Выход в люди(Как мы жили в Советском Союзе)

                                              Выход в люди                              
         Во времена  « коммунистического деспотизма», отцы в выходные дни  выводили своих детей   во двор к качелям,  каруселям  и горкам,      сваренным из  водопроводных  раскрашенных труб. И он  устав от ежедневного ношения  строгого костюма,   белой рубашки,  обязательного галстука,  давая отдых лицу от   бритья,   спускался в   сером  зипуне, мятых брюках  и  кепке  на  небритом  лице с веселоглазой дочкой  во двор.  Он любил   оторваться   от повседневной  условности   и окунутся в  свободу БИЧа  то есть   бывшего интеллигентного человека.    Дочка      бежала к подружкам,  а  он   подходил поздороваться к  их папашам, подпиравшим вблизи деревья.
         Поболтав  полчаса  о  спорте,  прощался,  говоря,  что идут  познавать мир и его нравы    во всех   прелестях жизни и,  взяв дочь за руку,  исчезал  в арке дома выходящей на проспект Мира, где постоянным подсаживанием   лип  взамен   погибших власти боролись с  выхлопными газами автомобилей, пока смрад не победил окончательно. Тогда слово экология  путали с онкологией или гинекологией. Картинка  дымящих в центре города заводских труб являлась  непременным пропагандистским  штампом  очередных  побед коммунистического строя.
          Спешили они к магазину «Вино» - помещение   тридцати  квадратных метров  в  первом этаже жилого дома  перегороженным   мощным прилавком -  бастионом, который  постоянно  штурмовала  возбужденная толпа жаждущих обещанного вывеской  снадобья. 
 Приближаясь к «объекту»  видили:  стоявших  -  «страждущих», сидящих  на ящиках из под бутылок - «празднующих»  и лежавших в сторонке -  «отдыхающих».      
 Угадывая  своего собрата,  к ним из толпы  семенил человек  и поспевая за ними, клянчил двадцать копеек  на выпивку. Он доставал  монету и просил дочку передать   дяде на хлебное вино. Тот  удивленно благодарил.  «Торчащие» у дверей расступались с обязательным вопросом: «Третьим будешь?»
           - Нам самим третий нужен, -  парировал он,  не останавливаясь.
           Помещение,  наполненное    гулом    акустировало отдельные    фразы как - передай аршин, плесни  пару булек, не выкидывай посуду. «Дух   перегара,  заполнивший  его,   напоминал о близость преисподни» - вспомнил он  классика.   Арьергардное оцепление    шевелящийся  кучи   упираясь ногами, поддавливало   авангард,  который с вытянутыми костлявыми руками  сжимавших скомканные деньги   молил спасительницу в грязном халате принять их  в обмен   на «радикальное пойло».  От  нее,  плывя по головам, держа в руках заветные  бутылки  на весу, выбирался  расхристанный счастливчик.     
Расположившись в сторонке, осматривались  и он, выбрав момент,  возвещал прорабским  басом:   «Мужики!  Позвольте вегетарианцу с  дитем малым без очереди чекушку   взять?»   Задние  выпрямлялись  как по команде «равняйсь»  удивленно   рассматривая пришельцев. Наступала пауза как в «Ревизоре». Затем  опомнившись с криком: «Чекушек нет», -   набрасывались  вновь   «жать сало».
 Они,  удовлетворенные  отказом, выкатываясь на  воздух,   спешили в сторону метро. Дочь весело   спрашивала: «Пап!  Разве ты вегетарианец?»
- Нет, это прием для  привлечения  внимания.
- Что такое чекушка?
              - Бутылка  в два раза меньше обычной.
              - А  хлебное вино?
              - Водка по-старому. 
              - А  аршин?
              - Стакан, которым они ее разливают.
              -  Пап! Почему они давят то так?  
             -  Не терпится    выпить.  Это их  необходимость и  радость жизни.
             -  А в чем  радость у  нас?
              - Что - то построить, создать,  сделать, сотворить.
              - А раньше они были такие же, как мы?
              - Да.  Может быть и лучше.
               - А у них есть дети?
               - Конечно. Твой  дедушка   прекраснейший человек то же  
          выпивает каждый день  после работы,  хотя  таким как они не бывает.   Они  наша боль и вечный нам укор. 
                - А как  ты   отличаешь их от  нас? 
      - По   лицам, запаху,   одежде,   торчащим из карманов авоськам,  свернутым газетам, которые для них  скатерть,  пакет,  салфетка и конечно   носу.
       -Как по носу?
