Смерть за фортепиано

 Холод. Сырость. Мрак. Одиночество. Первое, что я почувствовала, едва открыв глаза, это бесконечная пустота в душе. Немного придя в себя, я поняла, почему мне холодно. Я лежала на грязном каменном полу, и всем своим существом чувствовала, как веет от него древностью и ледяным духом. Я с трудом поднялась на ноги. В голове пульсировала боль, словно туда насыпали битого стекла, в висках стучало, но вскоре мне стало легче. Я осмотрелась и поняла, что нахожусь в тоннеле. Почему-то мне сначала захотелось развернуться и пойти в обратном направлении, но что-то меня остановило. Не знаю, почему, но мне показалось это неправильным. Я сделала глубокий вдох и медленно пошла вперед. Перед глазами мелькали какие-то тени. Казалось, что они носятся не вокруг меня, а внутри, в моей голове. Я смутно увидела перед собой полосатую дорогу. Зебра. Наверняка, это была зебра. Может быть, я по ней шла? Может быть. Еще помню два ярких огня. Блестящую синюю поверхность, и на ней два ярких источника света... Помню короткий испуг. Хотя нет. Непонимание. Удар. Неужели... Внезапно я почувствовала боль в правой ступне. Я посмотрела вниз и только заметила, что была без обуви. Я наступила на что-то острое. Кость. Я присмотрелась внимательнее. Похоже на ребро... Откуда я это знаю? Неважно. Я продолжила путь. Все вокруг было подернуто легкой дымкой, поэтому я не могла определить, какого размера тоннель. И тут я услышала... музыку. Она была едва слышна, как будто исходила из глубокого-глубокого колодца, но я поняла, что это было фортепиано. Я ускорила шаг. Свет. Совсем тусклый, но свет. Я уже чуть ли не бежала, когда, наконец, нашла источник звука. В просторной, темной, освещаемой светом единственной свечи зале, в самом её центре на небольшом пьедестале стоял старый, покореженный и буквально рассыпающийся от времени рояль. Когда-то он, очевидно, был прекрасного благородно-черного цвета, но сейчас осталась лишь пыльно-серая тень былой красоты. Пианист сидел ко мне спиной. Несмотря на то, что он сидел, я поняла, что он высокого роста, спина его была чуть сгорблена. Он слегка покачивался в такт медленной и печальной музыке. Мелодия, которая выходила из-под его умелых и натруженных рук, потрясала своей простотой и проникновенностью. Она плыла как легкий туман, неумолимо наступающий после дождя в прохладный осенний день. Я аккуратно двинулась к нему. Пол сменился на деревянный, но почти везде, где я могла его видеть, он был покрыт тяжелым шелковым полотном насыщенного красного цвета, похожим на огромные занавески, которые вешали в бальных залах древних замков. Я уже почти подошла к подножию возвышения, когда музыкант чуть повел головой в моем направлении, но так, что я до сих пор не видела его лица. На мгновение я не знала, продолжать ли мне свой путь, но решила, что терять уже нечего. Почему я так решила? Я поднялась по трем широким ступеням, также покрытым алой шелковой тканью и села на стоящий рядом с фортепиано табурет. Пианист продолжал играть. У него были черные, как вороново крыло, волосы, которые спадали ему на лицо, из-за чего я по-прежнему не могла его рассмотреть.  
- Почему ты не перестаешь играть?
Молчание. Мне показалось, что его руки на мгновение дрогнули, но это мне только показалось. Я была уверена, что эти руки никогда не дрожат.
- Что это за место? - попыталась я вновь.
- А как ты думаешь? - ответил мне твердый, слегка хриплый голос.
- Я не знаю, я ничего не помню. Ну, почти ничего. Я...
- Если обратишь внимание на мелочи, сможешь увидеть нечто большее, - все еще продолжая играть.
  Я не поняла смысл его слов, но постаралась сосредоточиться. Я закрыла глаза. Поначалу ничего не происходило. Вдруг внутри меня что-то встрепенулось. Мне показалось, это была душа. Она как будто стремилась что-то показать мне. Я ослабила внутреннюю хватку, и то, что беспокойно порхало  во мне, вышло наружу и окутало меня, словно покрывалом. Я увидела себя. Это было так странно. Как будто глядишь через бинокль в зеркало. Смотришь на себя из себя. Я стояла на перекрестке, ждала, пока загорится зеленый свет. На улице пусто. Вдали проехал какой-то грузовик и тут же скрылся из виду. Почему так безлюдно? Наверное, поздно. И правда. Я посмотрела левее себя, стоящей на перекрестке, и увидела магазин часов. 1:35. Загорелся зеленый. Другая я двинулась на противоположную сторону улицы. Неожиданно на дорогу выскочил лакированный синий автомобиль. Я хотела побежать и помочь... себе. Но все произошло слишком быстро. Я видела, как мое тело подбросило в воздух, перевернуло несколько раз и бросило на холодный и мокрый асфальт...
 Я моргнула и снова очутилась в полутемной зале. Музыка стихла. Теперь пианист смотрел на меня. Глядя на него в первый раз, я испытывала страх и тревогу. Через всю правую половину его лица шёл уродливый, кривой, глубокий шрам. Он начинался посреди лба, прорезанного двумя глубокими морщинами, и разделялся на множество ответвлений, заканчивающихся на шее, как корни какого-нибудь подводного растения. Его темные, слегка прикрытые верхними веками глаза были полны знания. Какого-то сверхзнания. Они тяжело смотрели на меня, не сверлили, нет. Понимали, сочувствовали.
 - Я умерла, - прошептала я.
 - Да, - ответил он.
 - Кто ты?
 - Меня по-разному называют.
