ОСЕНЬ ПРАВИЛЬНОГО ЦВЕТА
Панас Тарасович Кулибаба сидел в глубокой депрессивной задумчивости за огромным, как его прекрасная родина, столом из карпатского каштана. На столе, как, впрочем, и на его родине, не было ничего лишнего, что могло бы рассказать о нём, как о человеке, не радеющем о порядке или как-то могло намекнуть постороннему, хотя чужие по министерским кабинетам не ходят, о хозяине не с лучшей положительной стороны. Каждая вещь, деталь письменного набора находились на своём месте.
Причина его смятенного состояния крылась в визите любимой внученьки Горпине, отличнице, ученицы второго класса одной из лучших гимназий не только столицы, но и одной из крупных Европейских держав, в непрочный союз которых родина Панаса Тарасовича не то, что бежала, как заяц от волка, неслась вприпрыжку, в спешке, спотыкаясь, чуть не падая на ходу.
Горпиночка-перлиночка – так ласково обращался к внученьке Кулибаба – зашла к нему после занятий по своему обыкновению. Она всегда что-то приносила деду в подарок. Вот и в этот раз она поднесла любимому дедуле букет из опавших листьев. Составила она его из тускло-зелёных листьев каштана, золотисто-радостных клёна, ярко-оранжевых осины, ослепительно-красные листья рябины резали глаза мягкой агрессивностью бархатистого цвета. Отыскалось и несколько бледно-зелёных листочков, но то, подумал Панас Тарасович, внучка сделала специально, чтобы показать на конфликте цвета, что красота понятие неоднозначное, сокрыто в ней таинство философии и загадочности. Во внучке, сердцем чуял дед, рос и развивался понемногу будущий крупный народный мыслитель и державный кормчий, который поведёт корабль родины в нужном для неё фарватере.
Однако вместо привычных ласковых и добрых слов приветствий, вместо того, чтобы справиться, как делала это изо дня в день о здоровье дедушки, что полезного сделал этим утром для горячо любимой батькивщины, Горпиночка-перлиночка прямо с порога, не успела охрана за нею плотно закрыть тяжёлую пластиковую дверь – имитация под древесину полтавского дуба – строго по диагонали подошла к столу, положила аккуратно нервно подрагивающей рукой осенний букетик и, глядя серьёзно, очень серьёзно для своих лет на деда тёмно-волошковыми очами спросила, будто выстрелила из ружья в упор:
- Тебя ничего не настораживает?
(В домашней и приватной обстановке всегда они беседовали на москальской, прилюдно ненавидимой, как часто упоминали не без содрогания в СМИ, собачьей, но такой привычной мове.)
В её словах скрывался какой-то скрытый подтекст.
Панас Тарасович в первые минуты незаметно для себя съёжился, только иглы не выпустил, и задержал дыхание, обдумывая в ускоренном режиме ответ, но слов не находил.
- Шо молчишь, диду? – вопросом вновь вспорола внучка повисшее покрывало тишины. – Молчи-молчи, - назидательно произнесла она и добавила: - И я помолчу. Разом с тобой.
В горле деда от тона внучки запершило. Он быстренько собрался, взял себя в руки; на то он и руководитель государства, чтобы отражать любые удары, наносимые недругами и жизнью.
- И что же в нём неладно? – взгляд-указка остановился на букете.
Лицо внучки пошло пунцовыми пятнами.
- Ты разве не видишь? – в тоне Горпины появились странные нотки, но она прошла точку кипения и постепенно принимала прежнее уравновешенное внутреннее состояние. Гнев временный сменился на постоянную милость.
Панас Тарасович взял букет, перебрал, рассматривая каждый листик, думая, что может в этих полусухих и почти прелых листьях быть не так. Поди, пойми нынешнюю молодёжь, всё, что прежде было ясно и понятно, как стакан горелки со шматком сала, то им оно кажется нестандартным и глупым.
Подумав, он сказал, каким-то внутренним чутьём понимая, городит чушь:
- Листья.
- Листья, - эхом отозвалась внучка в просторном дедовом кабинете.
- Опавшие, - не зная, что придумать ещё, сказал он, желание выпить возникло спонтанно и укоренялось с каждой секундой.
- Опавшие, - повторила покорно за ним внучка.
Немного погодя закончил:
- Жёлтые.
В глазах любимой внученьки Горпиночки-перлиночки вспыхнули маленькие молнии; Кулибаба вдруг каким-то чувством понял, сказал не то, что от него ждали, и острая боль кольнула в сердце, в глазах внучки он прочитал, что для родины он потерян, но не совсем.
- В том-то и дело, диду любимый, - внучка будто выросла на его глазах. – Жёлтые!
Кулибаба пожал плечами.
