«Не летом, - говорю. – Летом не дают. В марте, наверное».
Та аж на месте запрыгала: «Так удачно, так удачно! У нас как раз на март нераспределённые путёвки в санаторий «Парус» в Евпатории, он тоже в нашей системе, управление делами президента. Отличное место для несемейных. Поедешь? Совсем недорого получается».
Я и согласился сдуру, чего не поехать, уж лучше Крым, чем дома в квартире сидеть, ворон считать.
«Парус» этот заповедник ещё тот. Управделами президента, ёб твою мать, мебель обшарпанная, «ящик» родом из СССР, шконка скрипучая, территория засранная, это я, как рабочий службы благоустройства со стажем, ответственно заявляю. Народонаселения хуй да ни хуя, три бабки с клюкой, почётные пенсионерки всей Вселенной, два деда, ветерана гражданской войны, и пять грымз, все как на подбор в очках, из категории – сорок пять баба ягодка опять. Я их когда увидел, подумал, училки, наверное. Так и оказалось, из Надыма они, спонсоры нефтяники оплатили поездку самых выдающих педагогов местной школы. Педагоги они, может, и выдающиеся, но рожи у всех, умолчим про фигуры, я столько не выпью, в гробу я таких ягодок видал. Вот я и говорю: солнце, воздух, онанизмь…
Я мужчина хоть куда, три года до пенсии. Высокий, худой, жировых отложений не имею. Принципиальный холостяк, не люблю я весь этот семейный быт. Дети, может, и есть, но я их не встречал никогда. Мне одному хорошо, спокойно.
Жизнь меня, конечно, поломала, но не сильно. Закончил автомеханический в Москве, на производстве поработал, в министерстве клерком, с государевой службы в одну фирмёшку замдиректором перешёл. Кучеряво жили, грех жаловаться, а потом нашего хозяина менты накрыли. Проворовался, говорят, кредитов набрал и не вернул, сука. По мне тоже катком прошлись, я документов, не глядя, до хуя наподписывал. Короче, нервов помотали, условный срок впаяли, повезло, как несудимому раньше.
Выбрался я из этой катавасии и решил: в пизду этот бизнес, нервное больно занятие. Побродил по столице в поисках работы и устроился в результате в ОК Ватутинки, ОК означает оздоровительный комплекс, полчаса пешком от моей квартиры в Троицке или десять минут на автобусе. По подмосковным меркам охуительно рядом. Дворником ковыряюсь, снег, метла, лопата. Нормальная работа, они делают вид, что платят, мы делаем вид, что работаем.
Ранней весной в Крыму, конечно, тоска. Купаться, понятно, нельзя, сидишь на берегу, смотришь на море, полным мудаком себя ощущаешь. Экскурсии есть, но за них платить надо, и на хуя мне эта Ай-Петри, чего, я гор в интернете не видал. С грымзами в столовке перезнакомились, нудные, они, блядь пиздец, хорошо, что не вяжут по вечерам в гостиничном холле. Так что после ужина я в номер, бутылочку портвешка откупорил, рок фм включил и слушаю товарища Оззи, очень я его уважаю. На полную катушку не врубаю, я человек вежливый, бабкам с грымзами явно Осборн не в кайф будет.
Вот и в тот вечер потягиваю я винцо, по волне третий концерт Зеппелин передают, расслабляюсь. Стук в дверь. Открываю, на пороге грымза стоит, самая пристойная, Светой зовут. «Какая, - говорит, - музыка у вас интересная. Я и не слышала такую никогда».
«Вот, блядь, тетеря, - думаю. – Они в своем Надыме только шансон, что ли, слушают». «Проходите, - говорю. – Винишка не желаете?»
«Я не против, - отвечает. – Я и водочку с собой принесла».
Выпили мы, поговорили за жизнь, трахнул я эту Свету, а утром думаю, мне ведь здесь ещё две недели отпуск отбывать, пристанет теперь как банный лист, не пора ли раньше срока сваливать, заебался я отдыхать. Поскрёб по сусекам, пошел в авиакассу, билет поменял на послезавтра.
