, я с утра заеду за тобой и отвезу на работу?
В его голосе звучало сомнение и неуверенность, а еще страх быть отвергнутым. Я почувствовала, что именно в эту минуту решается моя судьба. Я подняла на него несмелый взгляд и так же тихо ответила:
- Конечно, если тебе это будет незатруднительно, я сочту за счастье видеть тебя с утра у моего подъезда.
- Ты, правда, так думаешь? – переспросил Марат.
А в глазах его, глубоких и темных, затеплился огонек.
- Да, - ответила я, слегка улыбнувшись.
Потом, положив свою ладонь на его руку спросила:
 – Ты больше ничем не хочешь со мной поделиться?
Марат вздохнул. Поднял глаза к потолку, как бы мешая тому, чтобы скупые мужские слезы не скатились по слегка небритым, ввалившимся щекам.
- Мне еще больно. Как будто вынули сердце, - прошептал он. – И самое страшное, что мы ничего не смогли бы исправить. У Риммы была аневризма мозга, как выяснилось позже . . . Закупорка сосуда и мгновенная смерть. Она жаловалась на головные боли, но мы не придавали значения, думали, что переутомление, ведь Римма была круглой отличницей, училась на пределе своих возможностей. Давали анальгетики. И ни разу не просканировали мозг. Мы так виноваты перед нашей девочкой. Мы не уберегли нашу кровиночку.
- А . . .как Фаина…? – выдавила из себя я.
- Плохо. Очень плохо. Никого не хочет видеть. Сидит в закрытой квартире и никого, кроме мамы, не впускает за двери. Сколько раз я пытался к ней войти. Бесполезно. Мы боимся за ее рассудок. Фаины даже на  кладбище не было, так как она с нервным срывом лежала в больнице. Для нее Римма как будто еще живая, как будто не было того страшного падения на лестничной площадке. Уф, я бы все отдал, лишь бы наша девочка была жива, но на все воля Всевышнего. Он ее забрал. Видимо, она ему там нужнее, чем нам.
- Прости меня, - прошептала я.
- Не извиняйся. Мне важно было высказать это вслух. И именно тебе. Потому что кажется, что никто, кроме тебя, меня не поймет. Ты прости меня, Нина, что я осмелился на тебя взвалить свое горе.
- Марат, ты не представляешь, как мне радостно, что именно со мной ты поделился своей болью, и именно мне выпало счастье помочь тебе хоть чуть-чуть.
- Почему ты так говоришь, Нина?
- Потому . . . что, ты мне не безразличен. И ты об этом знаешь.
- Ты давно мне нравилась, Нина, как человек, как женщина, но я боялся всегда сделать первый шаг, заговорить с тобой, обратить на себя твое внимание.
- Какой ты глупый. Неужели, я такая страшная? – слегка подтрунивая над ним, улыбнулась я.
- Что ты! Нет. Ты . . . самая . . . недосягаемая для меня всегда была. . . и я сам не понимаю, как получилось так, что я осмелился попросить у тебя поддержки.
- На то мы и люди, чтобы помогать. Главное, чтобы тебе хоть чуть-чуть стало легче. Боль утихнет. Раны затянутся. Жизнь продолжается. Надо находить светлые стороны, Марат. Надо просто жить. И за Римму тоже. Неужели ты думаешь, что ей было бы приятно видеть тебя такого подавленного? Ей уже ТАМ хорошо. Она смотрит на вас, наш маленький ангел, и желает вам с матерью добра, не печалиться и найти силы, чтобы жить дальше.
- Ты, правда, так думаешь? – заглянув в глаза, спросил Марат.
- Да.
Я притянула его голову к своему плечу и начала укачивать, как ребенка, гладя его по волосам.

         Веришь, не было в этом движении какого-то иного подтекста, нежели как просто утешить, успокоить, взять часть его боли на себя. Он замер. А я пальцами ощущала тепло его волос. Мне казалось, что так я могу быть с ним вечно.
Потом мы оба пришли в себя.
- Спасибо тебе, ты помогла мне. До завтра?
- Береги себя. Я буду тебя ждать. Кстати, тебе есть, куда записать мой домашний номер телефона? Пожалуйста, позвони, как доберешься домой. Я не успокоюсь, пока не услышу, что ты благополучно добрался в такую метель.
- Спасибо, милый мой человек, - прошептал Марат.

          Он наклонился к бардачку, достал блокнот и записал мой номер телефона. Я дружески чмокнула его в щеку и сказала : «Пока».
Вышла наружу из машины, подставив разгоряченное лицо под колкие укусы ледяных снежинок. Отошла к подъезду и еще долго смотрела вслед удаляющемуся автомобилю, который моргнул мне фарами на прощание. А потом расплакалась от невыносимой боли, от нахлынувших эмоций. Я плакала, и слезы смешивались со снежинками, застывали холодными струями на щеках. Потом, войдя в подъезд, еще долго не решалась подняться на лифте на свой этаж. Мне хотелось успокоиться, чтобы не напугать своих родных внешним видом.  Припудрив нос и стерев носовым платком краску, которая размазалась под глазами, я смело нажала на кнопку звонка.

