ЭФФЕКТИВНАЯ БАБОЧКА

фантастика мира была мне в помощь. Слушая мужа, я уточняла, проверяла, сопоставляла, анализировала.
- А помнишь, как в том фильме? – вдруг, будто бы внезапно вспомнив, спрашивала я. – Герой вернулся обратно в своё время, а там совсем всё другое. 
- Ты опять про эффект бабочки? – бурчал Веня. – Сто пятнадцатый раз повторяю: пока наука ни фига не знает, что и как может повлиять и на что. Но, в целом, извини за напыщенное, но в данном случае верное слово, глобально ничего не изменится, если ТАМ не сотрясать основы. По мелочи – да, если тронуть свою собственную жизнь, может существенно проявиться сей эффект, но для всего человечества – с какой стати? Не настолько разнообразны варианты – ты подумай сама! Окей, чувак женился, потом понял, что ошибся, жена до ужаса достала, а просто так от неё не избавишься – деньги делить неохота, чувак у нас богатый. Сходил он в прошлое, сделал, что нужно и не женился…
- Что? Укокошил невесту перед свадьбой? – охнула я.
- Да что же у тебя за наклонности криминальные, - возмутился Веня. – Сразу укокошил… Ну, каким-то образом расстроил свадьбу или даже знакомство. Вернулся. И нет у него никакой постылой жены. 
- Блеск! – восхитилась я. – И деньги все целы, и все живы при этом? 
- Да! Но! – Веня поднял палец и хитреньким взглядом посмотрел на меня. – Вполне возможно, что в исправленной реальности у него почему-то есть другая жена! Как это получилось, он не ведает, но она есть! И нет никаких гарантий, что его устраивает получившийся вариант. А куда идти, чтобы исправить уже эту ситуацию, в какое время, в какой момент – он ни хрена не знает!
- Фигня какая выходит… - я оставила в покое хребет мужа и задумалась. – Но можно же постепенно восстановить историю их отношений, например, с помощью документов, фотографий, рассказов новой жены, других близких.
- Ага, можно ещё имитировать амнезию, как в дурных сериалах, - закивал Веня. – Впрочем, почему нет? Тут другое… Зачем заниматься этой фигнёй? Стоило ли для этого изобретать машину? Прорыв во времени ради мелких семейных разборок? Ну, пусть не прорыв, пусть пока мы ограничены десятью-пятнадцатью годами…
- Уже? Вень, уже десять-пятнадцать? – аж взвизгнула я.
- Так мы ж работаем, Таш. Да уже есть пробы на пятнадцать, ещё неустойчивые, больше двадцати минут не получается… 
- Двадцати минут?
- Пробыть дольше двадцати минут ТАМ пока не получается. А Крюкову надо больше, как ты понимаешь.
- Ага, Крюкову… То есть, исправлять личную жизнь – оно того не стоило, а Крюкову делать правильные ставки в прошлом и заколачивать деньги на этом – прямо святое дело! Ради этого стоит работать и делать великие открытия! – фыркнула я.
Веня надулся и помолчал некоторое время. 
- Будто бы у меня есть выбор. Будто бы я сам всему этому радуюсь. Но или так, или никак. Хорошо хоть, у Крюкова, как у тебя, не возникает постоянно тема убийства кого-нибудь, а то я уже своими руками разломал бы эту машину. Слава богу, ты своими вопросами напоминаешь, что ни его, ни кого-то ещё нельзя даже близко подпускать к машине.
С того момента я прикусила язычок и в наших беседах  постаралась перейти на исключительно технические вопросы, ответы на которые тоже были очень и очень нужны, чтобы исполнить задуманное.
Мне удалось напроситься на экскурсию к машине. В лаборатории я прекрасно сыграла роль «тупой блондинки», которая восхищается «штучками» и «кнопочками». 
- А это что? Ой, нет, я не трогаю, как тут цифры быстро скачут, почему? А это что за лампочка мигает? Какая панелька красивая, прямо как в нашей БМВ!
