- Небольшой тортик честной компании! – воскликнула она. Люди смеялись, аплодировали. Люди с радостью снимали капли крема со своих нарядов, совсем на нее не обижаясь. Это была восхитительная шутка, это был подарок, без которого Маммонна, видимо, не приезжала никогда. И теперь счастливчики, на которых попал крем, слизывали его со своих рук, смеясь и радуясь везению, словно выиграли в лотерее.
- Эллка, привет! – махнула Маммонна короткой рукой хозяйке дома. Та покраснела, расцвела в улыбке и поздоровалась.
Тусовочка началась. Люди в праздничных нарядах весело разливали шампанское и прочие напитки, закусывали маленькими канопе, общались, обнимались, шумели. Здесь были одни знаменитости, весь бомонд: пожилые мужчины и молодые девчонки рядом с ними, совсем еще юные мальчики под руку со своими мамочками, знаменитыми, всем известными, отпиаренными и любимыми. Вдалеке Леонидов увидел своего издателя, потом Силаева, увидел маленького менеджера Агентства “22 и 2”, здесь были всем знакомые журналисты и ведущие различных шоу и передач, режиссеры и актеры. Были продюсеры и их модели-певицы. Полуголые, но изумительно раздетые, полутрезвые и навеселе, разгоряченные жарой и праздником, молодые женщины. Здесь собрались все! Политики и бизнесмены, племянники и племянницы, светские дивы и светские львы. Зрелище напоминало большой веселый вольер, в котором по случайности собрались люди разных пород, возрастов и званий, разных регалий и чинов. Словом, весь Бомонд!
- Там решаются все дела, - вспомнил он слова Петрова.
Пока он разглядывал вновь прибывших гостей и Мадам (по-видимому, это и была она), Маммонна продолжала о чем-то темпераментно говорить, а гости понимающе ей кивали. Вдруг он услышал имя Медильяне и подошел ближе. А Маммонна продолжала гневную речь:
- …каков мерзавец! Оставить меня без тряпок, без нарядов! Позволить себя убить! В чем теперь я должна ходить? У кого я буду одеваться? Кто, вообще, меня сможет одеть? Он знал каждый сантиметр, каждую клеточку моего тела! Его убить за это мало!
- Но, его уже убили! Застрелили! – воскликнул кто-то из толпы.
- Мало! Мало! – продолжала Маммонна, - и поделом! Каков наглец! Надеть на нас майки! Шорты! Наглец и извращенец! Извращенец!...
Последнее слово она произнесла трогательно, с любовью и подняла с вершины торта картинку, вылепленную из крема и шоколада. На ней был портрет какого-то человека. Маммонна воткнула его, как праздничную свечку, в торт и поднесла зажигалку. На картине была расположена маленькая свечка, которая осветила лицо человека. Леонидов вздрогнул и огляделся. Человек этот был ему знаком! Он напоминал старичка, с которым он только что разговаривал. Это точно был тот самый старик! Как такое могло произойти!? Он сошел с ума! А люди вокруг зашептали: - Медильяне, Медильяне.
- Мой хороший! – трогательно продолжала Маммонна, - мой Ангел! Мой любимый папочка!
Люди притихли, она пустила слезу и отломила кусочек шоколадки, съела его, громко чавкая, потом произнесла: - Сегодня мы празднуем твою кончину! – помолчав мгновение, резко обернулась и неожиданно заорала: - Празднуем, я сказала, празднуем, веселимся, нечего сопли жевать! Торррт! Рррежеммм торррт! Офффицианттт!
К ней подбежал человек с подносом, на котором лежали маленькие ножи и вилочки для канопе. Она взяла двумя пальцами одну такую крошечную вилку и воткнула ее, как булавку, в огромный торт. Потом снова и снова, оглядываясь по сторонам.