          Дверь открыла мама. Я быстро поцеловала ее, бросив короткое: «Привет», - и, сняв сапоги, умчалась в ванную комнату, чтобы умыться, так как следы косметики все равно разводами оставались на моем лице. Успокоившись, я наспех поужинала и рано ушла в спальню, сославшись на головную боль, так как мне хотелось побыть наедине с моими мыслями. Я вспоминала каждый жест, каждый вздох, каждый взгляд Марата. Я его еще больше любила. Я распаляла пожар в своем сердце, я топила свою душу в нежности и трепетности. Я просто жила чувствами к мужчине. Я никогда не испытывала того, что происходило со мной сейчас.

        Неожиданный звонок телефона вернул меня к действительности. Я подскочила к аппарату и поспешила снять трубку первой, чтобы мама в зале не опередила меня по параллельному телефону.
- Да, - тихо сказала я в трубку.
- Какой у тебя красивый голос, Нина. Я доехал. Не переживай, добрался благополучно. Завтра в полвосьмого я у тебя, около подъезда. Тороплю время, чтобы дождаться той минуты, когда увижу вновь, - сказал Марат.
- Я тоже спешу уснуть, чтобы скорее прошла ночь, и наступило утро, которое подарит мне встречу с тобой. Как ты себя чувствуешь?
- Знаешь, боль отступила. Я как будто начал снова жить. Я увидел свет в конце тонелля. Спасибо тебе, девочка моя.
- Спокойной ночи. До завтра.
- Целую.
Раздались гудки отбоя. Это слово «целую», произнесенное его губами, прожгло меня насквозь, пронеслось стрелой по всему телу и осело где-то в ногах.

          Знаешь, правду говорят, что словом можно возродить, можно убить, а можно достучаться до сердца. Он достучался до моего сердца. Еще вчера у меня не было его, и вдруг сегодня такой подарок судьбы – моя внезапная любовь к нему. И это не любовь с первого взгляда. Не завоевание при помощи флирта и кокетства. Это единение душ, скованных бедой и желанием помочь преодолеть сердечную боль.
Нина смахнула набежавшую слезу, вынула платок из сумки и промокнула нос, так как от чувств он предательски стал мокрым.
Аля сидела неподвижно, и только глаза ее светились сочувствием.

          Нина чуть позже продолжила:
- Наутро я быстро оделась, отправив ребенка в школу, почти не позавтракала, так как кусок в горло не шел. Я стремилась скорее вниз, к нему, в радостном предвкушении, что увижу любимого совсем скоро.
Я сбежала по лестнице и выскочила из подъезда в утренний морозец, который обжег мои щеки холодом. Автомобиль стоял у подъезда. Я быстрее обогнула его сзади, чтобы Марату не вздумалось вылезать из теплого салона, дабы открыть мне дверь. Плюхнулась на сиденье и только теперь подняла свои глаза, светившиеся от счастья.
- Доброе утро, милая. Ты такая сегодня необыкновенная, - улыбнулся, смущаясь, Марат.
О-о-о, чего бы я только не отдала за одну его улыбку. Марат улыбнулся мне, и эта улыбка растопила во мне все сомнения. Я в ответ тоже счастливо растянула свои губы.
- Привет, я очень рада видеть тебя. Поехали? А-то совсем засмущаюсь, - покраснев, ответила я.
Марат завел автомобиль и стал медленно выводить его из снежного плена. За ночь сугробов  намело достаточно, и только узкая колея, заботливо расчищенная дворником, позволяла выехать машине вдоль длинного дома.
Я слегка поглядывала на Марата, любуясь его правильным профилем, чистым высоким лбом, слегка вьющимися волосами. Я изучала его и до сих пор не могла поверить, что все это – не сон. Я незримо таяла от тепла, которое заполняло мое сердце и душу. И чувствовала себя абсолютно счастливой. Настолько, что, казалось не хватит целой Вселенной, чтобы заполнить ее тем чувством, которым была переполнена каждая клеточка моего организма. Мне не надо было ничего: ни поцелуев, ни прикосновений, лишь понимание того, что есть на этой Земле Человек, который заменяет мне все.

          Ты, Алечка, можешь со мной поспорить, будешь уверять, что это – самое большое помешательство. И я даже соглашусь с тобой в такой оценке. Словами не передать, что я испытывала к Марату – простому, смертному человеку. Но  я скрадывала в себе то, что рвалось наружу. Я боялась испугать мужчину силой своего чувства. Никогда нельзя показывать мужчине, что целиком и