малец, ничего понять не может.
Про него забыли, а он объявился. Нашлись люди, узнали пропавшего сына и привели к Снегирёвым.
Его сверстникам посчитай уже под тридцать лет, а он - пацан, десяти лет. Не верит, что время прошло, говорит:
- Дяденька только чуток по улице провёз и тут же высадил.
Вот такое чудо у семейства Снегиревых. Сами на пенсии уж который год. Младшие дети, Витькины сёстры, замуж по выходили, а старшего брата, родители за ручку водят, отпускать боятся.
- А что власти говорят? Помнится тогда, во время пропажи, большой шум в городе стоял.
- Ну, кто шумел, тех уже здесь нет. А тем, кто остался, не до этого происшествия. Шахта закрылась. Война в Афганистане кончилась, завод наш не нужен стал. Перестройка и нищета!
Возник вопрос: почему пацан не вырос? Врачи Виктора обследовали, сказали: всё в норме, никаких болезней у ребёнка нет.
Правда, никто не может помочь Снегирёвым с документами, Витьке уже, почитай, тридцать лет, а ему в школу, в четвёртый класс ходить надо.
Родители бегают по инстанциям да по судам и ничего сделать не могут. По старым документам его в школу не берут. Если признать, как оно есть, тогда и остальное признавать надо. А это у нас запрещено!
Заметили родители за сыном странность: он не растёт вовсе, а даже как-то наоборот: вроде, меньше становится.
Опять повели в больницу, а там никаких изменений в организме не наблюдают. Родительский же глаз не обманешь: сын растёт в обратную сторону, с каждым месяцем становится меньше. По одежде и по обуви видно.
И если так дело пойдёт дальше, то через какое-то время он превратится в новорожденного. Видно там, где он пропадал всё это время, процессы в живых организмах проходят иначе, чем в нашем мире. Этот казус понять, нам пока не дано. У нас до сих пор спрашивают:
- Есть ли жизнь на Марсе?!
- Хотя и сказали врачи на комиссии, что ребёнок Снегирёвых нормален, но это не так. Екатерина, мать Виктора, плачет каждый день, а поделать ничего не может - уменьшается сын, в месяц на год убывает!
Аркадий Григорьевич, многозначительно замолчал…
Незаметно пролетели годы.
Я уезжал из Москвы. Присел на свободное место в зале ожидания и предался любимому занятию. То есть, пытался отключиться от окружающей обстановки и погрузиться в мысли. Пользуясь этим навыком, я привычно уходил в сиреневые дали и отдыхал от серости и суеты Курского вокзала.
Тройной блок кресел стоял в таком месте, из которого не просматривался телевизор. Видимо по этой причине оно оставалось свободным.
Заняв место, примостил сумку рядом и совершил ритуал вхождения в нужное состояние.
Постепенно начал отрешаться от окружающей обстановки. И вдруг рядом, словно из нечего, возник человек. Что-то знакомое было в его облике. Но я не мог сообразить: откуда я его знаю?!
Не показывая вида, что озадачен внезапным появлением этого человека, сквозь прикрытые веки наблюдаю за появившимся пассажиром.
Не обращая внимания на меня, он странным взглядом, окидывал окружающее пространство, щупал себя и разглядывал одежду.
Затем проверил карманы, достал паспорт и принялся внимательно изучать. Читал, шевеля губами, как бы пробуя на вкус произносимые слова.
- Может, шпион? - мелькнула в голове дикая мысль, - или инопланетянин?
При слове «инопланетянин», я вспомнил, откуда знаю этого человека! Тот самый Виктор Снегирёв. Мы оба с ним из тех мест, где я родился, где начинал трудовой путь, работая на единственной автобазе, горного городка.
Только он несоответственно молод. Если мне не изменяет память, Снегирёв старше меня лет на десять-пятнадцать. Я разменял седьмой десяток, значит, сидящий рядом со мною человек, если, конечно, это Снегирёв из Каратая, должен быть в возрасте восьмидесяти лет. А мой сосед выглядел на тридцать.
Что-то в душе подсказывало: догадки верны, и сосед по креслу имеет отношение к давней истории.
Объявили посадку. В сутолоке и толпе я потерял из виду неброско одетого Снегирёва и не вспоминал о нём, пока не добрёл до купе.
Хотя рюкзак мой был полупустым, передвигался я тихо и неторопливо. Сказывалась боль в коленях, которые я натрудил, бесконтрольно занимаясь в молодости спортом.
Войдя в купе, увидел человека, который заинтересовал меня своим необычным появлением и похожестью на Снегирёва.
Горю этой семьи сопереживали и сочувствовали все жители городка. Всех поразило необычное возвращение пропавшего мальчишки.
Он вернулся в состоянии регресса, с перевёрнутым направлением развития и в течение короткого времени превратился в грудного ребенка.
А затем потерялся в пелёнках на глазах безутешной матери.
Отец Виктора, Николай, за это время спился с горя.
И вот он, Виктор Снегирёв, сидит в купе. На столе лежит его паспорт и билет.
Я попытался заглянуть в глаза попутчика, дабы увидеть отголоски мыслей и провести ритуал знакомства, принятый среди невольных пленников железной дороги.
Он не реагировал. Видно, что его взор погружен в собственный внутренний мир. Не обращая более на него внимания, я принялся готовиться ко сну, ушел из купе в туалет чистить зубы. Вернувшись, застал попутчика лежащим на не застеленной постели, хотя рядом находился пакет с постельным бельём. Видно, что ему безразлично, на какой постели он лежит.