       - Как  в вашем стишке о пионерском галстуке.  - Не стесняйся пьяница носа своего. Он же с красным знаменем цвета  одного.
       -  Нет, нет.  Там  нет такого, -  смеялась она.
         Затем  заходили в  кассовый зал метро, усаживались на ограждение радиатора,  что бы наблюдать происходящее. Первым объектом созерцания были тяжелые  пружинные двери  величавшие   храм подземного   перемещения граждан.  Они  у  советских   людей  были объектом уважения    и  страха, так  как имели  внутреннею силу,  как и  советская  система,  которую если не  почитать получишь по заднице.  Тут  от  метропользователя, как и в жизни,  требовалась сноровка прошмыгивания, особенно если   в руках кошелки с продуктами,  непременное снаряжение   советской женщины. Были такие шустрые тетки, которые,   цепляясь за нехилого мужика,  въезжали  на нем аж  на эскалатор пока тот    не   стряхивал    настырную обузу. Или умудрялись проскочить  в открывшуюся по обратному ходу возвращаемой  двери щель.
          Дверь  выявляла внутреннюю  культуру человека. У  одних    готовность придержать  ее,  пропустив  собрата.   У  других наоборот безразличие к последствиям    взведенной и отпущенной  ими  дверной  пружины.  Старик сосед говорил, что пора умирать, так как  уже не    справляется  с дверями в метро.  Двери    констатировали  –  слабым и инвалидам   в стране советов и партийных собраний - нет места. Когда сейчас проходишь мимо пришедших из-за рубежа  технологий  автоматически открывающихся  дверей супермаркета понимаешь разницу отношений к человеку там и у нас.
              Затем они переключали внимание  на автоматы, пропускавшие  пассажиров   в   подземное царство света и тепла,  которые за желание получить это все бесплатно  били халявщиков   по причинным местам, хотя   в России прирост населения был и так минимальный.   Пассажиры за это обманывали их, проникая за грань без  согласия но «не корысти ради»,   (проезд,  в СССР был  в шесть раз ниже сегодняшнего),  а для  озорства  и соискания славы.   Когда им было  не достаточно забавных впечатлений, он  с легкостью проникал  за турникет, прижимаясь к  грузному  пешеходу    или просто перешагивая  по верху, вызывая восхищение  дочери. 
          Так же примечательным местом в фае был  проход по документам на проезд в общественном транспорте. Тут   они   наблюдали   знатную тетку,  стоящую в будке  в стороне от турникетов. Ее трюк был в том, что она уже от дверей  примечала потенциального  проныру направляющуюся   к ее посту. Когда «деловой ветрогон»  небрежно  показывал, не открывая  «красные корочки»  и    спешил  прошмыгнуть   мимо    она  с возгласом: «Извините»,   выстреливала  огромным   животом, прессуя повесу к ограждению. Ошалевший «деформированный» или предъявлял   документ  как положено и  сотрясаясь    скелетом исчезал на эскалаторе     или   зайчишка  как подстреленный метался по залу повизгивая и попискивая. Это было классное зрелище.  В нем умиляла  правовая основа  действий контролерши. Ей нельзя было предъявить  претензии в рукоприкладстве.    Она  всегда могла заявить,  что покалеченного  пальцем не тронула.  Однажды,  они наблюдали, как  «оглушенный» выскочил  из под нее и   скатился по эскалатору без плаща,  который  остался на ее животе.   Он потом  неделю висел на будке в ожидании  хозяина.
        На униформе у нее красовался расхожий знак  тех великих времен -  «Ударник коммунистического труда». 
      «Царь Баба»,  как они ее величали,  была одна из немногих кого  наградили этим званием по    праву.
        Возвращаясь домой,  полные впечатлений,  дочь спрашивала:  «Пап! Царь Баба это существо или экземпляр?»
              - Ну, давай  рассуждать  - дискутировал он. - Если исходить  из того    
   что существо  живет  под воздействием эмоций, в воображаемом мире     и  будем  испытывать  это понятие  эпитетом   - как очаровательное существо или отвратительное – то видим, что оба к ней не подходят.   
          Если рассмотреть слово – экземпляр, которое характеризует  представителя  человечества  с ярко выраженными  отклонениями  от   общеизвестных  и   так же проверим  определениями – очаровательный экземпляр или отвратительный   то и это к ней не подходит. Из-за недостаточной изученности объекта, напрашивается  вывод - Царь Баба - это нечто, - заканчивал он. 
          - Ну что. Будем изучать  «это нечто», -  заключала дочь.