 На шее выступил холодный пот. Все тело, казалось, сейчас раскрошится и развеется по воздуху, как пыль. У меня поплыло перед глазами. Я приложила, сколько могла, усилий, чтобы не упасть в обморок. Сейчас это казалось мне самым ужасным - после смерти вновь впасть в забытье.
 - Ты дух? - спросила я чуть дрожащим голосом.
 - Можешь так считать, если тебе угодно.
 - Хороший или злой?
 - Единого мнения нет.
 - Так кто же ты?!
 - У вас на земле я бы был чем-то вроде мягкой постели после долгого и утомительного дня; вроде стакана прохладной воды после долгого пребывания в пустыне; вроде хорошего друга для очень одинокого человека. Но так считают не все.  Я помогаю, когда человек уже не нуждается ни в чьей помощи и в то же время ощущает себя слабым и немощным. Мне продолжать?
 - Не стоит.
 - Какую песню ты хочешь услышать? - спросил он после непродолжительного молчания.
 - Что, прости?
 Тень улыбки тронула его изуродованное лицо. Какое у него, наверное, было красивое лицо, подумала я, когда...
 - Твой путь еще не окончен, но, чтобы тебе было легче продолжать его, я могу сыграть тебе песню, которую ты пожелаешь услышать, - улыбка добралась и до его глаз и сделала его еще более красивым. Но лишь на мгновение. Что-то неотвязно ужасное и пугающее пряталось в самом выражении его лица и повсюду стремилось проявить себя.
 Я опустила свои глаза на красный, лоснящийся под ногами шелк и задумалась. Осознание того, что я мертва, уже не тяготило меня, напротив, я чувствовала себя так, как будто очнулась от неприятного страшного сна. Я долго думала. Все это время он смотрел на меня. Несмотря на то, что мои мысли были далеко, я краем глаза продолжала рассматривать его. Он уже давно выпрямился, и его статная осанка предстала моему туманному взору во всей красе. На вид ему было лет тридцать, но его истинный возраст выдавали глаза. Тяжелые, подернутые дымкой то ли задумчивости, то ли замкнутости в себе, они смотрели на меня, не отрываясь. И все-таки, какой он, наверное, был красивый до того, как получил этот шрам…
 Неожиданно я вспомнила себя в детстве. Я сидела за кухонным столом и доедала свою яичницу, запивая её фруктовым соком. Кухня была заполнена ярким солнечным светом. За окном пели птицы. А в гостиной... В гостиной на нашем новом рояле играла моя мама. Она окончила музыкальную школу и играла превосходно, но так и не решилась сделать музыку своей карьерой. Папа спрашивал ее, почему, на что мама отвечала: " Не хочу, чтобы музыка стала для меня повседневностью и средством заработка денег. А это неизбежно, если она будет связана с моей работой ". Я доела свой завтрак и выглянула из-за угла, чтобы посмотреть, как она играет. Она сидела ко мне правым плечом. Глаза ее были закрыты, а руки плавно двигались по клавишам. Она играла песню Дэнниэла Эльфмана, ту, что еще ставили в мультфильме про мертвую невесту и юношу, что полюбили друг друга...
 Я тряхнула головой, чтобы оправиться от воспоминания. Подняла взгляд. Наши с ним глаза встретились, и я поняла, что мне ничего не надо говорить. Он развернулся к инструменту, смахнул волосы, упавшие ему на правый глаз, расправил руки, словно два больших крыла, медленно опустил их... Музыка покорно полилась из-под его пальцев. Вступление на высоких нотах, затем подключается и левая рука. Мелодия начинает набирать темп. Он опять слегка покачивался в такт музыке. Он закрыл глаза. Я продолжала смотреть на него. Как страстно он играл, как хотел, чтобы это было похоже на то, как играла моя мать. Но получилось не так... Получилось намного лучше. Вот он уже достиг кульминации. Пот выступил на правом виске, и каплей сбежал до подбородка, откуда упал на его колено. Резкий, подводящий черту финал. И внезапная, нахлынувшая тишина. Его дыхание чуть-чуть сбилось, но лишь немного. Он открыл глаза. Повернулся ко мне лицом. Все время, что он играл, его брови были сдвинуты, отчего морщины на лбу еще сильнее углубились, но сейчас его лицо вновь разгладилось.
 - Тебе понравилось?
 - Это было восхитительно, - прошептала я.
 Он снова улыбнулся своей легкой улыбкой.
 - Спасибо.
 - За что? - удивилась я, - это я должна тебя благодарить.
 Он как-то странно усмехнулся. Полупечально, полуиронически.
 - Обычно те, кто приходит ко мне, ничего не желают слышать, они сразу отправляются дальше.
 У меня от изумления приоткрылся рот.
 - Но ведь ты замечательно играешь. К тому же люди, что приходят сюда, даже не знают, смогут ли они снова услышать музыку, так почему же они отказываются? – в голосе слышались нотки возмущения.
 - Потому что они меня ненавидят, - тихо ответил он, продолжая печально улыбаться.
 - Но почему?
 - Ты знаешь ответ. А теперь тебе пора.
 Я не стала возражать. Меня даже поразило, как легко я поднялась и направилась прочь.
 - И куда я должна идти?
 - Ты найдешь дорогу, - сказал он, и я вся преисполнилась уверенности. Я знала, что это так. Я двинулась вперед в темноту, но прежде чем полностью погрузиться в нее, я обернулась. Он по-прежнему сидел за фортепиано и смотрел мне вслед. Его лицо снова стало бесстрастным.
 - Этот шрам, - спросила я, - это сделали люди?
 Он слегка улыбнулся.
 - Да. Но не ты.
 Я тоже улыбнулась. Повернулась лицом к темноте. По щекам текли слезы счастья. "Хорошо, что мы встретились ", - подумала я и шагнула во тьму.