Вечером после ужина говорю своей пассии: «Тут такая незадача, Света. Телеграмму получил, на работу вызывают. У нас там аврал».
«А ты где работаешь?» - спрашивает.
«В центре управления полётами. На Марс запуск готовят. Без меня никак. Но я тебе ничего не говорил, сама понимаешь, государственный секрет».
«Понимаю, - говорит. – Рот на замочке. Я ведь тоже послезавтра уезжаю, муж, семья, работа. У меня к тебе, Витенька, дело есть важное».
«Что за дело, - говорю. – Чем смогу, помогу».
«Тварь одну нужно наказать. Наташа зовут, она в нашей группе самая толстая. Она много лет любовницей моего мужа была, всю жизнь мне изломала».
«Наказать это как?» - спрашиваю.
«Очень просто, - говорит Света. – Убить и съесть. Мне бабка-гадалка наворожила, что если сердце соперницы зажарить на костре и скушать, не будет больше проблем в семейной жизни. Эта Наташа чокнутая, каждую ночь на дикий обрыв приходит и стоит там подолгу в темноте, лунатик, наверное. Вот мы её и подкараулим, дело сделаем, а потом в аэропорт, каждый по своим домам».
«Не знаю, - говорю. – Как-то это стрёмно».
«Ну, ты подумай, - говорит. – Сдаётся мне, что жизнь у тебя очень скучная, Витя, а тут такая забава. Наташу эту не жалко, у неё ни детей, ни мужа, только чужих отбивает. Сволочь она конченная».
Всю ночь я вертелся без сна. Света сказала обидную, но правду. Почти всю жизнь прожил, и, получается, никчёмно. Инженером не состоялся, в бизнесе сдрейфил, род человеческий не продолжил, во всяком случае, в смысле воспитания. Так и помру дворником, с метлой в зубах, не сделав ничего значительного и выдающегося. Кисло выходит, погано.
На следующий день я Свету помурыжил загадочным молчанием и говорю: «Чего не сделаешь ради красивой женщины. Согласен, мочим эту подлюгу».
Настала ночь отъезда, мы со Светой чемоданы наши в камеру хранения на вокзале в Евпатории сдали, пошли обратно к санаторию. Темно, ветер холодный, все порядочные люди по хатам сидят. Пришли к обрыву, а там нет никого.
«И где эта чокнутая? – спрашиваю. – Может, она сегодня не лунатик по расписанию?»
И тут моя пассия выдает:
«Пошутила я, Витя! Хотела проверить подлинность твоих чувств ко мне. Так я соскучилась по настоящему мужику, такому, чтобы как кремень, чтобы что сказал, то сделал».
«Ах, ты сука!» - крикнул я, схватил булыжник и бац её по черепушке, сам не знаю, что на меня нашло.
Сижу возле бездыханного трупа, сопли жую, первый раз всё-таки человека убил. Посидел, погоревал, шнурки с ботинок вытащил, камешек потяжелее к Светиной шее привязал и сбросил с обрыва. Пока суть да дело, пока хватятся, рыбки с крабиками так труп обкарнают, родная мама не узнает. А сердце её ножичком перочинным аккуратно вырезал, на костре поджарил, не пропадать же добру, ничего так на вкус, сладковатое.
Сейчас лето на дворе, в наших ОК Ватутинках работы прорва, траву косить, деревья валить, цветы сажать. Пашем как негры на плантации, а начальство над душой жужжит, грёбанные контрацептивы. Одна у меня теперь радость, когда председатель месткома Пивкина мимо проходит, окороками трясёт. Знатные у неё телеса, аппетитные, и тётка она не старая, токсинами пропиться не успела. Как эту хрюшку увижу, сразу под «ложечкой» неприятно так урчит.
Ну, ничего, ничего. Говорят, Пивкина эта сранная грибы собирать любит. Я подожду, хули тут до осени осталось. В лесу над опятами её и накрою. И свежатинкой полакомлюсь, и на зиму мясца закопчу.
Ничего, ничего, ходи пока, милая, жирок нагуливай. В нашей людоедской ипостаси главное это терпение и верный стратегический расчёт …
