Дорога домой.

Дорога домой
Молдова. Райские сады. Высокое небо. Непроходимые леса. Никогда не думала, что буду петь тебе гимн любви. Я сбежала от тебя, Молдова. Я старалась забыть тебя, мой цветущий край. Я начала новую жизнь, оставив тебе свою, прежнюю.
Тридцать лет. Тридцать лет ты ждала меня, моя милая родина. А я не приходила. И никогда не скучала по твоим тихим закатам. По цветущим персикам. Над моими снами никогда не взметалось твое высокое небо и яркие звезды. Теплые вечера с кваканьем лягушек не тревожили мою память. Я вычеркнула все это из своей жизни. Я заставила себя забыть тебя.
Новое имя, новый дом. Что толкнуло меня вернуться? Не знаю.
Я веду машину по твоим разбитым дорогам. Господи, ничего не изменилось. Ухабы, колдобины, рытвины, раскаленный асфальт.
Я привыкла к автобанам. Чистым, ровным дорогам. Привыкла, поэтому машину веду в жутком напряжении. Эту колымагу пришлось взять напрокат. Напрокат по-местному, «по-молдавски». То есть заплатила втридорога за рухлядь. Черт! Машине лет двадцать пять. Еле тащится. Гудит, пыхтит.
Зачем, зачем я еду по этой дороге? Неужели, только затем, чтобы вновь увидеть кукурузные поля, шляпки подсолнухов, золотистую пшеницу и стареющие орехи, растущие вдоль дороги?..
Тридцать лет я не ела орехов. Нет, я их, конечно, ела. Они продаются в любом европейском супермаркете. Но это не то! Совсем не то! А вот зеленые орешки, сорванные с дерева и очищенные острым ножичком, – они… превосходны! Восхитительны! И ладно, что кожа на руках стерта, перемазана в зелено-коричневый. И к чертовой бабушке европейский маникюр, накладные ногти. Когда-то у меня были свои шикарные ногти. Крепкие, розовые. Много лет тому назад…
И не стоит об этом. В сегодняшнем дне я научилась думать только о том, что приятно, полезно, а беспокойным мыслям нечего блуждать по счастливому времени. Положительные эмоции, простая жизненная позиция украсили мой новый мир домом, мужем и детьми. Придав смысл ровному и спокойному существованию.
Зачем приехала? Куда еду?
Некуда мне ехать. Только разве что издалека посмотреть на тот дом. А есть ли он? Не стерт ли с лица земли?
Когда-то мне самой хотелось это сделать. Сравнять его с землей. Разнести крепкое каменное строение до последней крохи-песчинки. Но я просто уехала. Или сбежала?
А он остался. Тот дом. Пустой дом.
Было время, когда в нем жил смех. Не сразу въелись в его старые камни ужас и слезы…
Быт – как у всех. Семидесятые годы. Кровать, телевизор, холодильник и телефон.
Мой муж никогда не пил. Стрелял очень метко. Табельное оружие носил всегда при себе. Зачем?
Наши соседи считали его приличным человеком, хорошим семьянином и добрым товарищем. Странные, наивные времена.
Не родившийся ребенок был мне утешением и отрадой. Я носила его под сердцем, а он жалел меня. Я знаю.
Он был лучшим моим слушателем. Ему я рассказывала о том, что нет дождя, стоит знойное, жаркое лето. Это плохо. После засухи всегда наступает голод.
Рассказывала и о том, как тяжело мыть грязные полы. Как я хочу спать. Всегда. Везде. Именно этим я нервирую его отца. Он все чаще говорит, что женился на ленивой женщине, а если бы знал раньше, никогда не совершил бы этого глупого поступка.
Лучше бы он не женился на мне.
Заплатив за будущую хозяйку своего дома большой выкуп, он сожалел. Что такое выкуп? Козы, бараны, хрусталь, золото. Прогадал. Боясь осуждающих взглядов соседей и неодобрения со стороны правящей партии, он не решался осуществить желаемое – вернуть меня в родительский дом.
В том чудном времени перемешалось все. И строгие обычаи предков, и новые порядки социалистического строя (не так уж и много лет прошло с тех пор, как родную землю, бежав, покинули румынские бояре). Занимая высокую должность, мой муж содрогался от мысли, что может остаться без партийного билета.
Лежа на холодном полу, прикованная наручниками к горячей чугунной батарее, я мечтала. Когда-то у меня будет другой дом. Красивый, уютный дом, мраморным порогом выходящий на берег теплого моря. В этом доме я буду слушать говорливое море, и в мое окно – когда-нибудь! – капельками соленой воды залетит легкий бриз.
Я мечтала, глотая слезы, смешанные с кровью, текшей из перебитого носа. Те мечты помогли мне выжить.
