Просыпалась я тягостно, мучительно: тело ныло тупой болью, сознание наотрез отказывалось возвращаться во враждебный и агрессивный мир, где со спины следует постоянно ждать удара. С трудом заставив себя разлепить глаза, я с удивлением обнаружила, что помещение залито солнцем, в воздухе пахнет озоном и свежестью, как после грозы. Евгения рядом не было.
Моя шея затекла. Суставы ныли. Но настроение, тем не менее, несколько повысило свой градус. Убедившись, что нахожусь в одиночестве, я стремительно села, спустила ноги на пол и… чуть не потеряла сознание. В области таза разливалась острая боль, что-то потекло изнутри, поясницу прострелило. Я нахмурилась. Следовало немедленно обратиться в клинику, а я валяюсь тут, не пойми где, не разбери, сколько уже времени! Странно, однако, на дворе, вероятнее всего рабочий будничный день, но тишина такая, словно после атомной войны все повымерли. Меня передернуло от ассоциации. Что происходит, где все?
Оглядевшись по сторонам, я отрешенно отметила, что порядок в офисе наводили, пока я была в отключке: никаких следов произошедшей здесь баталии в помине не осталось, все предметы заняли положенные им места, поверхности сверкали чистотой, окна были приоткрыты на проветривание. В изголовье моего лежбища стоял кронштейн, какие бывают в гардеробных, на котором висела одежда, по-видимому, на мой выбор. Вечернее платье, один в один то же самое, которое погибло при нападении. Тонкий льняной офисный костюм: брюки и блейзер, несколько блузок, отличающихся оттенками и фасонами. Джинсы, майки, тонкие джемпера – Джон явно пытался угадать, чем мне угодить. Здесь же висело несколько комплектов нижнего белья в тон блузкам. И халатик для душа. И тапочки-сланцы, чинно ожидавшие меня, ни мало не смущенные соседством с моими, видавшими виды, пафосными «лабутенами» (уже позже я разглядела и другую обувь, но первое впечатление произвело именно это контрастное соседство)…
Рядом на журнальном столике находилась большая коробка. Уже догадываясь, что в ней, я осмотрела еще раз обстановку офиса: любой мало-мальски руководящий сотрудник корпорации в своих офисных апартаментах обеспечивался персональной туалетной комнатой, чтобы, так сказать, надолго не прерывать бизнес-процессы в угоду чисто физиологическим. Нужная дверь быстро обнаружилась, и я, подхватив коробку, сунув ноги в тапки и перекинув халатик через плечо, шмыгнула в сортир.
Как я и предполагала, руководительницу местного филиала обеспечивали по высшему разряду: туалет, биде, душевая кабинка, огромное зеркало-трельяж, фен, плойка, выпрямитель, ассортимент душевых принадлежностей, свежие полотенца.
В коробке я нашла средства женской гигиены, косметику, парфюмерию, расческу, новую зубную щетку – то, что доктор прописал. Приводила себя в порядок долго, смывая с себя остатки неприятных воспоминаний, готовясь начать жизнь заново, словно это был всего лишь дурной сон…
Только лишь когда мой автопилот закончил приводить в порядок внешность пострадавшей, и душа удовлетворенно отметила, что ничего в моем облике не выдает раздрай после пережитого, я облачилась джинсы, натянула майку, легкий джемперок и теннисные туфли, посчитав, что имею права выглядеть как на отдыхе, ибо предчувствовала, что окружающая действительность объявила выходные всем в округе…
Как раз в эту минуту хлопнула входная дверь. Джон оценивающе взглянул на мои старания и удовлетворенно хмыкнул:
– М-да, я именно это и ожидал увидеть. Красавица во всеоружии и готова к бою! Проголодалась?
Словно услышав вопрос, мой желудок громко проурчал, и мы синхронно и непринужденно рассмеялись. Джон указал рукой в сторону стола для совещаний, где, как выяснилось, уже было сервировано на двоих.
– Погоди, а где все? Я ничего не понимаю, такая тишина кругом… нерабочая?
– Ты права, нерабочая! Я воспользовался своей властью и отправил всех местных сотрудников в оплачиваемый трехдневный отпуск: продолжают банкетить в «Резиденции», все как один. Так что здесь сейчас никого, кроме нас с тобой и моей личной охраны.
– Который сейчас час… и который день, вообще?
– Время ланча, а день…? Второй, если считать после даты банкета: ты проспала тридцать восемь часов к ряду, я даже беспокоился немного, заглядывал… ну, пару раз, в общем…
– Я заметила, спасибо, Женя, только чересчур уж ты с гардеробом… Хватило бы вполне какого-нибудь одного, дежурного комплекта, чисто до отеля добраться…
– Перестань, ей-Богу, и, кстати, ничего здесь не оставляй, все забирай с собой, там за диваном еще сумка дорожная лежит, вместительная вполне, так что – все свое берем с собой, – и он мне подмигнул.
– Послушай, Джон, эти… ну, фотографии, в общем, – я не знала, как правильно сформулировать мучающий меня вопрос. – Тот, человек, что вел наблюдение, что он говорит по этому поводу.
Джон нахмурился.