Уходить в объятия сна ещё рано, молчание становилось тягостным. Попутчик нарушил тишину:
- По вашему взгляду я понял: вы знали моих родителей. Пока ходили в туалет, я заглянул в ваш паспорт.
В моей душе возникло возмущение, я набрал воздуху в грудь, чтобы выказать недовольство по этому поводу. Но тихий голос остановил это желание:
- Извиняюсь, в ваши вещи я не лазил, но в мой организм вложено умение: я читаю содержимое документов, не прикасаясь к ним.
Вы родились в том же городке, где изволили произвести на свет и меня, Снегирёва Виктора. Городок наш маленький и вы, возможно, помните, как я уехал, вернее, сказать меня забрали, а потом вернули, дабы что-то исправить в моём рождении.
Но это возвращение убило моих родных. Я ненавижу себя, я ненавижу тех, кто исковеркал мою жизнь. И, что странно, я не помню прошлого, не помню процесса обучения, всё скручено в такую тугую спираль, что невозможно понять, что это было, где и как?
Нас собрали, мужчин и женщин. Но, я чувствовал: люди воедино не связаны. Каждый сам за себя! Мы - толпа. Даже не толпа. У толпы есть общая цель, общая направленность. А мы - одиночки.
Ощущал, что мы оказались здесь волею более высоких сил, нежели сила случая.
В разные стороны расходились большие, светлые коридоры, окон нет. Неведомо откуда льётся рассеянный свет. Толпа разбредалась в стороны, лица людей озабочены.
Вдруг понял: чувства, написанные на растерянных ликах, созвучны моим переживаниям.
Не оглядываясь, я шел вперёд, ускоряя и ускоряя шаг. Окружающее пространство увеличивалось. Часть людей шагала со мною по коридору, но количество нас постепенно, уменьшалось.
Кто-то становился лидером и уходил сам, уводя за собою в боковые ответвления часть людей.
Не знаю, откуда во мне взялось это знание, но я знал: это лабиринт и выйдут из него не все.
Чем меньше нас оставалось, тем сильнее в душе возрастало чувство опасности. То один, то другой человек из оставшейся группы становился лидером и вёл нас во встреченный на пути коридор, призывно мерцающий перспективами и зовущим светом.
Не обращал внимания на призывы лидера, шел прямо, не сворачивая в стороны.
Нечто находящееся внутри меня не давало подчинить мою волю новоявленным командирам.
Нас оставалось мало, идущих вперёд, каждый сам по себе, но шли прямо, не шарахаясь по сторонам. Не знаю, как другие, но я чувствовал, что мне в затылок дышит опасность и это чувство меня гнало вперёд.
Шел быстро, на пределе возможностей. Рядом мелькали люди: кто-то обгонял, кто-то отставал.
Я изредка бросал взгляды на лица неведомых спутников, силясь понять, что гонит их вперёд? Так же как меня, страх смерти?! Или у каждого своя, одному ему известная причина?
Вскоре я остался один: все спутники, выбрав путь, пошли каждый к неведомой судьбе. Только я уходил от преследовавшей меня смерти, не зная того, что ждёт впереди. Шел без отдыха и остановок по безликому коридору. Зная, что рано или поздно, но она, - смерть, догонит.
Не бывает ничего бесконечного, - эта истина известна еще со времён детства. Я знал, этим коридорам, когда-либо придёт конец.
Долгим кажется то время, которое ждёт впереди. Пройденный путь, каким бы длинным он не был, всегда короток по отношению к тому, который надо пройти. И что-то подсказывало: смерть в этом лабиринте меня не догонит.
Нет ни малейшего намёка, что это место является прибежищем смерти.
Всё даже как-то наоборот: никакой мрачности. Как я понял, смерть, она сзади, в бездействии, а движение вперёд продлевает жизненный путь, предназначенный судьбой.
Всё шел и шел, не сворачивая в боковые ответвления:
- Это мой путь и я его обязан пройти!- сверлила голову единственная мысль. И вот он – конец: я уперся носом в стену.
- Безвыходный тупик! - тоскливо подумалось мне.
Стоял в ожидании естественного конца, боясь перевести дух. Но смерть, которая неотступно двигалась за мною, куда-то пропала.
Стена по левую руку, казавшаяся белым монолитом, раздвинулась, и открылась комната с прозрачной крышей. Красивое сочетание. Золотые лучи падали с голубого неба, вдали виднелись резко очерченные горы, на которых громоздились груды облаков.
Среди комнаты раскинут ковер красивого растительного орнамента. Просматривалась красота иранской вязи. Только не спрашивайте меня, откуда во мне взялось это знание для сравнений.
На ажурном столике, стоявшем в середине помещения, покоилась шкатулка. Возникло желание подойти и ознакомиться с содержимым.
Сделав несколько шагов по ковру, понял: мои ноги босы, и я одет в странную одежду - нечто среднее между тогой римских патрициев и банной накидкой мусульман.
Откинулась крышка шкатулки. В ней лежало несколько пожелтевших газет городского издания, и в каждой - статья о пропавшем ребёнке. Не прикасаясь к газетам, я просмотрел содержимое.
С фотографии на меня смотрел мальчик лет десяти, в котором с трудом узнал себя. В остальных газетах писали о том, как жители городка обшарили окрестные горы в поисках детского тела. Под газетами лежал паспорт и документы об образовании. В голове зазвучал голос:
- С такими
Тонкий мир неизучен, но он есть.