Если вам доведется быть в горах Северо – Западного Урала, то
то никогда не забудете ни с чем не сравнимой красоты этих мест.
Старые горы, густо поросшие ельником и сосняком, обильно
кишащие всякой живностью, щедро одаривают гостей ягодами и грибами.
Далеко внизу золотятся ленты рек: Вильвы, Усьвы, Чусовой. Вернее, это
Чусовая сразу за окраинами старого города растекается на два рукава
Вильву и Усьву.
Вильва река спокойная, тихая, а Усьва быстрая и бурлящая. Она
Неглубока, есть много мест, где ее можно перейти, но как трудно при
этом удержаться на ногах, сопротивляясь ее упорному течению.
Лежа на галечном ложе берега Чусовой, вечером можно видеть
как на шлаковую гору выходят качающиеся вагонетки, выливается
огненная лава и устремляется вниз.
Огромный металлургический завод соседствует со старым городом
Чусовым. Шум и гомон не замолкает там ни на минуту. Дворец Культуры
Металлургов - самое величественное здание города. Он огромен и пуст.
Там величаво, тихо и спокойно. Ходят туда редко, надо работать. Работа
идет в три смены, сил на отдых едва хватает.
То ли дело кинотеатр «Луч» - место встреч местной молодежи.
И фильмы хорошие, и магазины разные рядом. Здесь собирается культурная
элита города. Есть о чем поговорить, обсудить последние новости,
пообщаться друг с другом, с пользой провести время.
Возле дома, где я когда-то жил, была посажена целая тополиная
роща. Тополя спасали город от завода, мужественно перерабатывая
газовую дрянь в живительный кислород. Тополиный запах до сих пор
напоминает о родном городе.
Город окружали дремучие леса. Заблудиться в них было легко,
а выйти невозможно. Грибники, ездившие туда в большом количестве,
дальше подлесков не ходили и от железной дороги далеко не удалялись.
Год тогда был тысяча девятьсот семьдесят четвертый. Особенно
грибной.
Дед с внуком, гостившим каждое лето, в августе ходили в лес
чуть ли не ежедневно. В шесть утра на электричке шесть остановок
до станции Заготовка. До девяти часов корзины обычно были полны
отменных белых, обабков, красноголовиков, и на той же электричке
назад в город. Жили недалеко от остановки. Что-то шло в грибовницу,
что-то в жареху, а что-то в маринад.
Внук любил грибы. Когда поездок в лес не было, он прочесывал
по утрам тополиную рощу и приносил до пол корзины шампиньенов.
Грибовница из них была душистой и вкусной. Грибы были страстью семьи.
Тот день в середине августа ничего особенного не обещал. Только
грибов в подлеске оказалось мало. Дед с внуком по едва заметной
просеке углубились в чащу. Грибов там оказалось еще меньше, и пора
было возвращаться, как грибники услышали шум приближающейся
электрички и что есть сил, не разбирая дороги, бросились к остановке.
Шум приближался, но лес становился все гуще и непролазней.
Наконец, все стихло. И тут до старика дошло, какого дурака он
свалял. Эхо сыграло с ними злую шутку. Вместо того, чтобы бежать
к линии, они ушли в обратном направлении, забурились в самые дебри,
а что самое неприятное - потеряли тропу.
Внук, тяжело дыша, опустился на засохший мох и с любопытством
оглядывался вокруг, не понимая всей сложности создавшегося положения.
Дед ситуацию хорошо понимал. К тому же в их семье мужчины всегда
плохо ориентировались в лесу. Вот женщины всегда могли найти выход,
даже на необитаемом острове. А мужская часть вечно плутала.
«Ничего. Не в такие переделки попадал, - подумал старик,
глядя на внука, озабоченно изучающего количество грибов в корзине, -
Главное, не паниковать».
- Поедим, - предложил он, - до обеда еще не скоро.
- Бабушка волноваться будет, - озабоченно произнес внук, принимая
от деда кусок бутерброда с маслом.
Два бутерброда и бутылка холодного чая составила их завтрак.
Покончив с провизией, дед повел внука куда глаза глядят, но уверенно.
Они обходили буреломы, внимательно глядя под ноги, и наконец,
нашли еле видную на земле тропу.
Дед обрадовался, и пол часа у них было хорошее настроение,
пока не вышли на старую заброшенную лесосеку. Обычно тропа имеет
два конца и по логике вещей следовало вернуться назад, где наверняка,
были люди. Но наши грибники двинулись прямо по лесосеке, решив
хлебнуть приключений полной мерой.
Идти было тяжело, трава выше человеческого роста цепляла руки
и ноги. Старик был крепок и вынослив, но внук постоянно отставал и
кричал: «Деда, где ты! Деда, жди меня!»
Ближе к вечеру оба выбились из сил. К тому же, деда укусил в
глаз шмель, и тот распух как футбольный мяч. Предстояло ночевать.
Дед любил песню «Я по свету немало хаживал. Жил в землянке,
в окопах, в тайге», - это было прямо про него, но никак не предполагал,
что снова придется пережить нечто подобное.
Внук же, отдышавшись, деловито рассуждал на тему костра и
шашлыка из грибов.
Спички у деда, конечно, были, но навыки полевой жизни заметно
притупились.
Однако, делать нечего. Солнце клонилось к закату, в лесу темнело.
Внук от усталости уже клевал носом. Старик укрыл его пиджаком,
давно потерявшим срок давности и стал собирать дрова для костра.
Становилось прохладно, но комары почти утихли.
«Нмчего, - думал он, - пробьемся как нибудь». Главным в этих
мыслях было именно «как-нибудь». Пережить ночь, а дальше будет
видно.
