рыжую лохматую. А на деревне есть девчонка, а я ее сосватаю…» Потом прокричали «солдатушки, бравы ребятушки, где же ваши жены? Наши жены пушки заряжены…». Были и лирические, но потом устали и замолчали.
Опять тишина.
Стали обсуждать нашу пещеру, ее историю. Юра вспомнил, как тут красиво летом. Я, как бы в тему, вдруг вспомнил, как однажды с группой лазал по пещерам. По подземным переходам, где ползком, где согнувшись, а иногда и в полный рост, мы переходили из зала в зал. Так как многие проходы были ложными и приводили к завалу или наоборот к провалу, то во все стороны посылали по два-три человека. И когда они возвращались, мы уже точно знали в какую дыру лезть. И вот я как-то со своим напарником лез, лез, то верх, то вниз, то влево, то вправо, где ползком, где согнувшись, и только хотел уже стать на коленки, как проход расширился, и мы очутились в пещерном зале. Он был настолько большой, что моя свечка не смогла высветить дальние стены и потолок. Прямо перед нами на полу торчали нагромождения из скальных обломков. Очевидно они нападали с потолка или отвалились от стен. Лавируя между ними, мы медленно шли к середине зала. И куда не посмотришь – на потолок, на стены, на пол – везде сказочно красиво. Причудливые формы потолка и стен удивили меня. В некоторых местах стены и потолок были покрыты белыми наслоениями, застывшими тончайшими известковыми иголками. Еще меня поразили наросты на стене, которые тянулись от потолка вниз извивающимися змейками. В колеблющемся пламени свечки они играли разными оттенками.
Мне хорошо было видно, как с потолка свешивались сталактиты, а с низу к ним тянулись сталагмиты. А вон столб стоит, так там сталактиты уже встретились, срослись. Бесподобно красиво!
Полюбовались мы и поняли, что это и есть тот главный зал, ради которого мы уже почти целый день в полном мраке ползаем под землей. У нас была одна свечка на двоих: экономили. Вот мой напарник и говорит:
–Ну, зачем нам зазря вдвоем ходить туда-сюда. Давай бросим жребий кому оставаться.
Я вытянул ломанную спичку. Тогда отдал напарнику свечку, а сам сел на завал из камней под стенкой. Как только он ушел, меня сразу окутал мрак и навалилась тишина. Такая тишина, что прямо уши давит. Я даже не подозревал какое это неприятное и тревожное ощущение – тишина. Это ощущение тревоги, перерастающее в маленький страх. Даже не страх, а сомнения. Страх потом придет. А время как бы расширилось, остановилось и, казалось, что я уже давно здесь сижу и пора бы нашим появиться. «А вдруг он обратно пойдет и заплутает или потом не туда поведет», – закралась мысль, – как же я тогда без свечки буду. Да я и прохода не найду. Знаю, что он там слева, но как его найти в этом непроглядном мраке. Какие мы были дураки, так вот поступить! Нет, это я дурак, что остался.» – вот такие мысли забегали у меня в голове.
– Вообще-то интересно получилось: идея у напарника появилась, а ты остался. – удивился Юра. – Ну, днем где-нибудь так просто посидеть одному можно, но, чтобы вот так как ты лохануться. Это уж слишком сурово. Да и зачем?
– Да как-то и не подумалось тогда. Дурные были. Но тогда я так не думал. Тогда одна была мысль: придут – не придут. Ну, а, чтобы не сойти с ума от разных мыслей, я решил песни петь. Начал с гражданской войны, потом на большую войну, а потом на лирику перешел. Особенно «карие очи, черные брови» так выводил, так вытягивал, что обо всем забыл. А акустика там такая мощная, такая красивая, так что звучание было бесподобное. И вот я попою-попою прислушаюсь – не идут, свечка не бликует и ни голоска, и не шур-шур. И я опять за песни. Опять помолчу, помолчу, а потом опять пою. Мне казалось, что прошла вечность. Но стоит замолчать, как тишина сразу наваливается и давит, давит. Почему-то пришло на ум выражение: космическая тишина. Нет, тут эти слова были не к месту. Тут была могильная тишина. Ой, чего это я. Так и свихнуться можно. В общем, сижу и прислушиваюсь, и вглядываюсь, как сова.