– Ты уверена, что тебе сейчас это важно? О кей, слушай! Алексей действительно встречается с этой «ранеткой», по-видимому, достаточно давно. С тех пор как ты покинула «Максиму», их встречи участились, по крайней мере, служба входного контроля ТРПЦ зафиксировала гораздо более частые отлучки твоего супруга с места работы в течение дня, по сравнению с более ранними периодами. Мы проверяли: время отлучек почти всегда совпадала с данными «наружки», фотографировавшей их вместе…
– Кто она? – помертвевшими губами еле выдавила я из себя.
– Мы работаем над этим, она почти нигде не авторизуется, всюду, где надо что-либо приобрести, внутрь входит один Алексей, она ждет в машине. Машина не ведомственная. Номера не наши. Водитель каждый раз разный, и тоже не из наших. Девица явно в парике, очки на людях не снимает. Но ты не переживай, мы и не такие интриги раскручивали, вычислим и эту вертихвостку, мои люди носом землю роют, может уже даже чего и раскопали, я, признаться, эти последние пару суток совершенно о другом думал, – последняя фраза вышла у Джона весьма многозначительной. Мне стало неловко.
В этот момент постучали в дверь. Молодой человек в униформе охранника-максимала вкатил тележку с провизией. На меня он даже не поднял взгляда, молча расставил все на столе и бесшумно удалился.
– Давай оставим этот разговор до нашего возвращения, – успокаивающим тоном предложил Максимов. – Ты придешь в себя окончательно, сможешь все грамотно взвесить, принять решение не под влиянием эмоций, а трезво…
– Да, чего там решать, Жень, – я и сама решила пока на все махнуть рукой. – Глупо трепать себе нервы, когда твой собственный супруг где-то вдалеке от тебя наслаждается жизнью. Пес с ним, разберемся как-нибудь! Он пока все еще мой муж, а значит, обязан дать мне ответы на все вопросы при личной встрече, а до этого – я не стану себя терзать и мучиться над придумыванием различных сценариев: месть или прощение – время покажет. Давай уже питаться, что ли?
Никогда еще в жизни мне так не хотелось есть: я уплетала за обе щеки, слушая рассказы Джона о том, что происходило в городе в мое отсутствие. В основном это были абсолютно рядовые бизнес-новости, но я радовалась уже тому, что ничего более тревожащего, чем уличение супруга в прелюбодеянии, не произошло.
Почувствовав себя налопавшейся, аки Шарик на помойке, я отвалилась на спинку стула, осоловело улыбаясь в пустоту. Джон налил мне вина, себе коньячку и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Лучше? Ну, то-то же, а я уже и не чаял дождаться твоей благосклонности, нет, прости, не хмурься обратно, пожалуйста, – Джон пригубил коньяк, поставил стакан и встал из-за стола. Я хмуро наблюдала, как он подходит ко мне. Его руки легли мне на плечи, начали их легонечко массировать, поглаживать; кончиками пальцев он едва касался моей шеи, поцеловал в макушку, затем слегка сжал меня за плечи, заставил подняться со стула и внезапно, порывисто развернул к себе и обнял. В его объятиях я почувствовала себя… защищенной, что-ли… Он крепко держал меня, поглаживал по голове, что-то едва слышно бормотал и поминутно целовал меня куда-то в голову, куда попадал, собственно… Я не понимала, что мне делать, стояла, как истукан, руки по швам, и боялась шелохнуться, только вот…
Поцелуи Джона вызывали во мне странные ощущения: словно из детства, когда отец успокаивает расстроенную дочурку, мне было одновременно неловко, ведь я все-таки замужняя женщина, и при этом непередаваемо комфортно и надежно, словно в Джона в эту минуту вселился дух моего покойного отца. Сама не понимаю, как это произошло, но в какое-то мгновение мои руки сами потянулись к нему, я обвила его шею, уткнулась носом в плечо и снова начала всхлипывать…
Джон почувствовал, что я плачу, и, взяв мое лицо в ладони, начал целовать меня в щеки, лоб, глаза, наконец, в шею, плечи. Я услышала, как в его дыхании стали проявляться судорожные похрипывания. Мужчина распалялся все сильнее. На лбу выступила испарина, руки начали подрагивать… Я несмело подняла на него глаза, наши взгляды встретились: в его – читался робкий вопрос, в моих – … Уже не знаю, что он прочел в моей мятущейся душе, только в эту секунду встретились и наши губы… Сначала очень осторожно, словно не веря в реальность происходящего, затем все настойчивее, Джон жаждал, что я отвечу на поцелуй, и я, в конце концов, ответила… Евгения как будто подменили, он буквально скомкал меня в своих объятиях, губы стали жадными, страстными и требовательными! Еще мгновение, и все столовые приборы наотмашь полетели со стола. Одним рывком Джон усадил меня перед собою на столе, мы продолжали целоваться в то время, как наши руки срывали дуг с друга одежды. Мужчина тихо постанывал, я тоже очень сильно завелась. А что? Какого черта! Меня так любят, а я угрызаюсь по поводу верности браку, агонизирующему в периоде полураспада… Будь, что будет, пусть, зато я снова желанна и боготворима! Женя, Женечка, что со мной ты делаешь?..
И вдруг Джон остановился, как вкопанный, отвел мои руки, отстранился. Его глаза все еще лихорадочно блестели, но в них появилось какое-то незнакомое мне выражение.
[justify]– Нет, Ладушка, все не так, неправильно! Я не могу воспользоваться минутой твоей слабости после пережитого стресса! Я буду
