За окном чертяки дворники бодро валили старую иву. В природе светило солнце и царило бабье лето. «Работает система», - удовлетворённо подумал Фандей Фадеич, снял пиджак и беззаботно пописал в бассейн.
«Не на то мы надеялись, - заунывно выла Бэлка, расстегивая на Люсе лифчик. – Не о том мечтали. Боже мой, на двадцать пятом году перестройки опять в совок скатиться. Какой позор для страны!»
«А разве плохо? – обреченно размышлял Фандей Фадеич, поддакивая авторитетам молодости. – Вот я походил, было дело, в коммерсантах, чуть не убили. А на госслужбе как сладко, главное – не зарываться и отчаянно любить Владимира Владимировича».
- Я его тоже люблю, - показал Фандею Фадеичу козу Женька. – И он меня любит. Кто же не любит Евтушенко? Расскажи мне про такого козла.
- Я тебя не люблю, - как обычно испортил праздник Аксенов. – Не люблю, но ценю. Великий ты, сволочь, поэт. А что, Фандейчик, небось, хвастать потом среди своих будешь, три живых трупа в гости заходили.
- В нашем кругу об этом как-то не говорят, - застеснялся Фандей Фадеич. – Мы больше о земном, о насущном.
- Как же, как же, - буркнул Аксенов, перемешав чинзано с коньяком. – Ночами напролёт только и обсуждайте, где бы ещё народ облапошить.
- Он не такой, - замурлыкала Бэлка. – Он милый. Дуболомно кочевряжный и снисходительно чёрствый как засохшая апельсиновая корка. Его хорошо положить на антресоль и рассматривать холодными зимними вечерами. А потом бросить в унитаз и блевать, блевать, блевать.
Секретарша Люся некстати захохотала и натянула трусы на голову.
- Зачем же меня в унитаз, - вяло возразил Фандей Фадеич. – Я чистенький!
- А ты в поле пойди, - напыщенно возвестил Женька. – К народу. Посмотри, как простой люд нищенствует. Поклонись в пояс, прощения попроси, корову за яйца на заре подержи.
- Нет у коровы яиц, дурак ты поэтический, - разозлился Аксенов. – Всё гиперболами мыслишь. Проще надо жить и писать надо проще.
- Ну, я пошёл тогда, - сказал Фандей Фадеич. – Мне как бы работать надо.
- Пойди, дружок, - сказала Бэлка. – Воблы на обратном пути прихвати.
На неверных ногах Фандей Фадеич выбрался из бани. В оглушающей тишине на оздоровительный комплекс опустился обеденный перерыв. «Жрут, кровопийцы, - чертыхнулся Фандей Фадеич. – Им только и жрать, а мне за весь трудовой коллектив отдуваться. Надо бы придумать, как зарплату опять уменьшить».
У служебных ворот непонятный человек в кожаных штанах задумчиво ремонтировал переднее колесо харлея.
- Hey, acid head! – приветливо сказал человек. – My name is Ken Kesey. Where is the nearest shop?
- Киргуду бирбимбияк, - без всякой радости в голосе ответил Фандей Фадеич.
- Короче, Склифосовский, - на чистом русском заявил Кен Кизи. – Я тут затрахался в вашей чебурятии. Никакого сервиса. Тачки напрокат имеются?
- Нет, у нас только вертолёты, - непонятно зачем соврал Фандей Фадеич.
- Ну, тогда полетели, - Кен долбанул из бутыли самогонного виски и махнул рукой. В глазах Фандея Фадеича потемнело, земля под ногами завертелась как бешеная, небо раскололось на мелкие ошмётки и заполыхало северным сиянием.
«Ау, Ватутинки!» - беззвучно прошептали его губы, и в угасающем сознании с высоты птичьего полёта Фандей Фадеич доподлинно рассмотрел на верхушках кремлевских ёлок бурундучков, перетиравших с особым цинизмом вирши поэта Быкова.