- Ты, что издеваешься? – гневно воскликнула она. – Пшел вон, скотина! - топнула она ногой на официанта, - садовника! Зовите садовника! Пусть принесет свои прибамбасы! Да побыстрей! Маммоннка ничего не ела с самого утра! – и грохнула поднос оземь. А к ней уже мчался человек, неся большую совковую лопату и вилы. Появились люди с огромными подносами в руках, на которых можно было уложить целого жареного поросенка или барашка. По-видимому, Маммоннка не признавала фуршетов и тяготела к гигантомании и средневековым оргиям. Очень скоро в ее руках оказался огромный поднос с куском торта величиной с голову, который она разрезала большим садовым кинжалом и ела прямо с ножа. Остальные тоже получили лакомые куски, положенные совковой лопатой. Праздник продолжался…
Спустя немного времени, какой-то человек подвел к Маммонне трех разодетых… или раздетых, высоких девиц и молодого парня: – Вот, Маммонна, посмотри на моих ребят! Мой новый проект! – гордо произнес он. Маммонна стояла с куском торта, широко расставив ноги, громко чавкала и критически, прищуренными глазками, смотрела на этих людей.
- Какие сюськи! – наконец, воскликнула она.
Капелька пота потекла по лицу этого человека, по-видимому, продюсера новой группы. Он заметно волновался и заискивающе на нее смотрел. Маммонна подошла к одной из девиц. Та была выше ее на голову. Маммонна сунула свой нос в шикарный бюст девицы, потом оторвалась от него и басом спросила: - Настоящий?
- Настоящий, - робко улыбнулась девица.
Люди вокруг радостно засмеялись. Маммонна проделала то же самое с остальными девицами, троекратно получив овации за свою шутку, и проворчала: - Ну да, ну да, настоящие, так я и поверила. - Потом подошла к молодому парню, солисту группы, и снова произнесла, чавкая тортом: - У тебя тоже настоящий?
Парень покраснел, но сразу же ответил: - А то! Иначе стоял бы я здесь перед вами!
- Стоял! Стоял! – покровительственно закивала Маммонна, - при виде такой женщины можно только стоять! – и лукаво на него посмотрела: - Ладно, потом, позже познакомимся, пупсик!
- Вам нравятся мои ребятки? – спросил продюсер, улыбаясь.
Маммонна снова оглядела девиц, потом паренька: - Не многовато ли для одного? Ладно, пойте… или что там они у тебя делают?
- Поют, еще как поют! – воскликнул продюсер.
- Ну, и ладно! Пусть себе поют, пока я добрая.
Потом к ней снова и снова подходили какие-то люди. Они знакомились, представлялись. “Решали дела”.
Вскоре Леонидов потерял Маммонну из виду, заметив старого друга. Того самого, который его как-то “выручил” деньгами. Тот очень обрадовался и отвел его в сторонку: - Рад видеть тебя, старина! – воскликнул он, - наконец ты с нами!
- С вами? - Леонидов не понял, но переспрашивать не стал. Они какое-то время говорили, потом друг спросил: - Как теперь тебя называть, Леонидов? Господин Леон? – и засмеялся.
- Да, хоть Леонардо, называй. Можешь Васей, можешь Петей, Майклом - кем угодно, значения не имеет! – проворчал он.
- Это ты напрасно! – воскликнул друг: - Тебя классно отпиарили, держись этого курса. Теперь ты, как разведчик, будешь лежать на операционном столе под наркозом, да, хоть при родах, не имеешь права вспоминать свое настоящее имя.
- А, было ли оно когда-нибудь, имя это? - мрачно пошутил Леонидов. Но друг шутки не понял: - Вот это правильно! Не было этого имени! Вот это по-нашему!
- Тебя-то как теперь называют? - спросил Леонидов. Тот ответил:
– Я, старик, не публичная личность, остался тем же, кем и был. Все по-прежнему, - и, посмотрев на него, сказал: - А ведь ты, Леонидов,… прости Леон, должен мне кучу денег.
- Серьезно? – удивился он.
