Педикюр

рявкнул:
     -" А где Савелич? Без братана не поеду"
      Савелича извлекли из-под куста,куда тот закатился,свернулся клубком и засунув руки под голову,тоненько посвистывал и застенчиво улыбался,путешествуя по волнам памяти сегодняшнего праздника.
      Гаврилыч поднял его на руки и бережно прижимая к груди худенькое,тщедушное тельце, нетвердо,заплетая ногами,зигзагами,но целенаправленно прожвыкал к приветливо раскрытым дверям и с размаху боднул с поклажей в чернеющий зев гостеприимного транспортного средства. Грохот. Шум падения. Бодрый матерный комментарий.
     -" Попал! Ну надо же,с первого раза",одобрительно отозвались люди в погонах.
      Лязгнуло. Фыркнул мотор. И под молодецкое "Солдатушки,бравы ребятушки!" автопробег " Городской парк-медвытрезвитель" начался.
Романтический фуршет под звёздами канул в ночь.
     ...-" Говорить можешь или до утра подождем?". Белобрысый старший лейтенант вопросительно посмотрел на расхристанного укротителя землеройного монстра. Гаврилыч отрицательно помотал головой.
     -" Фамилию-то помнишь?"
     -" -За-.пауза. -Ма-.пауза. -Ну-. Глубокий вдох и мощный выдох "Ха!".
     -" Молодец! Вот сила воли у мужика. Уважаю!" иронично обронил белобрысый,обращаясь к молоденькой фельдшерице в белом халате.
     -" -За-, -Ма- силясь и напрягаясь по-новой начал было Болтяра,польщенный высокой оценкой его мужественной харизмы.
     -" Хвалю,но хватит,я уже понял Вас гражданин Замануха".
     -" Документы,деньги,ценности есть?"
      Взгляд Гаврилыча был красноречив,а немота свидетельствовала,что вопрос абстрактен. И мозг экскаваторщика не способен сейчас воспринимать усложненные образы.
      На деревянной скамье обиженно всхлипнул во сне окуклившийся,в позе 8-ми недельного эмбриона,забытый всеми Савелич. Он был беззащитен и жалок,потерян и одинок. Стараясь не промахнуться мимо туловища,Гаврилыч пронаждачил шершавой лопатой ладони реденький пушок макушки друга и тяжело вздохнул,по всей видимости,переживая,как отец переживает за горькое будущее своего непутевого сына.
     -" Раздевайтесь!"
      Команда была адресована Болтяре. Гаврилыч потряс головой и мыча нечленораздельное,бестолково засуматошил руками,пытаясь щипковыми движениями обнажить свою греховную плоть.
     -" До трусов! Одежду в шкафчик!".
      С мясом выдирая пуговицы рубашки и ломая с треском змейку брюк,Болтяра сбросил покровы и замер в ожидании следующего приказа,
     -" Носки тоже снимать!"
      Борясь с земным притяжением и доверившись вестибулярному аппарату,который перешёл на ручное управление,Замануха с рычанием содрал с себя носки и попытался принять вертикальное положение.
      В отживающем свете люминофоров неорганического происхождения густо заросший шерстью,мосластый и звероподобный Болтяра,производил внушительное впечатление. До пят. А дальше... Нарядными огоньками новогодней гирлянды радостно переливались накрашенные ногти провинциального брутального мачо,кокетливо и загадочно мерцали и искрились,притягивая взгляды и меняя представления о мужской мощи и первобытной свирепости. Взгляд белобрысого дежурного заметался,перебегая с бугристого торса работяги на сияющую,лакированную чепуху нижних конечностей землекопа.
     -" Екарный бабай! Мать моя женщина! Что творится,деется! Никак за модой не угонюсь!". И захохотал,распугивая хмельную тишину приимного дома Бахусовых жертв.
      Под глумливое хихиканье и фырканье фельдшерицы Гаврилыч был осмотрен,скорее на предмет выявления других скрытых следов нетрадиционного украшательства,сфотографирован,причём,экскаваторщик старательно пытался развести в разные стороны собранные в кучку глаза и изобразить улыбку,подчеркивающую его неотразимость и сексапильность,и под присмотром ошарашенного сержанта,не сводящего ошалевшего взгляда с гламурных фасолин,был препровожден в камеру,где ему было отведено койко-место с комковатой подушкой и сиротским коротким одеялом. На соседней койке съежился несчастный Савелич.
      Праздник закончился,наступали суровые будни.