Старик наломал хворост, сложил шалашиком, подтащил два
сухих павших ствола, скомкал кусок газеты и достал спички.
- Не надо зажигать, - услышал он странный голос внутри себя.
Оглянулся и в лунном свете увидел крупный собачий силуэт,
стоящий не дальше десяти шагов.
«Волк», - пронеслось в мозгу, и тут же прикрыл спящего внука.
- Ну волк, - раздалось в ответ, - чего бояться-то.
Наступила затяжная пауза. Старик с испугом прижимал к себе
ребенка. Взгляд волка на это был насмешлив.
- Я не людоед, - продолжало плыть в мозгу, - Ночь будет
теплая, спите спокойно. Завтра вечером вернетесь домой, если не
нарушите закон тайги.
- Какой закон? - спросил старик, хоть понял, что речь пойдет
о запретах.
- Не дело пожилому человеку не знать таких простых вещей, -
с иронией пронеслась мысль волка, - Живое не губить, огонь не разводить,
оружия не брать. Грибы, ягоды, травы, годные в пищу, можно. Спирт
нельзя. Пьянство тем более. Мусор нельзя. Кричать нельзя, только «Ау»,
если заблудился, хоть и не поможет. Никаких машин, тем более летающих.
- У нас ничего такого нет, - поспешил заверить старик.
- Знаю, а за шмеля извини.
- Кто же ты? - с надеждой спросил старик.
- А этот вопрос лишний, спи.
Тут веки старика сами собой сомкнулись, и он погрузился в сон.
Они проснулись от солнчных лучей, припекавших лицо, птичего
щебета и шуршания по земле неведомых зверей. Волка не было.
Вместо него на них глядела огненно-рыжая лисица.
- Доброе утро, - пронеслось в мыслях.
- Для кого как, - ответил старик, - Давно не ночевал в лесу.
- Мы что, не спим, действительно заблудились? - спросил внук, -
А я думал, все это сон.
- Как знать, сны бывают долгие, - проскочила мысль.
- Деда, со мной кто-то разговаривает, - удивился внук.
- Вот наш собеседник, - показал рукой старик, - Можешь говорить,
только мысленно.
- Здравствуйте, - вежливо подумал внук, - А Вы нас выведете из
леса?
- Сперва умываться и завтракать. Идем.
Лис привел незадачливых грибников к роднику, рядом с которым
рос восхитительный малинник. Малина была столь зрелая, что из красной
стала темно-синей. Ее сок утолял и голод и жажду. После завтрака
мысли о еде уже не возникали.
Пока внук шуровал а малиннике, старик писел на сухой мох и
привалился спиной к толстому сосновому стволу, крона которого
медленно качалась в такт слабому ветерку.
- Хорошо, - проскользнуло в мозгу.
- Да, - ответил старик, - давно мне не было так спокойно.
И тут же спохватился. Внука было не видно и не слышно.
- Не бойся, он узнает сегодня столько, на что иным не хватает
целой жизни, - текла неуловимая мысль.
- Я верю, - тихо произнес старик неведомому собеседнику, -
Чего же ты хочешь?
- Я-то ничего, а тебе самое время облегчить душу, поделиться
наболевшим, отвергнуть опасение и страх, которые въелись в твое
существо за всю жизнь. Может в чем-то и покаешься. Когда еще
будет возможность?
- Что тебе до моего покаяния, - вздохнул старик, - Ты и так,
небось, все знаешь.
- Просто хочу помочь тебе разобраться в прошлом и уберечь в
будущем, если не тебя, то твой род, потомство.
- Но я ни о чем не просил, да и явился незваным гостем.
- Чужие просьбы не имеют значения. Я сам решаю кому помогать,
а кому нет. Кому жить, а кому уже хватит. Не ищи логики в моих
действиях. Не поймешь.
- Моя жизнь была тяжкой и беспросветной, - вздохнув, начал
вспоминать старик.
- Ты лучше скажи, зачем взял чужие ботинки в бане?
- А что было делать. Я бродяжничал, жил, где придется. Работы
не было. Денег у людей было мало. Одному банщику я сшил неплохой
жилет, и он пустил меня мыться бесплатно. О, баня. Как я был рад
смыть с себя проклятую грязь. А нарывы на теле от горячей воды
стали мягкимим, и я их давил. Они с хрустом лопались, и хлестала
больная кровь, а я никак не мог остановиться. Это было очищение
в прямом смысле. Я вышел, и простыня, которой я закутался сразу
пропиталась кровью, но хозяин ничего мне не сказал. Жилет был
ему впору. Когда кровь остановилась, я увидел, что кто-то украл мои
ботинки. Это были хорошие ботинки. Я носил их два года, им сносу
не было. Они прошли со мной Лиско, Лодзь, Варшаву. Тогда я стал
искать другие и нашел. Но это было совсем не то. Подошва
отвалилась на другой же день.
Наступило молчание. Старик был во власти воспоминаний, а
неведомый не мешал ему.
- Зачем бросил родню? - старик вздрогнул от вопроса, - Ты ведь
понимал, что будет.
- Понимал, да что толку, - горько вздохнул и продолжил, - Они так
верили в свою Польшу. Так бахвалились. Кое-кто хорошо жил. Они
не понимали, что скоро всему придет конец. А я чуял беду. Надо
мной только смеялись. Вот и пришлось идти на восток, а там
записываться в армию, стоящую у самой границы.
- Но ты предал тех, кому служил.
- Я никому не служил, кроме самого себя. Время было проклятое.
Каждый выживал как мог. Надо было или вцепиться в жизнь