Потом вдруг вижу, вроде светом мигнуло в проходе, а потом и голоса послышались. Как я обрадовался, но только они появились и стали расползаться по пещере, я на них напустился с упреками, из-за того, что их долго не было.
– Да ты что долго? Как у слышали мы от Генки, что вы главную пещеру нашли, так мы бегом побежали и даже тебе завидовали, что ты в такой красоте сидишь, – оправдывались они. Ну, не буду же я после этого жаловаться на жуть одиночества. И правда, та пещера была красоты неимоверной.
Потом Юра рассказал про свой случай из туристского похода по Тянь-Шаню. Затем почему-то вдруг вспомнил, как мы с ним загуляли на дне рождения на УРАЗе и прозевали последний автобус. А дело было зимой и пришлось нам топать ночью пешком до Машгородка. Хорошо, что ветер почти в спину дул.
Помолчали немного, а потом Юра и говорит:
– У нас сейчас почти такая же ситуация как у тебя в пещере была. Давай и мы будем песни петь.
– А что петь? Мы же уже пели!
– А помнишь, как мы были в Челябинске на вечере туристов в кафе «Буратино». Там от всех институтов и от предприятий тургруппы были. Здорово тогда мы повеселились.
– Да, организовано там было классно: фотомонтажи, фильм был о походе и пели песни.
– Ну, ты тогда выдал свою «Дубинушку» С нее песни и начались.
– Да, я не знаю, что меня тогда подняло с места, но я как встал, да как затянул:
И мы с Юрой как тогда во все горло запели:
Кто бродягою стал, Тот грустить перестал.
В турпоходах не жизнь, а малина.
Лишь в туризме вся соль – остальное все ноль.
Остальное все в жизни – Дуби-ина-а-а-а-а.
И тогда я только успел крикнуть "Эх!", как потом все подхватили припев
и "ухнули", так , что лампочки заморгали.
Эх, Дубинушка, ухнем!
Эх, зеленая сама пойдет, сама пойдет.
Да у-у-ухне-е-е-ем!
Раньше солнца встаем, перевалы берем.
На карачках сползаем в долины,
А как станет не в мочь, рюкзаки бросим прочь
И затянем родную Дубину-у-у-у.
Эх, Дубинушка, ухнем!…
А после перерывчика мы их добили, – сказал Юра, – вот этой песней, – и мы снова запели, как когда-то со всеми в кафешке :
Над горами солнце встало
Небосвод над нами чист
Трудный путь до перевала.
Просыпайся альпинист
По горам ты топай, топай. За веревочку держись.
Концентрат перловый лопай. Вот такая наша жизнь.
Заболели мы друзья горами, бороды у нас до самых глаз.
А когда домой вернемся к маме, даже мама не узнает нас…
Все. Вроде как бы устали от воспоминаний и от пения. Помолчали, покрутились, пошевелили ногами. Что-то стало. холодать. А добавить к этой фразе и нечего. Странно, с чего это? Опять пошевелили плечами, повздрагивали. Мыслей никаких и тихо, тихо кругом. Только все-таки холодновато как-то.
– Слушай, а ты знаешь, как возник танец лезгинка? – неожиданно спросил Юра.
– Никогда не задумывался, – ответил я.
– А ты подумай, не совсем же отморозились у тебя мозги.
– Гавары, кацо! Раз ти такой гарачый, – ответил я, чтоб как-то согреться.
– Панимэшь, – начал говорить почти «по-грузински» Юра, – передстав сэбэ саклю в гарах зымой. Дров мала. Холедно. И тагыда ти стаешь на ципочкы и начынаэшь мелько-мелько переступать нагами, а зубами изображать мелодию. И так бистро-бистро бегаэшь по сакле и грэешся, и эканомышь драва, – продолжал Юра изображать грузина из горной глубинки.
– А ты покажи, как, – попросил я Юру.