- Ты знаешь, что я подумал? Помнишь тот случай несколько месяцев назад, - продолжал друг. - Если бы я тогда дал тебе эти несчастные деньги, эти гнилые, порочные деньги, сейчас бы ты не стоял в этом замечательном зале, и мы не разговаривали бы с тобой.
Леонидов уставился на него и не нашелся, что ответить.
- Да-да, - убедительно продолжал друг, - если бы ты просто взял тогда в долг и все это промотал, потом снова взял и так далее, у тебя не появился бы азарт, вкус к жизни, к борьбе! На это я и рассчитывал! Я ждал, когда ты начнешь бороться, это и был мой гениальный план! Я тебе тогда “конкретно” помог. Как видишь, у меня получилось!... У нас! – поправился он и добавил: - Так что, с тебя причитается!
Друг говорил на полном серьезе, он не шутил, был уверен в правоте своих слов! Он был в этом убежден!
- Сколько? – пошутил Леонидов.
- Не сейчас, - серьезно ответил тот.
- Не хочу быть обязанным, - настаивал Леонидов.
- Потом, потом, сочтемся. Я подожду, не к спеху, - ответил друг и воскликнул, глядя куда-то вдаль. – Посмотри, какие люди!
Теперь Леонидов смотрел на какого-то человека, пытаясь его вспомнить.
- Художник! Это же его старый друг, Художник! Как он мог не узнать его сразу?
Они протиснулись сквозь толпу, поздоровались, обнялись.
- Ну, как твоя Луна? – спросил Леонидов.
- Сияет в ночи! – ответил тот. – Закончил, теперь могу выполнить твою просьбу.
- Какую просьбу? – спросил он, делая вид, что не помнит.
- Ну, как же, твои обложки! Пора рисовать, пора творить! Буду рад поставить твою фамилию рядом с моей. Представляешь? На обороте титульной страницы крупно: - “Иллюстрации к книге выполнены известным господином Художником”! – воскликнул он, - моя фамилия,… а потом и твоя … тоже!... Ну, или наоборот, - покраснел он и поправился: - Как когда-то, помнишь в театральной программке – режиссер ты, художник – я.
- А как же твой Сатурн? - воскликнул Леонидов, - Сатурн домазал?
- Сатурн подождет! – воскликнул Художник, - сначала твои дела! Мы же одна компания, какой может быть Сатурн, сначала книги. Ты просто обязан отдать мне заказ на эти обложки, ты должен…
- Должен? – снова прозвучало в голове.
Алка…, вернее Эллен, с мужем подошли к их компании.
- Господин, Леон! – воскликнула она, - я выполнила твою просьбу! – гордо заявила она.
- Какую просьбу? – не понял он.
- Ну, Леон… Идов! Не придуривайся! Ты же хотел печататься в нашем издательстве! Мой папочка прочитал твои книги, ну…, то есть, просмотрел…, пролистал… короче, мы согласны!
- Без понтов! – подтвердил папочка, и добавил: - С твоим издателем все порешаю, разберусь сам, короче, можем работать, в легкую.
Алка посмотрела на мужа и перевела: - Все юридические тонкости мой муж берет на себя.
- Не твоя печаль, - добавил папочка.
- Ну да,… ну,… это самое я и говорю, - сказала Алка, - подписывайте договор и вперед! Вперед? – посмотрела она на мужа.
- В легкую, - повторил папочка, поправил пиджак на широких плечах и осклабился.
- Я подумаю, - произнес Леонидов.
- Подумаю? – удивился папочка.
- Леонидов,… прости, Леончик! – поправилась Эллен. - Ты же сам нас просил? В конце концов, ты обещал! Теперь ты просто должен! Ты наш!
- Должен, - снова мелькнуло в голове, - когда он оказался всем должен?
[justify]- Он хотел сказать, что не отказывается, - возникла Гелла, теперь она всегда появлялась в нужное