Трижды я пробиралась в святая святых. Этого мне хватило. Последний раз был прямо накануне.
А ещё хорошо, что Веня полностью доверял мне все наши банковские дела, которые я вела безупречно. Пришлось и с этим попотеть. Помня Венины слова о том, что невозможно точно предсказать, как оно пойдёт, что каждый раз они исходят из любого развития событий и тщательно к ним готовятся, я решила что буду действовать так же: сделаю всё от меня зависящее, чтобы обезопасить ситуацию при любом исходе. Кроме фатального, разумеется. Но его предвидеть никогда невозможно. 


За год «великой подготовки» я несколько раз подолгу, с ночёвками, гостила у родителей, чем несказанно их удивила. Себя тоже – что выдержала. Пришлось сделать над собой усилие, и ещё какое!  
Это было очень даже непросто сначала уговорить себя с ними созвониться, потом доехать до их дома и сидеть в машине, приводя в порядок дыхание и сердцебиение. Для этого я полчаса уговаривая себя, что ничего страшного не случится, что всё будет нормально, мол, для них давно всё быльём поросло. И дело-то было не столько в них, не в их личностях, физиономиях, голосах и прочем, прилагавшемся к нашему общению, а во мне. При них адски обострялось моё гадкое отношение к себе, начинались адреналиновые штормы воспоминаний и самоедства, точнее, самоотвращения. Насколько полностью и надёжно это всё исчезало, успокаивалось, уходило в песок забвения, когда я бывала где-то далеко, в заморских поездках, в чужих городах и весях, настолько оно полностью и страшно овладевало всем моим существом, когда рядом были эти люди – мама и папа. Любое их слово могло будто пулей пробить мою плоть и вонзиться в самое болючее и незаживающее место в душе. И тут же возникала боль внутри моего тела, доводящая до тошноты, до красной пелены перед глазами! Боль отвращения к себе.
Поэтому, как опытный пациент, к аутотренингу я прибавила лекарственную терапию – в конце 30-минутного сеанса высосала целую таблетку клоназепама и лишь потом вышла из машины.
Мои старания того стоили: родители уже вступили в возраст, когда любят воспоминать и болтать о прошлом. Всё, что было тогда, им кажется таким милым и прекрасным! Тем более, когда они самовлюблённые нарциссы и негодяи.  Мама, как та мартышка, к старости слаба глазами стала. И не только глазами, но и «чуйкой», интуицией, возможно, даже умом. Впрочем, это коснулось их обоих. Они не понимали и не чувствовали, что происходит. Расслабились. А я теперь в их глазах была безопасной – столько лет поводов никаких не давала, жила, как положено, как назначено, как должно. Не вызывала я у них теперь горячего желания найти на мне кнопку, чтобы хоть на время «выключить». Куклу починили и успешно. 
Наверно, напрасно я никогда не испытала себя на актёрском поприще. Ненавижу слово «поприще», там и «попа», там и «прёт», а заодно и «дрищ». Поэтому всегда, если  употребляю его, то с ироническим оттенком, а вот нынче оно пришло в голову в связи с моим просто «оскаровским» триумфом в итоге годичной подготовки к... неизвестности. Но могу ведь, оказывается! Вот с родителями, к примеру, с тёртыми калачами и супер-профи в интриганском искусстве всё прошло без сучка. Не распознали подвоха, я была безупречна в роли правильной дочери, вдруг преисполнившейся нежности к стареющим маме и папе и так трогательно интересующейся их прошлым, всякими «пустяками» и деталями, которые, казалось бы, не имеют никакого значения.  Но успешно починенной кукле, то есть, идеальной дочери, они важны, потому что милы и дороги, ибо дочке интересно всё, что связано с молодостью и былым её родителей. Какие могут быть сомнения? Стоит лишь взглянуть в её честные, любящие глаза, в которых понимание и приятие, нежность и желание сохранить в своём сердце дорогие образы… Брр! Довольно. Самой противно.  