– Хараше, я пакажю, толко ти сцену падсвети. Гиде ты видел, чтоб лезгинку в темноте танцевали, – попросил меня Юра. Я посветил фонариком, а он встал и начал мелко топтаться в рюкзаке.
– Нет, это не танец. Это судороги какие-то, – возмутился я.
– А ты сам покажи! – предложил Юра. Я вылез из рюкзака, подошел к нему и стал быстро переступать ногами туда-сюда, сюда-туда. Юра стал рядом, положил руку мне на плечо и стал топтаться в такт со мной. Мы то ускоряли темп, то замедляли. Иногда сбивались с шага и спотыкались, поддерживая друг друга, чуть не падали и громко хохотали. Наши фонарики описывали в пространстве сложные световые фигуры. И когда почувствовали, что уже нагрелись, я начал понимать, как возникла лезгинка.
Опять наши ноги в рюкзаках, а одеяло покрывает наши плечи. Сидим прижавшись спинами и бережем добытое тепло. Но вот так просто смотреть в темноту скучно. Я даже представляю какие у меня сейчас расширенные зрачки. Вот так и сова сидела, глядела в мрак темного леса, глядела и глаза у нее стали круглыми. А что? За месяц могут и у нас округлиться. А где ж я так буду сидеть? Ну, не дома же! Решил поделится этими вопросами с Юрой, но передумал. А вдруг он меня неправильно поймет. Хотел запеть, чтоб отогнать такие мысли, но тут мой сосед перебил меня:
– А ты на часы давно смотрел?
– Да я забыл, что они у меня есть, – ответил я и просветил фонариком.
– Ну, и, – поторопил меня Юра.
– Ты не поверишь, уже около шести часов, – сказал я радостно.
– Ура-а-а! Мы не заснули, мы досиделись до рассвета! – закричал Юра, и я ему тоже стал помогать криком «Ура». ». Покричали, попрыгали, потолкались, согрелись. Затем мы подвесили горящие фонарики и стали собираться: сняли лишнее, надели нужное, рюкзаки на плечи и пошли на выход. Снег уже не шел, ничего никуда не дуло. Вышли на ровное место, стали на лыжи и не спеша прямиком через озеро поскользили домой.
А дома нас и не ждали.
– А мы думали, что вы там остались. Ведь снег пошел, а потом и ветер задул.
Ну, какой дурак в такую погоду пойдет на ночь глядя, – так или почти так сказали каждому из нас при появлении дома.
– Мы думали, что вы со студентами у печки песни поете, – говорили нам и ни за что не хотели верить, что мы всю ночь просидели на острове.
– Ну, а как бы мы утром здесь объявились, – говорили мы, добиваясь правды.
– Встали пораньше и прибежали.
Надо же! Как у них все просто!
После этого говорить что-то в ответ уже ничего не хотелось. А ведь думали, что дома оценят наш геройский поступок. Хвалить будут.
Это мы после друг другу пересказали, как нас дома встретили. Пожаловались.
А ведь действительно, а вдруг бы лыжа поломалась на ледовом участке, или не заметили бы остров, проскочили и поперли по лесу, где никогда не ходили, или метель разыгралась. Да мало ли что могло произойти ночью на озере или в лесу.
В общем, просто была сила молодецкая помноженная на дурь беспросветную. И где же ваш опыт, ваши тренировки и мозги, господа бывалые туристы-альпинисты? Ну, да ладно, бывает. С каждым бывает!
Это мы потом додумались до этого.
Призошло это небольше приключение 50 лет назад. Так вот вспомнилось. Как все-таки летит время!
А сейчас в районе Пугачевки живет известный российский путешественник Федор Конюхов. Он построил там красивый деревянный дом и отдыхает в нем между своими многочисленными путешествиями. Человек, который повидал мир, видимо, не случайно избрал берег этого озера для своего дома. Да и сам Тургояк сейчас совсем другой. На берегах его расположены многочисленные яхтклубы, туркомплексы, отели и разные другие развлекательные заведения, которые обслуживают жителей города и многочисленных туристов.
Фото из Интернета