Богом дана человеку душа, а если в человеке нет души – человек пуст.
Мой муж был пуст, как дупло. Правда. Однако это не мешало ему продвигаться по служебной лестнице. Лестнице власти. Та власть подразумевала ношение огнестрельного оружия. Табельное оружие угодило в руки человека, который забавлялся. Ведь это смешная забава – стрелять по старому дереву, к которому бельевыми веревками привязана молодая жена.
Я не кричала. И не звала на помощь.
Очнувшись, увидела перекошенное в испуге лицо мужа. «Я пошутил… Я пошутил…» – твердили его сухие губы.
Я ничего не понимала. Ничего не помнила. Ощутив под собой что-то липкое, приподняла голову. В светлом небе разглядела резвого мальчика, бегущего по белоснежным облакам. Прыг-скок, он быстро удалялся. Ребенок. Мой ребенок! Верните его мне… Потом мне сказали, что я бредила.
Мой муж приехал за мной на новой машине. Зашел в палату с большим букетом красивых цветов. Оставил медсестрам дорогие коробки конфет.
Я уехала с ним. Мне было страшно оказаться на улице. Странно, но я забыла другие страхи. Наркоз.
Глядя на мое бледное лицо и впалый живот, мой муж попытался ухаживать; моя новая внешность будила его воображение.
Машина на скорости проскочила тихий городок, пустую бензоколонку и покатилась в сторону леса. В густом лесу рождался и умирал шумный водопад. Я любила воду, сбегающую вниз по скале. Мне нравилось, как, урча, пробираясь сквозь скользкие камни, она срывалась вниз и, разбившись, замирала. Или умирала.
Машина подъехала к обрыву и остановилась. Из окна был виден и звонкий водопад, и притихший лес, и хмурое ненастное небо. Мы не стали выходить из машины. Начинался дождь. Первые дни осени засеменили мелкими шажками.
Там же, на мягких новых сиденьях, под монотонный шум проливного дождя, я познала ужас, до тех пор неведомый. И горячую боль. Она обжигающей струей протекла по всему телу.
А потом он устал и крепко уснул.
Он спал так сладко! Его большое лицо, вздрагивая во сне, гримасничало. Его пухлые губы пускали мелкие пузырьки слюны.
Машина, новая красная машина сушила мокрые бока под теплым солнцем. Дождь закончился так же быстро, как и начался. Южный дождь. Он слегка размыл почву. Я знала, что по такой земле сложно будет подобраться к самому краю обрыва. Но я рассчитывала на мощный новый мотор. А еще надеялась, что мой муж не проснется.
Он не проснулся, когда я завела машину. Он не проснулся, когда капот машины завис над обрывом. Он не проснулся, когда ее – новенькую, блестящую – я подтолкнула сзади.
Взвились лесные птицы. Охнул лес отголоском дальнего грома. Красными вспышками-молниями осветилось небо. Гроза ушла на север.
Она нашла меня ночью. На берегу какого-то ручья. Чистая, холодная вода омывала мое лицо, а тело укрывалось в высокой траве.
Но она нашла меня. Видно, я громко стонала. Заглянув в мои глаза, чужая женщина протянула руку помощи. Так я уехала из Советского Союза, не зная, что больше никогда не вернусь в эту огромную страну. Что все изменится и переменится в стране счастливых грез.
Она пожалела меня. Истратила на меня немалую часть своих сбережений. Подарила мне свои эмоции. Для чего? Почему?
Спустя годы я случайно узнала: ее тоже когда-то кирзовым сапогом в грудь бил партийный муж. Вымещая злобу и неудовлетворенность ненасытного мужского эго.
Зачем я вернулась в эти края? Проехав долгий путь по Молдове, ощутила, что не ностальгия привела меня в эти теплые места. Родственники? Они давно похоронили меня. Для них я осталась в сгоревшей машине.
Мои ноги затекли. Отряхнула брюки, подошла к машине. Пора было ехать. Куда? На закат.
Ту машину я узнала издалека. Несмотря на то, что видела ее всего один раз, ранним утром…
Ее влажные красные бока наслаждались наступившим пурпурным закатом. Они блестели и искрились под лучами заходящего солнца. Она была такой красивой! Совсем новой…
Машина приближалась тихо, медленно, плавно. И он. Он тоже приближался. Я отчетливо увидела его большую голову. До ужаса знакомые пухлые губы и эти маленькие пузырьки, счастливо проступившие меж влажных губ.
Мы почти сравнялись.
Он помахал мне рукой. Вяло и сонно. Мой покойный муж позвал меня за собой.
Теперь я знала, зачем вернулась. К ужасу своему – поняла.