Однако, какое интересное и странное испытываешь ощущение, когда  совершенно откровенно строишь ловушку, мышеловку для людей, не подозревающих ни сном, ни духом, что происходит! Чувствуешь себя немного богом, слегка гангстером и чуть-чуть сволочью. То есть не совсем так, сволочь я, конечно, приличных размеров, но при моём и без того отвратительном отношении к себе, мои действия не вызвали у меня никаких дополнительных самоедских приступов. Ну, мерзостью больше, мерзостью меньше. Уже неважно. Уже всё равно.
Словом, я многое вызнала, хотя нельзя сказать, что до моих успешных «театральных гастролей» жизнь мамА-э-папА была для меня тайной за многими печатями, но всё же некоторые детали и подробности оказались весьма полезными и даже более чем. В итоге задуманное мною приобрело вполне реальный шанс на успех без потерь и даже, весьма вероятно, с ощутимым прибытком.
 
И пришёл этот день. Точнее – ночь. Веня не заметил никакого привкуса в вине, которое мы выпили за ужином. За здоровье! За успешное осуществление всех наших планов! Ага, за НАШУ победу! Совсем молодые уже не оценят «подвиг разведчика», а мне пришлось даже сдержаться, чтобы не прыснуть, когда я вспомнила сцену из того фильма. 
В эту ночь Веня уснул особенно крепким и сладким сном, который ничто не могло потревожить, тем более, мои тихие и аккуратные сборы. Вот бы удивился  муж, увидев, во что я «нарядилась». В ход пошли чёрная старая водолазка, вытащенная из мешков, приготовленных для благотворительного пожертвования в ближайший дом престарых, старая Венькина куртка из тех же закромов, чёрные шерстяные брюки, купленные когда-то на ближайшем вещевом рынке в особо сильные московские зимние холода – просто под шубу, для тепла и надетые раза два по случаю минус тридцати за бортом, старые советские кроссовки, завалявшиеся в кладовке на случай непредвиденных обстоятельств. И в руках у меня был маленький чемоданчик на колёсиках того самого размера, который разрешают брать в салон самолёта. Содержимое чемоданчика могло бы свести Веню с ума. И не его одного. 
Из «нормального»: все мои документы – от паспорта до водительских прав, айфон, тёмные очки на полфизиономии, кепка, кошелёк с огромным трудом найденными советскими купюрами разного номинала на сумму 150 рублей. Ну, в отдельном кармашке, уже лежали все ключи от Вениной лаборатории – от «буратинских» до электронных плюс бумажка со всеми кодами и аккуратно записанным по пунктам порядком пользования «машинкой». Конечно, я всё это выучила наизусть,  выжгла в своём мозгу намертво, навеки, но на всякий случай ещё и записала. 
Но самое главное в чемоданчике – это примерно двести тысяч долларов разными купюрами. Я собирала, обналичивала, добывала, наскребала эти двести тысяч целый год! Потому что мне нужны были не абы какие купюры, а непременно чтобы до 1987 года выпуска. Ведь я отправлялась в 1986 с не очень известным конечным результатом.  А вдруг я там застряну! Да-да, в советской стране наличие валюты у частного гражданина – расстрельная статья. Но я же знала, где, как и каким образом «валютничали» в те времена мои родители и очень многие в их кругу. В случае чего,  была в курсе, куда кидаться. Но очень, очень надеялась, что не придётся! Мне совсем не улыбалось застревать там после осуществления задуманного. Не для того я туда собиралась, чтобы вновь жить, начиная с 86 года в совершенно непонятном статусе и снова переживая крах СССР. Смешно, но даже всего лишь одно воспоминание о ГКЧП и Ельцине на танке вызывало у меня такой приступ дурноты, что, по моему мнению, проживать нашу новейшую историю два раза – это надо знать особый толк в извращениях. Тем более, будучи в курсе, чем всё закончится.
И, тем не менее, «всякий случай» заставил меня подстраховаться. Ежели застряну, то не пропаду. Со мной будет огромное по тем временам