- Обычное дело, зозулечка, обычное дело. Осенью все, ну, почти все листья желтеют. Закон природы такой. Человек что-либо изменить не в силах. Так-то! – Кулибаба похвалил себя мысленно за то, что почти дипломатично выкрутился из создавшейся ситуации.
Но не тут-то было!
Внучка внезапно топнула ножкой. От неожиданности у Панаса Тарасовича выпал букет из рук; листья золотым шёлком опустились у его ног. Он собрал букет, полный непонимания, что хочет внучка.
- Это подлая провокация, диду!
У Панаса Тарасовича побежали мурашки по коже; чья-то коварная подлая рука собрала на затылке волосы с первой сединой в тугую горсть. «Провокация! – с ужасом подумал он. – Кто провоцирует? Где эта вражина?!» Думать то он думал, но одновременно старался понять, что под провокацией подразумевала Горпина. Исходя из аксиомы конфликта поколений, под одним и тем же словом родители понимают одно, дети предполагают противоположное. Переварив всё это, он сказал спокойно, размеренно, будто читал предвыборную речь с высокой правительственной трибуны:
- Подозревал.
Горпина насмешливо фыркнула.
- Подозревал, - протянула она медленно; прошлась, пританцовывая перед дедом на носках туфлей; она занималась в балетной студии; новый бзик у патриотов новой волны. – Ты подозревал, диду! А я сразу догадалась!
«Господи! О чём она могла догадаться!» - взмолился про себя Кулибаба, но сказал иное:
- Надо же!
За своими танцами, обрадованная произведённым эффектом, внучка не заметила ноток лёгкой иронии в словах деда.
- Листья, диду, неправильного колеру! Вот так!
Панас Тарасович поперхнулся словом, готовым было сорваться с губ; сухо с трудом проглотил образовавшийся песочный ком невысказанных фраз.
- Повтори, кх-кх, что ты сказала.
- Не кхекай, диду!
- Прости, голубонька!
- Листья неправильного цвета!
Нервный кашель и икота прошли не скоро, не помогли даже инструменты скорой помощи, всегда находящиеся под рукой в баре – стакан минералки и рюмка горелки.
- Как это, неправильного? – переспросил Кулибаба. – Какой по-твоему колер листьев правильный?
Торжество триумфатора полыхнуло на лице Горпиночки-перлиночки. Она прошла к столу. Остановилась в метре. Медленно-медленно, будто силилась поднять неимоверно тяжёлый груз, подняла правую руку; пальцы сжаты, кроме указательного; он, словно перст Судьбы, указывал на государственный прапор, висящий на стене, расписанной национальными узорами.
Панас Тарасович развернулся в кресле, следя за направлением пальца; взгляд уперся в жёлто-синюю ткань прапора.
- Вот, диду, правильный цвет для осенних опавших листьев. Как и флаг, осень должна быть правильного незалежного цвета! Не мне тебя учить! Исправь ошибку, диду!
- Да как же, Гориночка, внученька моя любимая! – взмолился Кулибаба, понимая естеством правоту внучки. – Как я сделаю! Это же…
Но чёлн мысли внучки уже плыл в другой струе размышлений.
- Как, решать тебе, диду. Потрудись, чтобы завтра… Всё в твоих силах. Ну, ты понял, а я пошла домой. До побачення!
Что-то в поступке внучки демонстрировало, что она и так сказала слишком много, почти разжевала, вложила пережёванное в рот, осталось проглотить и переварить; чтобы ещё раз переспрашивать ни сил, ни желания не было.
Панас Тарасович сник.
Горпина ушла, оставив его перед поставленной задачей один на один.
Тяжко бремя государевой власти.
Час, два, три сидел он в кабинете и напряжённо думал, предупредил референта не беспокоить в ближайшее время, всем сообщать, что он думает, как любимый в детстве герой кинофильма. Вдруг его озарило, мол, что же это я сам-то всё стараюсь делать, и так взвалил на себя неподъёмную ношу власти и волоку тележку проблем на своём горбу один; а другие-то – дармоеды и прихлебалы –зачем существуют, соратники, сало им в зубы; все эти министры и заместители.
- Позову холопов, - проговорил он вслух и хлопнул по столу, - пусть попотеют, расстараются ради родины. Не всё время тянуть из неё, надо что-то и дать взамен.
Панас Тарасович снял трубку телефона и приказал пригласить к нему представителей силовых структур; когда референт поинтересовался, всех или по одному, Кулибаба сказал, мол, для особо одарённых повторяю, всех. И грохнул трубкой о стол.
Суета в кабинете улеглась быстро.
Вся королевская рать стояла перед ним. Выстроившись в шеренгу. Колоритная смесь из народных вышиванок и костюмов от заграничных портных бросалась дикой кошкой в глаза; осталось заправить наглаженные