      На рассвете,толчок сознания вернул Замануху к реальности. Яркий свет лампы высветил молчаливую группу всклокоченных,небритых,полуголых бедолаг,в семейных трусах,босых,которые полукругом стояли возле отдекорированных ступней,и перешептываясь,обсуждали невиданное:
     -" Японский городовой,во,дела!"
     -" Ни хрена себе,мужика растаращило!"
     -" Как баба разукрасился!"
     -" А может он и есть баба наполовину,гермафродит называется,я слышал где-то"
     -" Болтаешь?"
     -" Да вроде мужик,все причиндалы при нем"
     -" А трусы-то мужицкие,глянь?"
     -" Семейные"
     -" А может буянил он,вот его и разукрасили на потеху?"
     -" Вот гады,как над людями изгаляются!"
     -" Сволочи!"
     -" Волки позорные!"
      Болтяра зарычал и приподнялся на койке горой мускулистого гипертрофированного ужаса. Алкогольная братия шарахнулась и мигом разбежалась по своим панцирным норам. Замануха хотел было рявкнуть,но тут его взгляд упал на свои ноги,которые торчали из-под казенного недомерка и обмер.
      Бесстыжая яркость ногтей нагло и вызывающе пламенела среди решеток железного лежбища. Гаврилыч мгновенно покрылся испаринной
жути и вжался в тощий,продавленный матрац,замотав ноги в куцую попону. С соседней койки на него испуганным зверьком,затравленно таращился Савелич.
      Как чувствовал себя в эти минуты раздавленный и уничтоженный Федор Замануха можно только догадываться. Похабно и омерзительно. В высшей степени погано и отвратительно. Хотелось волком выть от бессилия и позора. И в эти минуты невеселых мыслей вдруг пришло озарение и понимание,что он,только он,Федор Замануха,повинен в случившемся и не только потому,что попал в вытрезвитель,но потому,что по жизни часто и жестоко относился к людям,выдавая совершенное за шутку и розыгрыш,пусть злую,но шутку,не особенно задумываясь,что это глубоко ранит и унижает людей.
      И вспомнилось ему,как частенько забегал к ним в бытовку пацаненок Степка с ближайшей окраинной улицы. По годам уж в классе восьмом должен учиться,но слеплен был под воскресенье и поэтому не шибко умом блистал,слаб был на голову,но не злобливый и по-своему любознательный и исполнительный. Подкармливали его мужики,но и пошучивали,не зло,а так,смеха ради. То велосипед какому-нибудь трудяге к столбу прикрутить сгоношат и проволоку ещё всучат с палец толщиной,а то попрут мол,народ разный шастает,а Степка и рад стараться,так намертво примотает,что взбешенный хозяин,помучавшись с полчаса,ножовкой пилит железные путы, то прознав,что родители огород начали перекапывать,с укоризной пеняют ему,мол не помощник он,почему не помогает и вдогонку помчавшемуся мальцу ещё и присоветуют со смехом "поглубже,поглубже копай!",а тот,душа нараспашку,и копает,да так,что и самого не видать из ямы,только земля вылетает фонтаном,ну и естественно,кормильцы Степкины потом весь вечер ямину эту обратно заваливают,костеря при этом и Степку,
и огород,и доброхотов долбаных. А однажды попросил Степка плетку ему сплести,пацаны мол уличные проходу не дают,дразнят и камнями швыряются. "Уважили",сплели,ещё и проволочину сталистую в середину вогнали. Что уж он там вытворял неведомо,но всю улицу разогнал,перепоясывая и правых и виноватых. Милицию вызывали...
      ...Гаврилыч даже застонал от осознания дури своей,радостей этих убогих,паскудства и грязи. И решение пришло в судорожном полувсхлипе,полувздохе. Прощение просить за грехи свои у людей и
у Бога,переиначить,перелицевать жизнь свою не на словах,не за здорово живешь,а по совести,по-человечески,как у людей принято. И
замер,поражаясь такой простой,чистой и светлой мысли. И просветлел
его взгляд и камень с души свалился. Как сквозь чистилище прошел и
очистился. И скверна шелухой облетела. И выздоровел. Сразу. И окончательно.
      И уже утром,проходя по коридору,под изумленные взгляды и откровенные смешки,не стервенился и ненормативил,со спокойной решимостью вынес протокольную часть,размашисто расписался и твёрдо
пообещал больше служивых не беспокоить.
      А в полупустой маршрутке,поглядывая на притихшего Савельича,вдруг прижал к себе обомлевшего друга и произнес:
     -" Прости,брат,за все,прости и не держи зла." И глядя перед собой,громко и убежденно сказал:" Будем жить! По-людски жить! По совести!"